Королевская кровь-12. Часть 1

* * *

Тротт шагнул к Мастеру, присел рядом, поднося руку к губам. Четери дышал — тяжело, со свистом, — открыл глаза и посмотрел на Макса внимательным чистым взглядом. Губы его тронула улыбка.

— Я думал, так и отойду, пока вы там обнимаетесь, — прошептал он. — Подлатаешь меня, ученик? Не хочу пропустить самое веселье…

— Береги силы, — попросил Тротт, проводя над его спиной рукой. Сплошная гематома, содранная кожа, сломанные кости, поврежденный позвоночник. Макс снял с пояса флягу, полил на спину, смывая грязь, потому что силы дождя для этого не хватало. Отбросил. Ему в руку ткнулась еще одна — принцесса протягивала ему свою. Алина стояла напротив, бледная, со слезами на глазах, наблюдая, как смывается со спины грязь вперемешку с кровью — затем снова потянулась к ножу и полоснула себя по руке.

— Только попробуйте что-то сказать, — предупредила она, протягивая ладонь к Тротту.

Он покачал головой — и сделал несколько глотков, и пил ее кровь до тех пор, пока руки не затрясло от силы, и он снова не увидел их полупрозрачными. Коснулся тела дракона, увидев мельком, как Алина залечивает себе рану, — и то тоже подернулось дымкой, стало туманным, показывая все, что было сломано, отбито, треснуто и разорвано.

— Потерпи, Мастер, — попросил он. — Я отправлю тебя в сон, но тебе все равно будет больно.

Четери улыбнулся обескровленными губами.

— Боль — значит жизнь, — прошептал он. — Не трать силы, Мастер Фери научил нас отстраняться от боли. Я уйду в транс. Делай, что нужно, Макс. Успею поспать.

Он глубоко, размеренно задышал — Тротт видел, как замедляется измученное адреналином сердце, как холодеет тело, — и когда глаза Четери остекленели, и только медленное дыхание показывало, что он еще жив, Тротт проник ладонями в его тело и стал сращивать надорванную селезенку, убирая сгустки крови и составляя сосуды. Затем настал через смещенных и спрессованных позвонков… губы сушило, голова кружилось, а Тротт торопливо, стараясь не думать о том, насколько хватит его сил, правил истерзанного дракона.

Раздались шаги.

— Я принесла еще воды. Сбегала к реке под осколком, — раздался голос принцессы.

— Лейте, — просипел Тротт, отнимая руки от дракона.

Грязи на спине было еще очень много — и принцесса, вылив обе фляги, схватила еще одну у Чета и побежала куда-то меж золотых деревьев.

Мастер дышал так же ровно и размеренно, и глаза его по-прежнему смотрели в одну точку. Ни дрожи по телу, ни стона — Тротт желал бы такого самоконтроля.

Он прошел руками по голове — сотрясение, несколько рваных ран от камней — и залечил ее. Проверил вздувшуюся синяком шею, плечо… и выругался, обнаружив застрявшие несколько пуль. Видимо, дракона успели достать норы, высадившиеся на берег. Четери изумительно быстр — но он не бог, и уйти одновременно от пуль и десятков атакующих невидши почти невозможно.

Однако он продолжал бой с ранением, с которым другой бы свалился от слабости.

Тротт, чувствуя, как пульсирует внутри отданное принцессой тепло, вытаскивал пули, застрявшие в плечевой кости, залечивал, затягивал пулевые отверстия, останавливал кровь из крупных сосудов. Со спины все еще сочилась розово-красная сукровица.

Прибежала принцесса — и он снова подождал, пока она льет на спину, на ноги, показывая, куда сейчас нужно лить — и под топот ее ног продолжил лечение. Удалить врезавшийся в спину камень, приложить лоскут кожи, залечить, остановить кровь… убрать щепки, травинки, снова приложить, снова срастить… запустить регенерацию, когда под руками меж лоскутами образуется тонкая розовая кожа… и снова удалять камни и сращивать кожу, и снова, и снова… подождать, пока Алина выльет воду и не думать, что она речная, что с микроорганизмами и грязью — грязь на спине страшнее.

Это была долгая, изматывающая, тяжелая работа. За границей осколка закончился ливень, тучи ушли, открывая две луны на небе. Судя по дальней полосе света — поздний вечер. Тротт еще и половины не сделал, когда у него начало резать в глазах, а каждый приход принцессы он начал угадывать по дальнему теплу, которое приближалось к нему — и становилось легче.

— Постойте со мной, — попросил он хрипло, когда Четери оказался безукоризненно чист. Вода вокруг медленно испарялась туманными фонтанчиками. Алина остановилась за его плечом, не прикасаясь — но в глазах прояснилось, и стало отчетливо видно, где он пропустил микротрещину, где остался надорванный сосуд, а где все хорошо.

Сердце Мастера работало ровно, спокойно, уверенно.

Тротт долго еще складывал полосы кожи, заставлял ткань регенерировать, нарастать, ошметок за ошметком, чистил гематомы, вытаскивая крошечные кровяные сгустки из тканей, проверял позвоночник и ребра, нашел гематому в почке, вычистил и ее, срастил сосуды… кажется, он просил пить — и тогда губ Макса касалась фляга, и он делал несколько глотков теплой и удивительно вкусной воды, — просил подержать одну руку, другую — и принцесса тут же хватала Чета, приподнимая руки, чтобы Макс мог осмотреть подмышки и бока. Затем помогла перевернуть дракона на спину — он так и смотрел в одну точку застывшим взглядом и дышал размеренно, и зрачки его даже не реагировали на тень и свет.

Спереди Четери был цел — только на лице и рубахе ошметки хитиновых доспехов и слизи. И грязь.

— Все, — шепнул ему Тротт. Поднялся, пошатнувшись, покрутил головой.

— Все? — устало переспросила принцесса.

— Цел, — он попытался улыбнуться, но вряд ли вышло. — Цел. Теперь все зависит от того, сколько крови он потерял и как быстро сила Инлия в его жилах восстановит его. Его нужно устроить где-то в сухом месте…

— Может, вот в этом? — спросила принцесса, указывая ему за спину. Он оглянулся — и увидел большой, старый дом. Папоротник-дом, подсвеченный золотистым, такой же, как дома в долине тимавеш, но много, много больше и шире. Вокруг него росли кусты ягод, фруктовые деревья… были здесь и поваленные папоротники, под которыми росли грибы.

Тротт огляделся. Таких домов здесь было несколько — и меж них порхали птицы, верещали ночные ящеры. Где-то неподалеку он различил плеск родника — жаль, Алина не умеет еще слышать и ей пришлось бегать к воде. И все здесь было пропитано теплом и умиротворением, как будто дома у очага, как у матери в объятьях.

— Пойдет, — проговорил он. — Давайте попробуем его дотащить.

У его ног зашевелился дракон. Приподнял голову.

— Я сам добреду, — проговорил он, и только по чуть натреснутому голосу Макс понял, что Мастер все чувствовал — пусть не боль, пусть отголосок боли, но и этого хватило. — Только… помогите мне встать. Негоже входить в такой дом ползком…

Он тяжело оперся на плечо Макса, подтянул себя вверх, подобрав ноги. С усилием и помощью Алины встал. Постоял, приходя в себя.

— Я уже и забыл, каково это — испытывать слабость, — проговорил он сипло. — Спасибо, друзья.

Мастера отвели в дом — внутри он светился тем же мягким золотом, что все вокруг, и стояли по кругу лавки, и много там было утвари. Чета уложили на такую лавку — Алина слетала на второй этаж и притащила толстое плетеное одеяло, подушку, несколько цветных пледов. Нашла в одном из плетеных ларей одежду, разворошила в поисках вещей на крупного Чета, нашла что-то цветное, лоскутное… отвернулась, пока дракон с помощью Тротта снимал ошметки рубахи и штанов и надевал новые. Макс рассказывал, что случилось после того, как Мастер забежал за границу осколка.

— Сам заснешь? — поинтересовался Тротт, когда закончил разговор.

— Уже засыпаю, — серьезно ответил Четери, отнимая от губ поданую Алиной флягу. Глаза его действительно слипались. — Да и вам не мешало бы.

— Не помешало бы, — согласился Макс, глядя, как дракон уходит в глубокий сон. Еще раз провел над ним рукой, покачнулся, осознавая, как чудовищно устал. И направился на выход — ему нужно было прийти в себя, побыть в тишине.

Алина, доставшая из ларя какую-то рубаху, проводила его взглядом. Он вышел, но далеко не ушел — опустился на поваленный ствол рядом с домом, бессильно потер глаза, опустил голову.

Он был почти без сил и не хотел, чтобы Алина видела его таким.

Раздались тихие шаги. Принцесса подошла ближе, еще ближе. Остановилась почти вплотную, коснулась его плеч теплыми ладонями. Замерла и погладила по голове — раз, и два.

И такое от нее шло тепло и жалость, что Макс выдохнул, обнял ее за бедра и прижался лбом к ее животу — потому что здесь и сейчас вдруг перестало быть важным все остальное кроме нее и той трогательной силы, с которой она пыталась его, взрослого мужика, утешить и поддержать.