Королевская кровь-12. Часть 1

* * *

Алина покачала головой. Ей не было страшно — она была ошеломлена и оглушена тем, что происходило. И пусть она знала древнесеренитский с пяти лет, она даже под страхом пытки не вспомнила бы то, о чем он ее спрашивает.

— Deae arcus, — прошептал он. — Лук богини. За божественный изгиб, — он снова поцеловал ее, и она с наслаждением ответила ему — так вкусен он оказался, и такую дрожь вызывали касания его языка. Он скользнул ниже, по шее к выемке над ключицей. — Locus sericus, — продолжил он. — Место шелка.

— Я уже поняла, что вы отлично учились в университете, профессор, — прошептала она, откидывая голову — потому что целовал он со знанием дела, и борода щекотала и царапала ее кожу. Она чувствовала ладонями его кожу, рассеченную шрамами, ласкала его под крыльями — он вздрагивал, выдыхал тяжело, снова склонялся к ней.

— Макс, — напомнил он, спускаясь ниже, к груди. — Verteх teneritatis … вершина нежности… еще ее в стихах называли Masculina mors, мужская погибель… а это, — он коснулся языком пупка, — puteus desiderii, колодец желания…

Ей было и смешно, и горячо, и нежно — такой лорд Тротт… Макс, конечно же, Макс, был ей незнаком, и сам он улыбался, то и дело поглядывая на нее темными глазами, словно проверяя, не боится ли она снова, не хочет ли прекратить. Она сжимала его волосы, чувствуя, как от каждого касания по телу пробегает дрожь и оно становится все пластичнее, все горячее — и плещут по коже мягкие волны желания, все нарастая и грозясь захлестнуть ее с головой.

По правде говоря, сейчас бы она умерла, если бы он прекратил.

— А это, — он коснулся губами колен, и дыхание его стало прерывистым, — это… ma insania…

— Моя одержимость? — попыталась вспомнить Алина. — Как странно называли их серенитки…

— Серенитские поэты называли колени ianitores… привратники. Потому что они скрывают… locus mellis, — сипло прошептал он, разводя ее ноги и скользнул по колену губами ниже, по внутренней поверхности бедра. — Место меда.

Она вцепилась в его волосы до боли, выгибаясь, и с первыми же касаниями застонала, переживая сладчайшее в мире наслаждение — и слыша его стон. А когда он накрыл ее своим телом, первой потянулась к его губам, обхватила ногами его бедра — и лишь широко распахнула веки, выдыхая горячечно и сладко. Потому что не было никакой боли — только непривычное, тугое движение внутри, ощущение тяжелого тела сверху, дыхание с хриплым постаныванием, губы, обжигающие висок. И глаза, поплывшие и темные, которые поймали ее взгляд — и не отпускали уже, пока его движения не стали жестче и быстрее, а она не начала подрагивать, чувствуя, как стягивает ее напряжением — и не отпускает, вновь унося куда-то в эйфорию под ощущение того, как тоже дрожит его тело, и как хрипло, сдавленно он стонет, сжимая ее ладони до боли.

Солнце вызолотило и траву, и их двоих, сплетенных, неспособных оторваться друг от друга. И не было страху сейчас места в их сердцах.

— Да, — сказал Макс хрипло ей на ухо. Дыхание сбоило у них обоих. — Все между нами правильно, Алина.

Она облизала губы и поцеловала его в висок, гладя судорожно ходящую туда-сюда влажную спину и слыша, как частит его дыхание. Ее тело было легким-легким, и она не хотела ни двигаться, ни говорить. Но сказать было нужно.

— Обещай мне, — попросила она, так же с трудом переводя дыхание, — что если у тебя будет хотя бы малейшая возможность вернуться ко мне, ты это сделаешь. Я буду ждать тебя, Макс. Буду ждать на той стороне.

— Обещаю, — сказал он и провел губами по ее виску. — Ma insania. Моя любовь.

01/05/23 Добавлено: Друзья, заболела, пока дальше писать не могу