Ужасная госпожа

– Ты куда? Не смей уходить! – сразу же окликнула Иса.

– Я не хочу. Вы можете делать со мной что угодно, даже убить, но смотреть я не буду, – и Витор решительно вышел из душной конюшни, где, казалось, сама атмосфера была отравлена пороками и жестокостью графини, на свежий воздух. Чистый и прохладный, наполненный тонкими ароматами цветов.

Решительность и самоуправство Витора несколько удивили Ису. Еще ни у кого кроме глупышки Дуды не хватало смелости дать ей отпор, и никто не оставался после этого незнаказанным.

Все же Иса оставила его в покое. Силой вернуть не могла, а убивать было еще рано, но пообещала себе, что раб еще поплатится за свою наглость, а пока все ее внимание было приковано к двум девушкам на соломе. Уход Витора сделал неполным удовольствие от унижения грязной девчонки, но, кажется, Пурнима уже вошла во вкус, и Иса не могла отказать себе в подобном развлечении.

– Не заставляй себя ждать, – сладко пропела она, наблюдая за склонившейся над Пурнимой Дипали.  – Поцелуйтесь, – сверкая глазами, хрипло прошептала Иса.

Смуглые губы соединились, темные волосы смешались, грудь коснулась груди, коричневый сосок мгновенно затвердел, когда движимая инстинктами Пурнима слегка его ущипнула.

– Оставь ее. Сегодня будут ублажать тебя, – остановила служанку Иса. – Просто расслабься, а ты, потаскушка, целуй ее грудь, да смотри, аккуратно. Представь, что слизываешь капли росы с лепестков цветка.

Дипали послушалась и припала к полной груди, а Пурнима прикрыла глаза и томно прогнулась в спине, принимая незнакомые, но приятные ласки.

Иса же наблюдала, как поблескивает влажная и раскрасневшаяся кожа, мелькает острый кончик языка, два юных тела – округлое и угловатое – прижимаются теснее, слушала тихие вздохи и жадное причмокивание, и на полных, капризных губах играла алчная улыбка.

___________________________________

Пальцы то сплетались, то впивались в мягкую плоть, губы скользили по губам. Совсем разомлев, Пурнима выгнулась, отстранилась от губ партнерши и уперлась ей в плечи, толкая вниз.

Дипали вскинула голову и уставилась на подругу хмельным, непонимающим взглядом.

— Подчиняйся, — как плеткой, хлестнул по ней холодный голос госпожи.

Дипали вздрогнула и, повинуясь рукам Пратимы, спустилась ниже.

Стоны, срывающиеся с губ служанки, становились громче и звучали бы музыкой в ушах Исы, если бы не одно «но» — Витор ушел, и не на кого было выплеснуть нарастающее возбуждение.

Иса терялась и не знала к какому варианту склониться: остановить служанок и лишить их запретного,  и поэтому особенно желанного удовольствия, или же позволить им продолжить и, как изысканным вином, упиваться своей властью и их унижением.

Тем временем Дипали уже сама жадно стискивала пальцами полные бедра, сильнее вжималась в раскрасневшуюся плоть, тяжелое дыхание прерывалось стонами, а сама она извивалась и старалась задеть Пратиму темными напряженными сосками.

В такт  тяжелому дыханию служанок вздымалась выглядывающая из глубокого декольте прелестно-округлая грудь госпожи, холеные пальцы стискивали тяжелые складки платья, острый язычок нервно облизывал приоткрытые пухлые губы, а глаза, потеряв бархатную мягкость, лихорадочно блестели в пыльном полумраке.

Иса переминалась с ноги на ногу, пытаясь избавиться от тянущей боли внизу живота. Каждое движение гибких, как дикие кошки, девушек отзывалось новым, еще более сильным спазмом. Иса невольно осмотрелась, пытаясь найти исчезнувшего Витора, но того будто след простыл. Женская похоть разливалась под стропилами конюшни тягучими, сладковатыми волнами.

Иса прикоснулась к белому, будто лотос лбу, отрела мелкие бисеринки испарины, и уже сделала шаг, чтобы присоединиться к свившимся  будто две змеи девушкам, когда краем глаза заметила движение.

«Конюх!»

От предчувствия предстоящего удовольствия сладко заныло в груди, а между ног разливался влажный жар, но это была всего лишь Эдуарда, и она направлялась к строениям, где размещались слуги.

Иса нахмурилась. Появление наставницы на заднем дворе было тем страннее, что Дуда старалась лишний раз туда ступать, а сейчас шла сама.

Юная графиня с сожалением глянула на служанок — кажется, она пропускает все самое интересное, — но они, занятые друг другом, уже не обращали на нее внимания.

В больших, обманчиво-невинных глазах сверкнули победные огоньки. Иса и сама не понимала, почему стягивающий живот узел ослаб, а внутри приятным теплом растекалось удовлетворение, но мысль о том, что благодаря ей две невинные девушки познали прелесть однополой любви, разжигала в ней чувство превосходства, смешанное с торжествущим ликованием.

Сейчас же необходимо выяснить, что задумала Дуда.

Следуя за Дудой, Иса оказалась на заднем дворе, где у низкого столика на длинных топчанах, прячущихся в густой тени раскидистого дерева, за закусками и кувшинчиками кислого молока мужчины вели неспешные разговоры, а женщины, обслужив их, собрались на другой стороне двора яркой щебечущей стайкой.

Эдуарда замерла, не в силах сделать еще шаг и приблизиться к грязным дикарям, а Иса с беззвучностью тени шмыгнула за угол одной из хозяйственных построек.

— Эй! — Эдуарда наконец пересилила себя и махнула рукой, пытаясь привлечь внимание единственного из слуг, кого граф де Сильва, кроме нее конечно, привез с родины — Фуртадо, — но и он так загорел под беспощадным тропическим солнцем, что уже мало отличался от местных, и с такой же охотой ел местную, слишком острую для нежных желудков белого человека пищу, волочился за грязными распутницами, а когда хозяина не было дома, не брезговал и листьями бетеля*.

— Сеньорита Эдуарда, — слишком громко для трезвого, воскликнул Фуртадо, привлекая к вновьприбывшей внимание слуг. — Что привело вас сюда? Не боитесь испачкать туфельки?

Дуда посмотрела под ноги и скривилась — выплеснутая из кухни использованная вода давно впиталась в иссохшую землю, зато обрезки и огрызки валялись в избытке, уже начиная пованивать и привлекая рои мух. Сам же Фуртадо, в расстегнутой до пояса ливрее сидел с ногами на одном из топчанов, а туфли аккуратно стояли рядом на земле. Кто-то из собеседников, что-то сказал, на вязком, как остывшая овсянка, языке и все засмеялись. Громче и визгливей всех смеялись женщины. Они едва не падали от хохота на пыльную, лишенную какой-либо растительности землю.

Эдуарда не разобрала слов, но отчетливо поняла, что чернь смеется именно над ней, и разозлилась еще сильнее.

— У меня срочное письмо графу де Сильва, — выпрямившись и стараясь казаться более величественной, заявила она. — Подойди, чтобы смогла отдать, поскольку нога моя не ступит в это богомерзкое место.

Иса вся обратилась в слух, а слуги снова разразились громким смехом.

— И что же ты там пишешь, женщина?

Фуртадо с кряхтением спустил ноги с топчана, засунул их в туфли и отряхнул застрявшие в вышивке ливреи крошки.

— Это предназначено только для глаз графа. Он поручил мне сообщать обо всем, что происходит в доме, — надменно заявила Дуда.

—  На графиню, небось, доносишь, — усмехнулся Фуртадо в черные усы. — И то верно, чертовка, а не девка. Намается с ней герцог. Сам не заметит, как на герб к крепостям и щитам придется добавлять развесистые рога.

Иса ухмыльнулась. Именно так она и собиралась поступить — к титулу герцогини добавить пылкого любовника или не одного. Вот только бы приручить неуступчивого раба. Интуиция подсказывала, что его строптивость может перерасти в такую же неуемную страсть, что в последнее время сжигает и саму Ису.

— Не твое дело, — отрезала Дуда. — Уж тебя-то не касаются семейные дела графа. Вот, держи, — она сунула свернутый и запечатанный восковой печатью листок.

— Как сказать, — ухмыльнулся Фуртадо. — Может мой бастард станет герцогом. Я был бы не против. Девка-то в самом соку.

Если бы слуга видел, как побледнели и сжались губы той, о ком он говорил, то непременно раскаялся бы в своей сомнительной шутке, но он не видел и довольно засмеялся, поддерживаемый остальной прислугой.

Иса же, все еще оставаясь незамеченной, осматривала поочередно всех, кто посмел над ней насмехаться, и раздумывала над будущим наказанием.

Не успокоил Фуртада и сверкнувший взгляд Эдуарды.

— Нечего на меня зыркать. Сама знаешь, что за штучка твоя подопечная, — отсмеявшись, сказал он. — Давай сюда твое письмо.

— Когда оно будет отправлено?

— Сегодня уже поздно, — Фуртадо взглянул на стремительно темнеющее небо, почесал голый волосатый живот, потом опомнился и запахнул полы ливреи, одновременно заталкивая письмо в карман. — Завтра по утречку и отправлю. Раз тебе так горит.

— Хорошо, — Эдуарда отвернулась и раздраженно дернула носом, потому что поднявшийся к вечеру ветер обдувал ее волнами смрада. — Только не забудь. Это очень важное письмо.

— Будет исполнено, госпожа, — Фуртадо насмешливо поклонился и вернулся к сотрапезникам, а Дуда поспешила покинуть задний двор и вернуться в комнату Жуана. Возможно, более душную, но и более чистую.

Бесшумно отделившись от постройки, Иса легкими шагами пересекла ухоженную лужайку перед особняком и скрылась в прохладе продуваемого сквозняками дома.

Одним духом взлетев по лестнице, она заперлась в своих покоях и дожидалась, когда вернется Пурнима.

____________________________________

*Бетель — листья бетеля традиционно используются как тонизирующее средство. Их жуют вместе с гашёной известью и кусочками семян пальмы катеху.  Гашёная известь используется для того, чтобы сохранить активные вещества в форме свободного основания, позволяя им проникнуть в кровеносную систему сублингвально. Семена пальмы катеху содержат алкалоид ареколин, который стимулирует слюноотделение (слюна окрашивается в красный цвет) и сам является возбуждающим средством.

Хоть Иса и старалась сдерживаться, уговаривая себя, что до завтрашнего утра, когда письмо наставницы отправят отцу, еще прорва времени, но все равно не могла удержаться от того, чтобы не переставлять безделушки на туалетном столике. Холеная рука дрогнула, и дорогая изящная вещица — подсвечник из цветного стекла — со звоном, похожим на горестный всхлип, разбилась о плиты пола.

Не обращая внимания на искрящиеся осколки, Иса круто развернулась и подошла к темному провалу окна, из которого в комнату залетал и гладил шелковистыми прикосновениями  теплый ветер. Она с силой сжала подоконник и уставилась в темноту. Там, под покровом ночи, раб, ее раб, возможно засыпает в объятиях Дипали или какой-нибудь другой служанки. Их огрубевшие от работы руки подносят ему еду, воду с медом, облегчают боль в израненной спине, а она вынуждена томиться в душной комнате.

Но сейчас необходимо сосредоточиться на другом — важнее всего письмо Дуды. Только если завладеет им, Иса сможет и дальше развлекаться как пожелает, иначе отец вполне может заточить ее в монастырскую обитель. А этого юная графиня допустить не могла.

В теплом сумраке еле слышно скрипнула дверь, и  Иса порывисто обернулась.

В комнату медленно вплыла Пурнима. В помятом сари, растрепанная, в густых черных волосах застряли соломинки, а черные глаза затуманились хмельной поволокой.