Мой невыносимый телохранитель

21 глава

Я выбираю чердак — здесь мне безопаснее всего. В полумраке сижу, привалившись спиной к двери, снова, как в тот день, упираюсь лбом в колени и сама не знаю, чего жду.

Тимура? Отца? Чтобы меня все оставили в покое? Не знаю. Я просто жду.

Возможно, когда меня отпустит, когда больше не захочется плакать, страдать, мучиться от того, что отец решил показать себя настоящим козлом, я смогу выйти отсюда с гордо поднятой головой. Но пока папа так себя ведёт, пока считает, что может распоряжаться моей жизнью, словно я пупс из игрушечного отдела, не могу сдвинуться с места.

Да-да, я знаю, что о родителях нельзя так говорить — я знаю! Но и удержаться не могу, потому что папа показал и доказал, что его мало что волнует, кроме его репутации.

Роман с Тимуром, наверное, как-то ей повредит. Ну, или просто он никак не может смириться, что я уже выросла и сама вправе распоряжаться, кого любить и с кем спать.

— Элла, — тихий голос Тимура за дверью будоражит нервы, заставляет встрепенуться, выйти из оцепенения.

Тимур будто бы знает, чувствует, где я нахожусь. Уверен, что слышу его тихий зов.

Поднимаюсь, распахиваю дверь и оказываюсь лицом к лицу с Каировым — человеком, которого люблю больше жизни. Ради которого готова пожертвовать всем на свете. Даже упорядоченной жизнью рядом с отцом.

На Тимуре чистая майка, чистые светлые брюки, а от кожи пахнет свежестью. Волосы, влажные после душа, лежат на лбу красивыми угольно-чёрными завитками, а глаза кажутся ещё темнее. На чердаке мрачно, но я вижу Тимура так хорошо, словно вокруг белый день.

— Пойдём, — он ни о чём не спрашивает, лишь подхватывает меня на руки и выносит из пыльной комнаты под самой крышей.

— Я испачкаю тебя, — жалобно, потому что моя одежда действительно грязная, а от меня не очень хорошо пахнет.

Становится стыдно за себя, такую замарашку, но насмешливый взгляд Тимура из-под полуопущенных смоляных ресниц заставляет улыбнуться.

Ему действительно плевать: голая я или в шубе, грязная или пахну фиалками. Он просто делает то, что считает нужным: несёт меня в ванную.

Мечты сбываются, да? * * *

— Спи уже, — ворчит Тимур, обнимает меня руками, ногами, жаром своего тела окутывает, ароматом горячего тела, но у меня всё равно не получается заснуть.

У меня даже успокоиться не получается! Куда там, если столько мыслей в голове, и все они распирают меня изнутри, причиняют практически физическую боль?

— Папа… — произношу одно-единственное слово, которое занимает сейчас все мои мысли.

В нём слишком много личного, одного на двоих, и тихий вздох Тимура подтверждает мои мысли — его это тоже волнует. Впрочем, удивляться нечему.

Они же друзья, да?

— Ты знаешь, как мы с твоим отцом познакомились? — спрашивает и немного ослабляет объятия — ровно настолько, чтобы я могла видеть его глаза сейчас.

— Вы служили вместе, — вспоминаю то, о чём говорил отец.

— Правильно, — горько усмехается и наматывает на палец прядь моих волос. — Служили… он спас мою жизнь. Нас загнали в воронку, обступили со всех сторон. Свистели пули, рвались мины, горячий песок набился в глотку и ничего вокруг не видно. Тогда погибли почти все ребята, но твой отец вытащил меня из пекла этого, нашёл лазейку. Спас.

Тимур никогда так много не говорил и сейчас выдохся — замечаю это по сжатой напряжённой челюсти и пульсирующей жилке на шее.

— Ты поэтому согласился охранять меня?

— В том числе, — его плечи дёргаются, а взгляд теплеет. — Я должен ему свою жизнь, но между нами всё сложно. Твой отец непростой человек, с ним нелегко. Но ещё я не хотел, чтобы кто-то другой вертелся возле тебя.

— Экий ты ревнивец.

— Есть немного, — тихо смеётся, но смех обрывается на полувздохе. — Элла, он любит тебя, очень любит. Просто не умеет это по-человечески показывать.

— Я понимаю, веришь?

Глажу кончиками пальцев смуглую кожу на груди, впитываю тепло, заряжаюсь от Тимура энергией и перенимаю уверенное спокойствие, которым он будто бы светится изнутри.

— Поговоришь с ним? — шёпотом, и в голосе нет ни давления, ни нажима — лишь живой интерес.

— Постараюсь, если он перестанет перегибать палку.

— Он пока не перестанет. Ему время нужно.

— Зачем оно ему?

— Чтобы смириться с тем, что у нас всё серьёзно.

— А у нас серьёзно? — спрашиваю, с трудом моргая. Слишком хочется спать, я очень устала.

— Серьёзнее, чем с кем бы то ни было до тебя.