Я — его добыча

Глава 4

Так и не сочинив в пути разумную отговорку для мамы, я поднимаюсь в лифте на свой этаж и ловлю на себе странные взгляды. Также встречают меня и коллеги. Анна Баусова вообще проходит мимо и намеренно толкает плечом.

– Простите, – извиняюсь я.

– Сучка! – шипит она.

От удивления я икаю. За что? За репортаж? Но он был неделю назад, и провалилась наша прима по своей вине: нечего морду красить, когда форс-мажорная ситуация!  Оглядываюсь: люди, которые только что наблюдали за нашей стычкой, вытянув головы поверх перегородок, ныряют вниз. Мне даже слышится ядовитый шёпот за спиной, а когда поворачиваюсь, все резко замолкают.

– Что случилось? – спрашиваю приятельницу Машу Макарову, которая сидит за соседним столом и сейчас разглядывает в зеркальце свои ресницы.

– Ну, ты, Лизка, даёшь! Всего неделю отсутствовала, а какой из-за тебя переполох!

– Я не гуляла, – огрызаюсь и приказываю: – Господи! Говори уже внятно. Что тут происходит?

– Ой, вот только не притворяйся, что ничего не знаешь! – Машка обиженно поджимает губы. – Ещё и подругой меня считаешь.

– Селезнёва, к боссу!

Рядом появляется секретарша Сан Саныча, Вера. Бог наградил ее роскошными волосами, видимо, компенсировав нескладную тощую фигуру и  злобный характер. Посмотрев на меня, она презрительно кривит губы и, взмахнув длинным хвостом, уходит. Даже ее напряженная спина выражает презрение и недовольство. Ещё бы! Какая-то бывшая студентка без роду и племени вдруг стала нужна  ее драгоценному боссу.

Здравствуйте, приехали! Что тут произошло за мое отсутствие?

Сан Саныч, заметив меня в дверях, выскакивает из-за стола и предлагает сесть в кресло. Это что-то новенькое. Раньше я дальше двери и шага не ступала. Босс – любезность и предупредительность, что ещё более странно. Обычно стажёры для него нечто вроде мошкары: имеются как биологический вид в природе, но все время хочется прихлопнуть.

– Вы меня звали?

– Да, да, Селезнёва! Елизавета... как там тебя по батюшке? Пусть земля ему будет пухом!

Эти слова коробят меня, даже передергиваю плечами от отвращения. Так и хочется выдать какую-нибудь грубость, еле сдерживаюсь.

– Елизавета Васильевна. Только можно, я первая скажу?

– Ну, если тебе так хочется, – жуёт губами босс. Он у нас крупный, лысоватый, но при пышных усах, которые, когда нервничает, начинает прикусывать.

– Я увольняюсь, – босс дергается, словно от разряда тока, потому торопливо продолжаю: – Папа умер, мама едва стоит на ногах от горя. Теперь я кормилец семьи. Тележурналистика – это моя мечта, но, увы, пока недостижимая. Я обязательно вернусь к вам через пару лет.

Не могу сдержать слез. Они постоянно просятся наружу. Даже не думала, что так тяжело будет сказать эти слова.

– А зачем через пару лет! – босс взмахивает пухлыми ручками. – Исполняй свою мечту прямо сейчас.

– Но у стажёра слишком маленький оклад. Нам с мамой на него не прожить, – теряюсь я от напора начальника.

– Селезнёва, ты зачислена в штат в качестве ведущей ток-шоу.

– Что? Кто? Я? Но... почему?

Слова сами вылетают изо рта, от растерянности я их не контролирую.

– Все очень просто. Твой репортаж понравился руководству канала. Плюс за тебя поручился великий человек! Ну, и связи у тебя, Селезнёва!

– К-какой человек?

– Ой, только не прикидывайся невинной овечкой! Об этом вся телестанция говорит.

– О чем говорит? – тупо повторяю за боссом.

– О том, что Арсен Тавади, чтобы понравиться куколке-журналистке, послал к горящему дому вертолёт.

Шок! Вот теперь я понимаю, что значит это слово.

Поражённая, я открываю и захлопываю рот, не в силах что-то сказать. Пожар. Вертолёт. Спасение людей. Но причём тут я?

– Н-но...

– Шустрая ты, Селезнёва! Какого мужика отхватила! Иди уже! Первое интервью у тебя завтра в прямом эфире. Наша сценаристка подготовила вопросы. Отправляйся к ней.

– Но...

– Вот заладила! Никаких «но»! И попробуй мне только сорвать программу.

Я выхожу от Сан Саныча на ватных ногах. Что это? Как получилось, что совершенно посторонний человек ворвался в мою жизнь и перевернул ее с ног на голову? Я для него кто? Марионетка? Безмозглая кукла? Тупица, с которой можно не советоваться?

Хватаю сумочку и несусь к выходу. Дорогу преграждает Вера.

– Куда собралась? Совещание у сценаристов. Тебя ждут. Или ты теперь особая  персона?

– Не говорите ерунды! Я сейчас!

Вылетаю из офиса и бегом в туалет в надежде, что хотя бы там нет свободных ушей и глаз. Осматриваю все кабинки и закрываю дверь на защелку. Набираю маме. Она отвечает не сразу, наверное, спит, но я от нетерпения просто прыгаю на месте, так меня переполняет злость и негодование. Наконец слышу в трубке щелчок и сонный голос:

– Да?

– Мама, продиктуй мне номер телефона с визитки.

– Зачем? Я уже пригласила Арсена Николаевича. Он любезно согласился прийти на ужин.

Голос мамы звучит бодрее, и мне становится легче.

– Мамочка, я хочу обсудить с ним один вопрос.

Мама долго копается, я слышу в трубке шорохи и скрипы, потом диктует мне номер. Набираю сразу, чтобы не передумать.

– Слушаю вас, – мгновенно узнаю мягкий, кошачий баритон.

– Арсен Николаевич, это Лиза.

– Очень рад, Лиза. Я уже получил приглашение от вашей мамы. С удовольствием приду на ужин.

– Арсен Николаевич, я по другому вопросу. Зачем вы позвонили моему начальству и поставили меня в неловкое положение? Я очень благодарна вам за помощь после смерти папы, но на этом наши пути расходятся. Простите за грубость, но я сама хочу добиться высот в профессии.

– Лиза, зачем вы так. Я же из лучших побуждений. Вам с мамой сейчас трудно, да и мне доброе дело на том свете зачтется, – шутит Тавади.

Однако у меня от его юмора мороз по коже. Так и кажется, что сейчас, в этот момент, я стою на поляне зыбучих песков и проваливаюсь по щиколотку, нет, уже по колено.

– Я вас предупредила!

– Лиза, вы  меня расстраиваете, а заодно и своё начальство. Передо мной на столе лежит отчёт с готовым сценарием. Завтра у нас встреча. Первое интервью вы будете брать у меня.

С досады я отключаюсь, не попрощавшись, и чувствую себя загнанной в ловушку. Откажусь от заманчивого предложения – расстрою планы канала. Тогда путь в эту индустрию будет для меня закрыт навсегда. Соглашусь – поставлю крест на свободе и личной жизни, стану марионеткой в умелых руках.

– А-а-а! – изо всей силы бью кулаком по перегородке между кабинками и взвизгиваю от боли. – Папа, что делать? Помоги!

Дверь содрогается от стука.

– Что случилось! Немедленно откройте!

– Сейчас, – кусаю губы, чтобы опять не закричать в голос.

Держу под ледяной водой опухающие пальцы и часто-часто дышу: вдох-выдох, вдох-выдох.

За дверью стоят уборщица и охранник. Они внимательно смотрят на меня.

– Ты что там делала? Почему кричала? – набрасывается на меня женщина в униформе.

– Простите, запор. Долго не могла сходить в туалет.

– И как? – усмехается секьюрити. – Удалось облегчиться?

Киваю,  иду в офис, а оттуда на совещание в кабинет сценаристов. Концепт передачи, чтение сценария, обсуждение деталей на какое-то время переключают мое сознание. Я даже увлекаюсь процессом, но, вернувшись к своему столу с папкой в руках, опять погружаюсь в размышления. Вопрос: «Быть или не быть?» – для меня сейчас не менее актуален, чем для шекспировского Гамлета.

– Ты чего такая мрачная? – спрашивает Маша, потягиваясь. – Устала. Опять эта противная Баусова загрузила работой.

– Будешь тут мрачной! Пойдём, выпьем кофе. Нужно привести мозги в порядок.

Неожиданно я все рассказываю Машке. Она внимательно слушает, иногда вскрикивает от удивления, но больше кивает.

– Н-да, история! – вздыхает она, когда я замолкаю. – И что теперь будешь делать?

– Не знаю.

– А ты успокойся и хорошенько подумай. Олигархи на дороге не валяются, а этот Тавади в первой  десятке русского «Форбс», я погуглила. Он тебе широкую трассу построит, ещё и красной ковровой дорожкой выложит. Будешь в мехах и брюликах купаться, во дворцах жить, на роскошных авто разъезжать. Не жизнь, а сказка.

– А ты понимаешь, чем я буду расплачиваться за эту сказку?

– Ой, вот только не строй из себя недотрогу! Я же тебя не на панель отправляю. Место между ног не сотрется, если пару раз мужику дашь!

– Знаешь..., – от возмущения я чуть не захлебываюсь кофе. – От тебя я не ожидала такого!

– Лиза, включи мозги! К тебе удача сама плывет и хвостиком виляет, а ты ее ногами отталкиваешь.

Отчасти Машка была права, но согласиться на контакт с совершенно незнакомым человеком старше себя я не могу.

 Домой еду, словно на Голгофу* взбираюсь. Так и кажется, что вот-вот наступит конец моей жизни и свободе. У подъезда замечаю знакомую машину и поворачиваю обратно к проспекту. Уже скрываюсь в арке, как кто-то хватает меня сзади.

– Елизавета Васильевна, вы куда?

Резко сбрасываю чужие руки и отпрыгиваю в сторону. Поворачиваюсь: на меня в упор смотрит водитель Тавади. Его серые глаза как всегда серьёзны, суровый рот плотно сжат, покрытые легкой щетиной щеки провалились и кажутся темными пятнами на загорелом лице. Красивый парень, но холуй, готов на все, чтобы выполнить указание хозяина.

– Не твоё дело! Забирай босса и увози!

– Вы же понимаете, что он так просто не оставит вас в покое, – говорит тихо Кирилл, и тень ложится на его лицо.

– А что он мне сделает?

– Не подумайте о плохом. Арсен Николаевич такой человек: видит цель и идёт к ней.

– Значит, об меня обломает зубы.

– Вы так думаете?

Я вскидываю брови: этот прислужник надо мной смеётся? Но глаза водителя по-прежнему серьёзны. Кажется, в них навечно поселилась печаль.

– Конечно!

– Ошибаетесь! Я не вещь! Меня нельзя купить подарками и сломить насильно.

Что-то странное мелькает в глазах Кирилла. Что-то такое, что не поддаётся определению, но вселенская печаль его взгляда перетекает ко мне в душу, тяжестью ложится на плечи и пригибает их к земле.

– Я вас провожу, – говорит он и берет меня под локоть. – Вашей маме будет неуютно одной в компании незнакомца.

Черт! Мама! Печаль теперь разрывает сердце. Я совсем забыла о самом близком человеке.

– Я сама.

Выдергиваю руку и шагаю к подъезду. Открываю дверь своим ключом и вдруг слышу тихий смех. От удивления на минуту забываю о закрытом платком зеркале в прихожей, о портрете отца в чёрной рамке, о недавних похоронах и о маме, которая ещё утром была бродячим покойником.

– Лиза, мой руки и иди к нам, – зовёт мама.

Я медленно вхожу в кухню и останавливаюсь в дверном проеме. Арсен Николаевич сидит на папином месте. Перед ним лежат столовые приборы. Вот он поднимает глаза, и я тону в их непроницаемой черноте, как в сгустке нефти.

– Здравствуйте, – бурчу под нос и пристраиваюсь с краю стола.

– Э, нет, дочка! Плохая примета! Семь лет замуж не выйдешь, – смеётся мама. – Садись рядом с Арсеном.

С Арсеном? Колокольчик предостережения набатом звенит в голове. Когда этот мужчина стал маме просто Арсеном? Что за новости? Хотя... они, наверное, ровесники, могут общаться без политесов.

– Ничего, – огрызаюсь я. – Мне только двадцать один год. Как раз будет время построить карьеру.