Подводная лодка (The Boat)

Вторая атака (Second Attack)

Луна стала еще белее и ярче. Небо, окружавшее ее резко очерченный диск, было ясным, но от горизонта приближалось облако, как авангард целой армии.

Я смотрел только на это облако. Оно достаточно быстро увеличивалось какое-то время, затем его рост замедлился и почти прекратился. Что еще хуже, оно стало расползаться и распадаться. Наконец, оно растворилось без остатка.

Мичман прошипел ругательство.

Следующее облако показало признаки того, что оно собирается оторваться от горизонта. Оно было плотнее и толще, чем первое. Ветер слегка подталкивал его в сторону, как раз в ту, что нам было нужно. Никто теперь не ругался, как будто бы ругательства могли его оскорбить.

Я отвел взгляд от облака и снова всмотрелся в горизонт. Выбрав в бинокле отдельный транспорт, я мог ясно разглядеть его полубак, надстройку и мостик и рубки на корме.

Командир говорил старшему помощнику о своих намерениях. «Я планирую приблизиться и немедленно стрелять. После торпедной атаки, сразу поверну на левый борт. Если это облако нам поможет, то мы скроемся как раз в нем».

Старший помощник передал требуемые распоряжения на калькулятор, с которым работал один человек в боевой рубке, и все вычисления дублировались на другом калькуляторе в центральном посту.

«Приготовить торпедные аппараты с 1 по 4 к надводной стрельбе».

Все четыре носовых торпедных аппарата были заполнены водой.

Носовой отсек доложил по переговорной трубе: «Торпедные аппараты с 1 по 4 к надводной стрельбе готовы».

«Расчетчикам следить за главным прицелом», — приказал старший помощник. «Стрельба торпедами с мостика».

С его губ легко слетали слова команд. Его домашние уроки вознаграждались. По крайней мере, он мог заучивать наизусть.

Старшина, обслуживавший вычислитель в боевой рубке, подтверждал каждый поступающий приказ.

Командир вел себя так, будто разговор не имел к нему никакого отношения. Только напряженность его позы выдавала, сколь напряженно он слушает.

Старший помощник старшине в боевой рубке: «Угол носовой три-ноль влево — дистанция три тысячи метров — скорость торпеды три-ноль — глубина три метра — следите за пеленгом».

Старшему помощнику не стоило беспокоиться о правильном угле опережения. Он рассчитывался калькулятором, который сейчас был напрямую связан с гирокомпасом и главным прицелом на мостике, и он направлял необходимую информацию прямо в торпеды. Их механизм автоматически отслеживал курсы и оценивал ситуацию, потому что каждое изменение курса и пеленга передавалось к ним в форме сигналов коррекции курса. Все, что надо было делать старшему помощнику — это удерживать цель в подсвеченном перекрестии окуляров бинокля, установленного сверху главного прицела.

Он наклонился над прицелом. «Приготовиться к сверке пеленга — начали!»

«Сейчас или никогда», — пробормотал Командир. Он еще раз взглянул на луну. Второе облако полностью остановилось, как аэростат заграждения, достигший предопределенной высоты. Оно плавало на расстоянии в три пальца под луной и отказывалось шевелиться.

«Проклятая штука!» Мичман погрозил кулаком в небо — взрыв эмоций, который несказанно удивил меня. Это был невозмутимый Крихбаум? Но у меня не было времени посмаковать свое удивление. Командир резко повернулся и быстро выдал серию приказов: «Обе машины полный вперед. Руль на левый борт. Атакуем. Открыть крышки торпедных аппаратов».

Приказы были отрепетованы хриплыми голосами внизу. Нос нашей подлодки уже начал пересекать горизонт в поисках своей смутно видимой добычи.

«Руль прямо — одерживай — курс ноль-девять-ноль!» Теперь мы мчались прямо на темные тени, которые вырастали с каждым мгновением.

Наш нос взрывал серебряную кожу моря, как плуг, отбрасывая в стороны светящиеся пласты жидкости. Носовая волна поднялась и сверкала мириадами точек света, а носовая часть корпуса поднялась выше из воды. Брызги залетали на мостик. Двигатели вызывали внятную дрожь в корпусе.

«Определить цели», — произнес Командир.

Старший помощник склонился над своим прицелом.

«Мы возьмем те две, которые перекрывают друг друга. Видишь, те, что я имел в виду — три, слева от одиночного транспорта? Двойной выстрел по тому, что крупнее, одиночные по другим. Для двойного выстрела целься по переднему краю мостика и как раз под главную мачту».

Я стоял совсем близко за Командиром. Его слегка опущенная голова выдавалась в сторону целей. Мой пульс резко забился. Мысли вертелись волчком. Гром бешено вращающихся двигателей, тени впереди, серебристое море, луна, стремительное движение по поверхности… Мы же подводная лодка, не надводный корабль!

Старший помощник удерживал цель в окуляре прицела. Опустив голову, он передавал пеленги резким деловым голосом. Его правая рука уже ухватилась за спусковой рычаг торпедной стрельбы.

«Торпедные аппараты 1 и 2, приготовиться — пеленг ноль-шесть-пять — следить за пеленгом».

«Пеленг?»

«Пеленг ноль-семь-ноль… ноль-восемь-ноль».

Голос Командира: «Аппараты 1 и 2, стрельба по готовности».

Несколько мгновений спустя старший помощник доложил: «Торпедные аппараты 1 и 2 выстрел произвели».

Я напряг все свои чувства, но не смог определить ничего — никаких звуков, никакого толчка. U-A стремилась вперед, все ближе к транспортам.

«Они нас не обнаружили!»

«Приготовиться торпедный аппарат 3».

«Торпедный аппарат 3 выстрел произвел».

«Руль лево десять», — приказал Командир.

И снова нос лодки в поисках цели повернулся в сторону цепочки судов.

«Приготовиться торпедный аппарат 4», — услышал я слова старшего помощника. Он подождал, пока следующая цель сама не вползет в перекрестие прицела. «Аппарат 4… пли!»

Как раз в этот момент я заметил длинную тень рядом с судном-целью — слегка бледнее, чем остальные, вероятно выкрашена защитной шаровой краской.

«Руль лево на борт! Приготовить к стрельбе кормовой аппарат!» Это был голос Командира. При повороте U-A неуклюже накренилась. Процессия теней переместилась на правый борт.

Мичман доложил: «Корабль поворачивает к нам!»

Наша корма указывала на бледную тень, а она стала совсем узкой, пока я за ней наблюдал. Я даже мог разглядеть белую бахрому носовой волны.

«Торпедный аппарат 5 — пли! Руль на правый борт» — выкрикнул Командир. Подлодка едва только начала поворачивать, как оранжевый язык пламени прорезал мрак и сразу же за ним последовал другой. Огромный кулак толкнул меня под колени. Было слышно резкое шипение, которое как будто приковало меня к одному месту.

«Мерзавцы стреляют — БОЕВАЯ ТРЕВОГА!» — проревел Командир.

Я бросился к люку и сиганул вниз. В мои плечи ударились морские ботинки. Я отпрыгнул в сторону и вжался в стол для карт, сложившись от боли вдвое. Кто-то прокатился по палубе передо мной.

«Срочное погружение!» — прокричал Командир, и спустя мгновение: «Руль на правый борт!» Водопад морской воды предшествовал ему, когда он скатывался по трапу. Высокая скорость помогла увеличить наш дифферент на нос, но он все же скомандовал всем бежать в носовой отсек.

«Это было чертовски хорошо», — задыхаясь, выговорил он, ударившись ногами о палубу.

С довольно большим трудом я догадался, что этот комплимент относился к работе британских артиллеристов. Через центральный пост с грохотом неслись матросы, посверкивая белками глаз. Все начало соскальзывать со своих мест. Кожаные куртки и бинокли, висевшие по обеим сторонам прохода, существенно отклонились от переборок.

Стрелка глубиномера быстро вращалась, пока Стармех не выровнял лодку. Куртки и бинокли медленно снова прислонились к переборке: мы снова были в горизонтальном положении.

Я попытался поймать взгляд Командира, но мне это не удалось. Моя реакция на искусную стрельбу неприятеля была не столь профессиональной, как его. Неожиданно до меня дошло, что наши торпеды все еще идут к цели.

«Это был эсминец», — сказал Командир. «Я так и думал». Его голос был почти без дыхания. Я видел, как его грудь вздымалась и опадала.

Он оглядел нас, как будто бы чтобы удостовериться, что все на месте. «Скоро начнется», — сказал он вполголоса.

Эсминец — быстро уменьшавшаяся дистанция! Командир наверняка знал все это время, что более бледная тень не была транспортом. Британские эсминцы, как и наши, окрашивались в серый цвет.

Эсминец, несущийся прямо на наше место погружения. Да, скоро начнется.

«Девяносто метров — потихоньку», — произнес Командир.

Стармех приглушенным голосом повторил его приказ. Он устроился позади горизонтальных рулевых и неотрывно смотрел на глубиномер.

Кто-то прошептал: «Теперь нам достанется на орехи!»

Мне хотелось стать невесомым, сделать себя маленьким, спрятаться в панцирь, как черепаха.

Торпеды! Неужели они все промазали? Возможно ли такое? Четыре выстрела носовыми — один двойной и два одиночных — и затем еще из кормового, когда мы отвернули. Нет сомнений, рыбка из 5-го аппарата была нацелена неточно, но как же остальные? Почему нет взрывов?

Голова Стармеха наклонилась еще ближе к круглому глазу главного глубиномера. На лбу его выступил пот, как капли росы. Я мог видеть, как отдельные капли собирались и скатывались по его лицу, оставляя влажные дорожки, похожие на следы улитки. Он нервозно вытер бровь тыльной стороной правой руки.

Следы улитки… Мы сами едва двигались. Они будут у нас над головой в любой момент. Что случилось? Почему нет взрывов?

Мы все стояли ссутулившись и безмолвно — лемуры, облаченные в кожу. Стрелка глубиномера сдвинулась еще на десять мелких делений.

Я пытался думать хладнокровно. Сколько времени прошло с нашего погружения? Какая скорость у эсминца? Промазали — все промазали. Чертовы торпеды! Обычная проблема — саботаж. Что же еще может быть? Пять неисправных торпед, и в любой момент британцы начнут надирать нам задницу. Наверняка Старик свихнулся. Все это больше походило на атаку торпедного катера. Пригнули голову и пошли вперед, скользя по поверхности воды. Они все наверняка просто глаза вылупили на такую картину! Сначала он действовал так хладнокровно, а затем это… Сколько метров была дистанция? Сколько секунд нужно эсминцу, чтобы достичь нас на максимальных оборотах машин? Эти сумбурные команды на руль! Старик погрузился с рулем, положенным на борт — это просто необычно. Что бы это значило? Затем я догадался: противник видел наш правый борт, когда мы погружались. Это был блеф со стороны Старика. Я надеялся, что его противник не был столь же хитроумен.

Командир оперся бедром на стол для карт. Все, что я мог видеть — это его согнутая спина и грязную белую фуражку над поднятым воротником кожаной куртки.

Глаза мичмана были почти закрыты. Щелки между его век можно было бы изобразить на дереве одним движением острого гравировального резца. Его губы были поджаты и закушены между зубов. Одна рука крепко держалась за перископ. Лишь в двух шагах от него лицо старшины центрального поста белело в полутьме смазанным пятном.

Тишина была нарушена приглушенным звуком взрыва, как будто ударили по слабо натянутой коже барабана.