Объект контроля

Беспокоиться о здоровье главаря из пришлых у меня нет никаких причин, и в лоб здоровенному мужику прилетает тяжелый стальной шарик трех с половиной сантиметров в диаметре. Хорошо так прилетает, от всей широты моей оскорбленной подлым нападением души. Заказчик бросается в сторону. Он хорошо знает на собственном опыте, чем именно только что снесло с ног нанятого им бандита. Добивается он этим лишь того, что такой же шарик прилетает ему не в лоб, а в затылок. Разница в силе броска. Этого урода я убивать не собираюсь, мне здесь ещё жить. Вешать на себя труп односельчанина, причем далеко не последнего в местной иерархии, я не хочу.

Единственный оставшийся на ногах грабитель оказывается далеко не трусом. Он понимает, что их затея с треском провалилась, и всё пошло совсем не так, как планировалось. С другой стороны, если ему удастся меня уделать, делиться добычей уже ни с кем не придется. К тому же я нахожусь к нему спиной, и его это, несомненно, обнадеживает.

Чувство опасности проявляет себя чуть ли не физической болью, причем в конкретном месте — между лопаток. Судя по всему, именно на этой точке моего тела сейчас сосредоточено всё внимание врага, и я догадываюсь, почему это так. Плюхаться мордой в грязь — не самое приятное занятие, но за сегодняшний вечер я делаю это уже второй раз. Метательный нож, который по замыслу врага должен был засесть в моем позвоночнике, тусклым проблеском улетает в темноту. Вот только этот нож у бандита наверняка не единственный. Я бросаюсь в сторону, но вновь появившаяся на небе Луна на этот раз играет против меня. Противник успевает заметить, куда я переместился.

Положение не из приятных. Я лежу в канаве со скользкими стенками, покрытыми мокрой травой, а мой враг сейчас стоит где-то на дороге с зажатым в руке готовым к броску ножом, причем опыт в этом деле у него, похоже, немалый. У меня тоже есть нож, но метать его я умею весьма посредственно, да и не для этого он предназначен. Форма не та, и центр тяжести слегка смещен к рукояти.

Противник рядом. Нож в меня он бросал метров с семи и однозначно попал бы, не упади я на землю. Тянуть время нельзя. Если враг застанет меня лежащим в грязи, я окажусь в безнадежном положении. Вскакиваю и прыжком с перекатом ухожу в бурьян за канавой. Спасает только ночь. Днем я уже был бы трупом, но бросать нож на звук по неясной цели грабитель не рискует. Он хочет сократить дистанцию, чтобы действовать наверняка. Про то, чем я приложил их главаря, бандит, похоже, не знает.

Поднимаюсь на ноги, одновременно доставая нож и перекладывая его в левую руку. Когда я разворачиваюсь к дороге, в правой руке у меня уже зажат последний металлический шарик. Его тяжесть вселяет уверенность, которой мне сейчас очень не хватает. В неверном свете Луны детали смазываются, но врага я вижу достаточно неплохо. В отличие от главаря, он не слишком крупный. Такие часто бывают гибкими и быстрыми. В бандитской среде они берут не силой, а умением обращаться с дистанционным оружием. Практически мой случай.

Нас разделяет около десяти метров, и находимся мы по разные стороны канавы. Он стоит на дороге, а я в высокой траве, доходящей мне до пояса. Уклоняться от бросков ему будет проще. Вот только дистанция великовата, и бандит не спешит. Он тоже видит в моей руке нож, и не знает, насколько хорошо я умею с ним обращаться. То, что он остался один, заставляет его предполагать худшее. Ещё больше напрягает его то, что оружие я держу в левой руке. Левша — всегда неудобный противник. Шарика, зажатого в моем правом кулаке, противник не видит.

— Уходи, ты мне не нужен, — говорю я пришлому бандиту просто чтобы его отвлечь.

Я вижу, что он не отступит. Как врага, он меня уважает, но считает себя в силах со мной справиться. Слишком уж богатая добыча на кону, чтобы такой, как он, отступил.

— Подойди поближе, поговорим, — негромко отвечает грабитель, поигрывая ножом. Я вижу, что метнуть его он готов в любую секунду и из любого положения. И я совсем не уверен, что смогу уклониться, даже если бросок он совершит с разделяющих нас десяти метров.

— Что, охотник, страшно? — словно прочитав мои мысли, спрашивает бандит, и мне кажется, что во тьме, лежащей на его лице, я угадываю злую усмешку. — Не бойся, больно не будет, быстро умрешь.

Ещё продолжая говорить, он делает короткий, почти незаметный шаг ко мне, и я понимаю, что через мгновение последует бросок. И тут меня снова бросает в режим обостренного восприятия. Ждать больше нельзя, и я практически на автомате делаю то, что задумал, когда брал нож именно в левую руку.

Охотничий нож, совершенно не предназначенный для метания, да ещё и брошенный левой рукой, сильно, но неуклюже летит в цель, вызывая у врага невольное удивление. Тем не менее он отвлекается и задерживает свой бросок, начиная небрежно уклоняться. Лунный свет падает на его лицо, высвечивая презрительную гримасу, в которой отражается целая гамма чувств. Мой противник уже считает себя победителем, ведь я теперь безоружен, и приятным бонусом к богатой добыче для него станет возможность насладиться моим страхом.

Металлический шарик, запущенный моей правой рукой, летит в цель заметно быстрее ножа. Бандит успевает понять, что что-то не так и выражение злобной радости на его лице превращается в дикий оскал. Начав уклоняться от ножа, он уже не может быстро отреагировать на новую угрозу, и почти сто восемьдесят граммов стали с силой бьют его в переносицу.

Я бросаюсь вперед, понимая, что если дать врагу прийти в себя, можно нарваться на очень неприятные последствия. Вот только мои опасения напрасны. В темноте я просто не сразу оцениваю последствия попадания. Голова бандита резко дергается назад. Он отступает на пару шагов и метательный нож выпадает из его руки. Сам грабитель неловко заваливается на бок и падает в дорожную грязь.

Что интересно, за всё время нашей схватки на улице так никто и не появился. Если кто-то что-то и слышал, жители деревни предпочли тихо отсидеться по домам. Впрочем, сейчас это даже к лучшему. Обхожу лежащих на дороге и в кустах грабителей. Пращник и арбалетчик мертвы. Главарь в полной отключке и очень плох. Лоб у него, конечно, крепкий, но почти двести граммов стали он поймал им с короткой дистанции со всеми вытекающими последствиями. Последний бандит имеет шансы выжить, но пролежит без сознания еще долго.

Заказчик, а это не кто иной, как младший сын кузнеца, тоже в сознание пока не пришел, и какое-то время еще будет смирно лежать в дорожной грязи. На всякий случай вяжу ему и последнему бандиту руки и ноги ремнями, снятыми с остальных, подбираю рюкзак и бегом возвращаюсь на главную дорогу. В кои-то веки милицейский патруль оказывается в нужное время и в нужном месте очень вовремя выходя мне навстречу. Двое рядовых с ружьями и старший с револьвером.

— Вот вы-то мне и нужны! — сходу подкатываю к милиционерам. — У нас проблемы. В деревне банда пришлых. Попытка ограбления.

— Кого грабят? Почему мы ничего не слышали? — старший патруля подозрительно всматривается в мое лицо, узнает и немного расслабляется, хотя настороженное выражение с его лица никуда не девается. Не та у меня репутация, чтобы люди шерифа сходу мне верили.

— Уже никто никого не грабит, — отвечаю, несколько сбавив градус напряжения в голосе. — Два трупа и трое пока живых. Лежат в грязи и ждут, когда вы их подберете. Пытались меня убить и завладеть трофеями, но не вышло. Один из них, похоже, наводчик из наших. Рожу в темноте не разглядел, но голос показался знакомым. Впрочем, я мог и ошибиться. Думаю, самое время будить ваше начальство.

— Где всё произошло?

— На Березовой, метров четыреста отсюда.

— Почему на помощь не звал?

— Слишком быстро всё завертелось. А потом не мог кричать, чтобы себя в темноте не обозначить. У них арбалетчик был и пращник. К тому же подумал, что лишние свидетели ни к чему. Если вдруг там кто-то из наших замешан, пусть шериф и староста сами решают, что и кому рассказывать о случившемся.

Нужно отдать должное командиру патруля, раздумывает он недолго.

— Григорий, давай быстро за шерифом, — приказывает старший одному из подчиненных и вновь поворачивается ко мне. — Веди, охотник. Надеюсь, ты положил именно пришлых. В ином случае я тебе не завидую.