Фуллстоп

А ведь тетрадь тоже требуется править, прежде чем отправлять в печать.

— Что с вами? — спросила врач, опуская дужки стетоскопа на шею и глядя на раскачивающуюся стрелку тонометра. — О чем думаете?

— Скажите… — Александр сбился, а потом махнул рукой, пусть будет косноязычно. — Как это все делается? Ну, то есть если я здесь, а тетрадь там? Я даже не перечитывал. А когда издадут, исправить будет нельзя.

Она поняла, что его беспокоит, и слегка похлопала его по запястью.

— Никто не изменит ни слова в написанном, — пообещала она. — Даже если у вас есть ошибки, текст, вызвавший цветок, должен оставаться константным. Читатели увидят вашу книгу такой, какой вы ее создали. Только распространяться она будет без вашего настоящего имени, под псевдонимом. Это делается ради безопасности, чтобы у вас сохранился шанс вернуться к нормальной жизни. Я вас успокоила?

— Отчасти. — Александр посмотрел на сдувающуюся манжету. — А вы…

Он запнулся, не зная, как именно спросить, не хотела бы она прочесть написанное. Ведь если бы она оказалась тем самым потребителем, то это очень многое изменило бы. Существенно изменило…

— Нет, — неожиданно сухо и жестко сказала она. — Я не гожусь на роль Настеньки. И давайте закроем эту тему. Вставайте, одевайтесь.

Александр осекся. Значит, кто-то из тех двоих, с цветами, был ей близок, друг или родственник, и вот, не сработало. Не это ли определило ее профессию?

— Как я буду служить науке? — поспешно спросил он, чтобы сменить тему. — Что нужно сделать?

— Не могу сказать точно. — Врач села что-то писать в его толстой карточке. — Я отвечаю только за ваше физическое состояние. Остальным будут заниматься специалисты из группы, изучающей феномен. Постарайтесь отнестись с пониманием к их работе, это не всегда приятно.

Он сполз с лежанки и остановился за ее спиной, застегивая пуговицы. Она молчала, и надо было уходить, но мысль о том, чтобы вернуться в пустой восьмиэтажный корпус, где окно розовеет всеми оттенками марганцовки, пугала, а может быть, ему просто хотелось и дальше смотреть на ее шею под узлом волос. Там тонко и нежно подрагивали еле заметные кудряшки, пока кончик ее авторучки выводил на листе непонятные символы. И опять было нельзя спросить имя, сейчас назовет фамилию и должность — и только.

— Годен к труду и обороне? — ляпнул он.

— В настоящий момент — да. В дальнейшем при любом ухудшении самочувствия немедленно обращайтесь, и без героических превозмоганий, пожалуйста. Ваша жизнь слишком важна.

— …как забавный казус, породивший текст для эмиссара, — дополнил ее слова Александр. — Могу дать старт парочке диссертаций. А что потом?

Она слегка повернула голову к плечу, но не обернулась.

— Любая проблема имеет решение. Нужно только время, чтобы его найти.

— А если не найдется? — перебил ее Александр.

Врач молча пожала плечами, продолжая писать в карточке. Это его обескуражило. Он рассчитывал на что-нибудь обнадеживающее, но какое, к черту, обнадеживающее может быть при восьмиэтажном цветке? Он останется в выморочном санатории пожизненно, вот и все. Пройдет двадцать лет, к нему приставят няньку, которая будет водить его гулять по этим дорожкам, а по вечерам он будет сидеть на балконе и вместо заката солнца смотреть на красное соцветие слезящимися старческими глазами, положив подбородок на палку. Как та старуха. Кем она, кстати, была? Газеты продолжат врать о зараженной области, он перестанет их читать, ни телевизор, ни телефон больше не заработают, руководство издательства сменится и забудет о нем, у Веры родятся внуки… Может быть, природа будет к нему гуманнее, и он всего лишь сойдет с ума до всего этого.

— Я хочу работать, — сдержанно сказал он. — Над правками четвертого тома, написанием нового или в качестве лабораторной мыши, мне все равно. Сегодня. Сейчас.

— Хорошо. Погуляйте где-нибудь час, дайте мне закончить.

Он постоял за ее спиной, ожидая продолжения, но его не последовало.

— Вы передадите мою просьбу?

— Разумеется.

Он направился к выходу, но на пороге обернулся.

— Что такое седация?

Стержень авторучки на секунду застыл в воздухе, прежде чем продолжить размашисто писать. Вопрос остался без ответа.

Потоптавшись еще немного, Александр вышел на улицу, но тут же торопливо перебежал под теневой навес деревьев. Солнце жарило во всю мощь, воздух раскалился, и находиться под открытыми лучами было опасно.