Примирение

— Ты знаешь, что с ними стало? — ответом на вопрос Кельвина стало молчание. Обиженное или напряженное — Кельвин не смог понять и заволновался. — Где они сейчас?

— Первых я разрушил, чтобы понять, как они разрушаются. Остальных забросил, когда стало неинтересно.

— Тебя не учили убирать за собой. Нам пришлось уничтожить лучшие их твоих творений.

— Уничтожить? — в заданном вопросе чувствовался почти животный страх.

— Разрушить, — спокойно ответил Кельвин, стараясь использовать прежде услышанные от океана слова. — Они перестали существовать. Этого же мы хотим для тебя.

— Уничтожить? Меня? За что? Я украсил эту планету. Я...

Кельвин почувствовал, как камень, лежавший у него на сердце с тех самых пор, как он проснулся без Хэри, треснул. Вот, чего он хотел. Для этого спускался на планету. Он должен был объяснить заигравшемуся ребёнку причину, по которой он будет наказан.

— Ты уничтожил сотни таких, как я. Они перестали существовать. Жизни других ты навсегда разрушил. Мы прилетели сюда и могли бы стать друзьями, но ты стеснялся нас, прятался, бил исподтишка. Ты оказался злом и поэтому будешь уничтожен.

Волны поднялись вверх, закрыв небо, и, будто в истерике, стали биться друг о друга, соперничая в силе ударов. Собиравшаяся на бурунах пена каменела и опала вниз убийственными осколками. Океан кричал, нет, вопил от ужаса. Кельвину недолго удавалось изворачиваться и сохранять плавучесть в скафандре. Его утягивало в глубину, на самое дно, а потом выбрасывало на поверхность.

Уже через несколько мгновений он понял, что это конец. Нет, жизнь не пролетела перед мысленным взглядом, захотелось проститься со Снаутом, ещё раз увидеть Хэри. Смерть пришла быстро. Треснул шлем. Яд проник внутрь. Короткий вдох, мгновение паники и небытие.

Океан буйствовал долго. Тело щепкой швыряло по волнам.

— Но ведь ты не хочешь разрушить меня, — заговорил он, внезапно опомнившись. — Расскажи мне, что делать, как исправить. Ведь ты для этого пришёл.

Кельвин был уже давно мертв и не мог ответить. Океан поднял его тело на волне и попытался задержать его в вертикальном положении. Он помнил, как ходят люди.

— Почему ты молчишь? — спросил океан. — Скажи, что делать.

В попытке добиться ответа, океан вынес тело Кельвина на поверхность мимоида, попытался поставить на ноги, а когда не получилось, усадил, намыв полип за его спиной.

— Почему ты молчишь? — волна отхлынула, а потом опять поднялась, окатив Кельвина с ног до головы. Опора под его спиной подтаяла, тело упало, деревянно выпрямилось и застыло без движения.

— Ты больше не двигаешься... — океан отпрянул от мимоида. Огромная волна поднялась стеной и замерла. Волны застыли. — Ты сломался? Разрушился... А-а-а... — Крик был почти человеческим. — Ты ведь не стал бы молчать просто так? — в последний раз потрогал он тело Кельвина и заплакал.

Нет, океан не нуждался в собеседнике. Он привык развлекать себя сам, наслаждаться самодельными игрушками. Пожалуй, он хотел бы, чтобы нашёлся тот, кто оценит его по достоинству: восхитится и похвалит, — но и с отсутствием такого существа он со временем бы смирился. Ведь собственные ощущения не могли обмануть его — он был благом для этой планеты, настоящим благословением. Больше всего он хотел жить.