Илон Маск: Откровенно говоря…

«Полагаю, что у нас слишком часто используется аутсорсинг. Мы производим что-то как за пределами Калифорнии, так и за пределами США. Компании, как правило, следуют моде, а аутсорсинг в моде уже очень давно. Но я не думаю, что в большинстве случаев люди, решаясь на него, и в самом деле могут уладить свои основные проблемы. Особенно в тех случаях, когда какая-нибудь технология развивается быстро: важен очень короткий цикл между инженерной деятельностью и производством. Так, чтобы вы могли немедленно запустить только что спроектированную вещь. Чтобы продукт развивался и для быстрейшего и наилучшего решения проблем у инженеров должна быть возможность прийти на завод и посмотреть, какие ошибки они допустили, а у работников производства – шанс поделиться с ними своими идеями»[181].

«Производство часто считается каким-то повседневным процессом создания копий. Но это не так. Производство – это постройка машины, которая построит другие машины. Произведенная машина важна, но не менее важно создание той машины, которая ее произведет. Оказывается, что очень часто тиражирование сложней, чем создание оригинала. В Tesla, например, мы безо всяких проблем можем сделать один автомобиль. Но сделать их тысячи, сохраняя при этом высокую надежность, качество и в то же время низкие затраты, чрезвычайно сложно. Я бы сказал, что это в десять раз сложнее, чем сделать один прототип, а может быть, и в десятки раз»[182].

Часть V
В принципе безвредная,
или Что еще есть у Илона в рукаве

Я думаю, что люди сегодня как-то уж слишком увлеклись всяким там интернетом, финансами и правом.

Это одна из причин, почему у нас мало инноваций[183].

«В настоящее время пропускная способность у нас ограничена. Мы создаем цифровое «я», используя электронную почту, компьютеры, телефоны, приложения. Мы практически суперлюди, но пропускная способность интерфейса между корой головного мозга и нашим цифровым «я» сильно сдерживает нас. Преодоление этого ограничения будет очень важно в будущем»[184].

«Мы должны быть очень осторожны, имея дело с искусственным интеллектом. Если бы мне нужно было назвать величайшую экзистенциальную угрозу для человечества, я бы сказал, что это именно он. Мы должны быть очень внимательны с ним. Я все больше склоняюсь к мысли, что должен быть какой-то административный надзор, может быть, на государственном, а может, и на международном уровне, который позаботился бы о том, чтобы мы не наделали глупостей. Работая над искусственным интеллектом, мы вызываем демонов. Все мы знаем истории, в которых парень с пентаграммой и святой водой уверен, что сможет контролировать этих монстров, но в итоге терпит неудачу. (…) ЭАЛ-9000 – это мелочи. Сама технология намного сложнее. Настолько, что ЭАЛ-9000 трусливо дрожал бы перед ней, как маленький щенок»[185].

«Нужно прилагать максимум усилий, чтобы у человечества было хорошее будущее, – для меня это очевидно. Необходимо тратить значительно больше средств на разнообразные формы безопасности, связанные с искусственным интеллектом. Наибольшей пользой от развития последнего станет избавление от рутинной, нудной работы. При решении многих утомительных, скучных, неинтересных задач возможны прорывы в областях, недостижимых сегодня для человеческого интеллекта.

Лучше предупредить (или, по крайней мере, попытаться сделать это) негативные последствия развития искусственного интеллекта, чем ждать, пока они возникнут, и только тогда реагировать. Тем более что потенциально их диапазон огромен, и некоторые из них могут быть очень серьезными. Неизвестно, сможем ли мы возродиться после некоторых из них. Зато ясно, что можно создать сценарии, в которых человеческая цивилизация больше уже не восстановится. Когда риск настолько серьезен, лучше сосредоточиться на профилактике, а не на лечении»[186].

«Риск, как я полагаю, заключается не в том, что искусственный интеллект в кратчайшие сроки разовьет собственную волю. Меня беспокоит скорее то, что кто-то может использовать его неправильным образом. Или даже если он не намерен этого делать, кто-то другой может его перехватить и использовать во зло. Здесь, на мой взгляд, кроется угроза. В связи с этим я считаю, что нам необходимо демократизировать технологию искусственного интеллекта, чтобы она была широкодоступной. Мы создали OpenAI для лучшего распространения этой технологии, ведь так она не будет сосредоточена в руках небольшого количества людей»[187].

«Я думаю, что если мы сможем успешно интегрироваться с искусственным интеллектом, улучшив нейронную связь между корой головного мозга и цифровым расширением себя (которое уже существует, только имеет проблему пропускной способности), мы станем симбионтом искусственного интеллекта. Если это распространится и каждый сможет иметь свой доступ, проблема осуществления контроля, считайте, решена. Не нужно будет беспокоиться о каком-то злом диктаторе искусственного интеллекта, потому что мы все станем коллективным искусственным интеллектом»[188].

«Сила искусственного интеллекта должна быть широко распространена, чтобы не было никого, обладающего сверхинтеллектом в миллион раз мощнее, чем все остальное. Если сила синтетического разума будет распространена до такой степени, что станет консолидирована с волей отдельных людей наподобие личного агента, то любая попытка сделать что-то ужасное нейтрализуется коллективной волей других членов общества. Но если существует один искусственный интеллект, в миллион раз превосходящий все прочее, достичь этого нет шансов»[189].

«Для рынка спутников мы хотим сделать то, что мы сделали для ракет.

Большинство спутников – это довольно примитивные устройства. На первый взгляд, спутниковые технологии выглядят передовыми. Но при создании больших спутников, особенно геостационарных, нужно использовать нечто, уже зарекомендовавшее себя в авиации или в космических полетах. Это вовсе не должна быть новая технология. Для разработки и создания такого устройства, очевидно, нужно время, а значит, когда спутник выйдет на орбиту, в нем уже будет старая технология, которой, по крайней мере, лет пять – десять. А если мы говорим о геостационарных спутниках, которые должны работать в течение пятнадцати лет, то в конце их эксплуатации технологии, с применением которых они были созданы, насчитают четверть века. С точки зрения развития электроники, это – антиквариат. Но люди, которые используют стратегию а-ля Battlestar Galactica и загружают все в одно гигантское устройство, боятся, что если одна эта штука не получится, то весь их бизнес рухнет, и поэтому придерживаются старых проверенных технологий. А можно было бы использовать более мелкие спутники, которые будут чаще запускаться на орбиту, используя при этом новейшие технологии, в том числе самые передовые и только-только разработанные. Часто запуская и часто тестируя, мы могли бы иметь в космосе технику, в среднем на десять, а в некоторых случаях – и на двадцать лет более прогрессивную»[190].

«Спутники составляют примерно такую же (а может, и бо́льшую) стоимость всей деятельности по освоению космоса, что и ракеты. Достаточно часто сателлиты намного дороже их ракеты-носителя. И для того чтобы произвести революцию в космической отрасли, мы должны заниматься как ракетами, так и спутниками. Мы начнем с создания собственной системы, но одни и те же спутниковая платформа и технология могут быть использованы для наук о Земле и наук о космосе, равно как и для других возможных целей.

Мы сосредоточены на создании глобальной коммуникационной системы. Это – амбициозное начинание. Речь идет о том, что в длительной перспективе станет созданием интернета в космосе. Наша цель – перенять бо́льшую часть глобального интернет-трафика и около десяти процентов локального клиентского и бизнес-трафика в сети»[191].

«Долгосрочная цель – создать глобальную коммуникационную систему, которая позволит иметь высокопропускное беспрепятственное соединение в любой точке мира и обеспечит сетевое взаимодействие через спутники, улучшающее глобальный интернет. Стоит заметить, что через космос можно проложить более короткий путь, а фотоны могут двигаться быстрее. В зависимости от материала, используемого при изготовлении оптического волокна, в вакууме они могут двигаться примерно на сорок – пятьдесят процентов быстрее, чем в нем самом. Кроме того, оптоволоконные кабели бегут, огибая береговые линии континентов, они проходят через множество маршрутизаторов, ретрансляторов и т. д.»[192].

«Этот проект даст людям дополнительные возможности как в развитых странах, так и в более бедных, где даже нет электричества или доступа к проводному интернету. Он станет реальной поддержкой для людей в менее развитых регионах и расширением возможностей для жителей более богатых стран. Это обязательная, но очень трудная техническая задача. Поэтому для ее решения нам нужны лучшие в мире инженеры»[193].

«Я не сторонник концепции космического лифта. Когда кто-то вспоминает об этом, у меня возникают ассоциации с моим детством, с книгой “Чарли и шоколадная фабрика”. Проблема с космическим лифтом состоит в том, что для начала надо вывести на орбиту линию из углеродной нанотрубки длиной от сорока до шестидесяти тысяч миль. Насколько мне известно, до сих пор еще никто не построил из углеродных нанотрубок даже тридцатисантиметровой подножки. А значит, создание чего-то, что будет иметь длину в сорок тысяч миль, – это приличный шаг вперед. Есть, конечно, и другие задачи: такая конструкция определенно будет прекрасно собирать космический мусор, обладая при этом высокой ударной силой. И если вы доберетесь до конца лифта, вам придется что-то делать, иначе она выбросит вас в космос. Так что ракеты нужны в любом случае, а чем на самом деле может стать космический лифт – это более дешевым средством вывода ракетного топлива на орбиту. Теперь здесь не над чем работать, это просто далеко идущая оптимизация»[194].

«Я фанат тоннелей – они недооценены! Основная проблема городов – то, что мы строим их в трех измерениях. У нас полно высоких зданий со многими людьми на каждом этаже. Но у дорог только два измерения. Это никуда не годится. Пробки гарантированы. А дороги тоже могут быть трехмерными, если использовать тоннели. Можно построить множество пересекающихся тоннелей, отделенных друг от друга несколькими метрами по вертикали, и таким образом полностью избавиться от проблем с коммуникацией. Насколько я знаю, в Гонконге уже строят такие подземные магистрали. Меня это очень радует – вот настоящее решение большинства проблем с движением в больших городах»[195].

«Мы пытаемся вырыть яму под Лос-Анджелесом. Предполагается, что это начало трехмерной сети туннелей, которая уменьшит проблему заторов на дорогах. Пробки сегодня – одно из самых массовых явлений, они затрагивают людей едва ли не в каждом уголке мира. В них мы понапрасну тратим уйму времени. Это чудовищно, и особенно в Лос-Анджелесе. (…)

В деле построения трехмерной сети тоннелей существует несколько ключевых моментов. Прежде всего, впуск и выпуск из туннеля нужно гармонично вписать в существующую ткань города. Используя лифты и своего рода турникеты для автомобилей, это можно сделать, заняв площадь размером лишь в два парковочных места. Когда машина находится у самого турникета, ограничений скорости нет. Мы проектируем эту систему для работы на скорости около 200 км/ч»[196].