Лишняя в этом доме

Глава 18 Сейчас

Я привыкла гулять в одиночестве. Чаще всего или просто бесцельно ходила по улицам, или сидела на лавочке в парке. Слушала музыку в наушниках и пила кофе. Иногда читала. В последнее время часто изучала брошюры из разных университетов, хоть и для себя уже решила, куда буду поступать.

Эта моя прогулка не отличалась от множества предыдущих. Разве что тем, что эмоционально меня раздирало на части. И легче не становилось.

Я постоянно думала про Брендона.

И вот, как так получилось, что я влюбилась в такого мудака? Разве хороших парней нет?

К сожалению, я об этом думала часто. Сегодня – в особенности.

Я вспоминала о тех годах, которые я провела в доме Диланов, как их дочь. То есть, до появления Алес. Думаю, на уровне инстинктов братья всегда чувствовали, что я им чужая, поэтому такой близкой связи, как позже у них образовалась с Алес, у меня с братьями никогда не было.

Но все же они ко мне относились хорошо.

Хорас носил мне конфеты, Дастин помогал мне учить уроки, а Лойд постоянно играл со мной. Учитывая то, что Лойд теперь таскал меня за шиворот толстовки и всячески унижал, трудно поверить в то, что некогда он был мне не только братом, но и вообще лучшим другом. Мы с ним вместе проводили чуть ли не целые сутки. Вместе бегали по саду и он ради меня лазил по деревьям, чтобы сорвать яблок. Мы строили целые замки из мебели и одеял, после чего играли в королевства. Мы вообще много чего делали и Лойд каждый раз мне потакал.

Я тогда была еще совсем мелкой, но тоже пыталась помочь братьям. Прикрывала их перед родителями. Если они из-за репетиторов или тренировок пропускали ужины, я носила им еду. К каждому их дню рождения готовилась с особой тщательностью, пытаясь подобрать тот подарок, который им точно понравится.

То есть, тогда для меня понятие семьи было полным. Многогранным. И я была ее частью. Со всеми своими братьями я ладила.

Вернее, со всеми кроме Брендона.

Он меня вообще не воспринимал. Никогда. Мог сказать, чтобы я свалила. Или, чтобы за столом не садилась рядом с ним. Брендон никогда не принимал от меня подарков. Даже те, которые я готовила к его дню рождения. Печенье, которое я дарила ему на «День Брата» он вовсе выбрасывал. Открытки мял. Формировал с них комки и играл ими в баскетбол. Бросал их в вазу, доставал и опять бросал. Когда ему надоедало, он мои смятые открытки выбрасывал в мусорку.

И ему было глубоко плевать, если я, наблюдая за этим, начинала плакать.

Я никогда не могла понять, почему он относился ко мне так. Что я ему сделала? Но, тем не менее, пыталась наладить отношения и с Брендоном. Вот только, становилось лишь хуже. В детстве он был похож на дикого волчонка, который был готов загрызть меня, если я подойду хотя бы на шаг ближе того расстояния, которое он позволял. Хотя, порой мне казалось, что Брендон желал, чтобы я вовсе исчезла.

Родители такого его поведения не одобривали. Они часто разговаривали с Брендоном. Порой отец часами сидел с ним и раз за разом повторял, что я его сестра и относиться ко мне стоит соответственно.

Брендон мрачно и молча слушал. Не произносил ни одного слова, но на него подобные слова никаким образом не влияли. Вообще. В итоге родители стали его наказывать. Например, могли на сутки лишить еды и запереть в комнате. Уже от такого мне стало жутко. На самом деле, я вообще не хотела, чтобы родители вмешивались в наши взаимоотношения. Я желала самостоятельно их наладить, но, поскольку Брендон и при них меня открыто унижал, родители на такое глаза не закрывали.

Я прекрасно помнила, как в такие дни его наказаний пыталась пробраться к брату и тайно дать ему хоть немного еды. В итоге Брендон схватил меня за шкирку и сказал, что, если я еще хоть раз приближусь к его комнате, он сделает со мной нечто ужасное. Я тогда сильно испугалась. До слез.

Но я все равно ослушалась. Во время следующих его наказаний тихонько оставляла еду около двери и пару раз стучала, после чего испуганно убегала.

Я прекрасно знала, что Брендон не ел то, что я ему приносила. Он даже не прикасался к этой еде. Ее потом около двери во все таком же виде находили родители и после этого они уже разговаривали со мной. В основном утверждали, что Брендон заслужил такое наказание и смягчать его не стоит.

Но все это раз за разом продолжалось. Брендон на сутки лишался еды, я ему приносила булочки. Он их не ел. А потом, выходя из своей комнаты опять меня всячески унижал. Не постоянно. Лишь когда я неосторожно переступала ту границу, которую он между нами поставил.

Например, я как-то села за ужином напротив него. Он ничего не ел. Сидел, смотрел на меня, а потом начал бросать в меня виноградинками. Как в мишень. Чисто из развлечения.

Отец, увидев это, опять отправил его на сутки в комнату. Без еды.

Брендон вообще был непробиваемым. В знак наказания, его на несколько месяцев лишали интернета, любых гаджетов, надолго запрещали покидать дом, забирали все, что у него было, запрещали посещать школьные поездки, о которых все его одноклассники мечтали. Даже пытались водить его к психологу.

На все это Брендону было глубоко плевать.

Тогда родители и поняли, что на Брендона просто невозможно повлиять. Никаким образом.

Как-то мы собирались в семейную поезду. И так получилось, что свободное место в машине было только рядом с Брендоном. Я опасалась садиться рядом с ним, но папа сказал, что мне бояться не стоит. Хотя взгляд брата говорил об обратном. Там будто читалось: «Только попробуй».

Но все же слова отца для меня были весомее. Тем более, в них читалось нечто сродни приказа. Пусть и насильно, но родители все же пытались нас сблизить.

Стоило мне сесть рядом с ним, как Брен поднял руку и грубо выпихнул меня из машины.

Тогда отец впервые применил по отношению к нему физическую силу.

Это происходило за закрытой дверью, но все прекрасно знали, что случилось. Отец три раза ремнем ударил по той ладони Брендона, которой он толкнул меня.

Наверное, отец был в ярости, так как силу не контролировал и одним из этих ударов сломал ему два пальца.

Это был первый и последний раз, когда отец применил физическую силу. Во-первых, у Диланов нечто такое вообще не принято. Они своих детей воспитывают иначе. Во-вторых, думаю, у отца потом душа рвалась на части от того, что он причинил увечье своему сыну. Брендон же тогда еще был ребенком.

На следующий день ужин проходил в напряжении. Я боялась туда приходить, поэтому явилась с небольшим опозданием. Увидев Брендона и гипс на его ладони, вздрогнула, после чего пошла к другой стороне стола, но отец сказал мне сесть рядом с Бреном.

Наверное, это была окончательная попытка примерить нас. Я попыталась возразить. Брат вообще молчал. Сидел и пил воду, так словно меня и не существовало.

Но когда я села рядом с ним, Брендон шумно выдохнул и ногой толкнул стул, так, что я вместе с ним упала.

Трудно описать то, что происходило в следующее мгновение. Мне помогли подняться, а Брендона опять без еды отправили на сутки в его комнату. Но, главным было то отчаяние, которое я видела в глазах родителей. Понимание того, что они никак не могут повлиять на сына.

Для меня предстоящая ночь была очень тяжелой. Я не спала и постоянно ворочалась в кровати, а через сутки, когда Брендон вышел из своей «темницы», я случайно увидела его на кухне. Он сидел за столом. Читал книгу и пил холодный чай. На ближайший месяц телефон и интернет для него были под запретом, но ожидаемо ему и на это было все равно. Порой книги тоже были под запретом.

Сжав ладони в кулаки, я подошла к нему. Дрожащим голосом сказала, что все не может так дальше продолжаться и, если он меня так ненавидит, я больше не подойду к нему. Я вообще много чего говорила. Например то, что люблю его, как брата и то, что мне хотелось бы стать для него хорошей сестрой. То, что мне жаль, что все так сложилось.

Брендон слушал меня молча и смотря на меня нечитаемым взглядом.

Когда я замолчала, ожидала от него хоть какого-то ответа.

А он просто, все так же ничего не говоря, подошел и мне на голову медленно вылил содержимое своего стакана.

Пока я захлебывалась своими слезами, он безразлично вымыл его и ушел.

После этого наше общение было сведено к глобальному минимуму. Теперь этого придерживались даже родители. Хотя иногда все же случались моменты, во время которых мне доставалось от Брендона.

А потом всплыла правда о том, что я не родная дочь Диланов и меня отправили в детдом.

Когда Генри и Айрин меня вернули, я уже не была такой, как раньше. Жизнь стала другой. Она пошатнулась, но далеко не сразу разбилась окончательно.

В детдоме я жутко скучала по братьям. Они снились мне практически каждую ночь и порой я хотела увидеть их настолько сильно, что сознание разрывалось и по щекам текли слезы, но когда я вернулась, их отношение ко мне стало совершенно иным.

Лойд, который раньше проводил со мной все сутки, сказал, чтобы я свалила и не мешалась. Хорас посмотрел на меня так, словно видеть больше не хотел. Дастин вообще первые несколько дней не появлялся рядом со мной, будто ему было все равно на то, что я вернулась.

Братья целиком и полностью были заняты Алес и наблюдая за ними, я поняла какими могут быть отношения с родной сестрой. Тогда я и осознала, что всегда являлась для них чужой.

Год слишком долгое время. Во время него в этой семье я стала полностью ненужной. Меня забыли.

Понимание этого стало тем, что окончательно разрушило мой мир.

Я прекрасно помнила, как забилась в угол в гостиной. Обняла ноги руками и до боли кусала губы. Плакала. Не понимала, что вообще делать дальше и как жить. Наверное, для ребенка нет ничего хуже, чем чувствовать себя ненужной. А я не просто чувствовала, я это знала.

Когда надо мной нависла тень, я подняла заплаканное лицо.

Увидев Брендона, сжалась всем телом и спиной в защитном жесте прислонилась к стене.

Учитывая то, как ко мне стали относиться другие братья, встречи с Бреном я вообще боялась.

Он окинул меня взглядом. Я выглядела ужасно. Побитая и худая. Думала, что он саркастично это отметит, но Брендон ничего не сказал. Лишь что-то бросил на пол рядом со мной, после чего ушел.

Это был небольшой мешочек, а внутри него мое любимое печенье. Частичка моей прошлой жизни. По сути, Брендон бросил мне его, как собаке, но я съела все до последней крошки. Во-первых, в детдоме сладким не баловали и я до жути соскучилась по нему. У меня даже руки дрожали. Во-вторых, несмотря на то, как Брендон отдал мне это печенье, я восприняла такой поступок, как нечто хорошее. То, чего я вообще не ожидала от него, но благодаря этому печенью перестала плакать.

В дальнейшем Брендон вообще стал себя вести совершенно иначе. Я не скажу, что его отношение ко мне улучшилось. Порой он все так же делал больно. Так, как никто другой.

Но…

Наверное, следует уточнить, что Брендон всегда имел определенное влияние среди братьев. Даже в те времена, когда братья считали меня родной сестрой и их отношение ко мне было хорошим, остановить издевки Брендона они не могли.

После того, как меня вернули из детдома, наоборот создавалось ощущение, что братья на меня вот-вот набросятся, но уже теперь их сдерживал Брендон.