Я люблю время (Сказка-ларец)

— Четверо. Жаль, маловато вас. Время дорого, в партизанов играть некогда. Или жив, или жил, в зависимости от заслуг и уровня самосознания, кто кем объявится. Воров — я в упор такой масти не знаю, мужиков и фраеров на этапе уже более чем достаточно, а вот чуханов и 'машек' нехватка… Надо восполнять. Твоя мазайская морда мелькалась мне где-то, остальные нет. Масть??? — Вот он, последний и решающий миг, отделяющий зерна от плевел, жизнь от смерти, душу от тела… Сигнал должен был пойти от пахана, и Мазай не смолчал, не стушевался:

— Масть — самая сласть: девок нежим, а сук на ленты режем!!! Ха-х! — Шаркнул рукой Мазай — и кишки вон из ближайшего зека полезли. Тот ломик бросил, руками за брюхо — да уж не заштопаешь, это такая смерть тебе пришла, ссученный…

И понеслась кровавая вечеря в четыре воровских ножа, да в три десятка сучьих. Конечно, сук было много и все вроде как держали оружие наперевес, но никто и близко не ждал, что воры окажутся при пиковинах и первыми в атаку ринутся, да и тесно сукам было, мешали друг дружке. Головой вперед вынырнул из за спин корешей Лева Сахар, кувыркнулся в прыжке по-особенному — и вот он уже возле Ваньки-Крысы, а тот и встать не успел: ж-жик его пиковиной наотмашь — Иван-Царевич и клюнулся покорной головой в левое плечо, а из настежь растворенной шеи, как из накренившейся чернильницы, на правое плечо тяжелыми волнами кровища повалила… Сахар развернулся — следующего бы резать — но споткнулся о бузоровы судороги и под ноги сукам — шмяк!…

Вдвоем уцелели — Сахар и Колян Полковник, а двух воров Иванов — Примуса да Мазая — суки погасили начисто и скоро, ножами и ломами. Сорок лет Мазай прожил, да четверть века Ваня Примус — земля им пухом, приняли смерть в кровавой драке, и могил от них не осталось. И Коляну бы с Левой, конечно же, не устоять, но поднялся крик до небес — люди ведь не умеют молча воевать или тихо на кровь смотреть, а конвойные — опытный народ, чуют — не гладко дело катится, на сей раз — по иному, чем Узорин обещал… Кинулись внутрь, развернулись в боевой порядок, как учили, очередь поверх голов… и чуть пониже — безотказно действует даже на самых буйных…

Велено лежать — все и легли, кто где стоял и валялся, живые с мертвыми в обнимку…

Чьи пиковины? Кто? Откуда взяты?… Коляна и Леву перевязали — и в карцер, трупы — в санчасть, ножи и пики — в вещдоки, зеков на допросы, стукачей к куму. Четыре пиковины — откудова такие? Сроду роду не было подобных в тутошных лагерях?

Смекай, опер, чеши репу, все одно следов не найдешь…

Коляну ляжку проткнули, у Левы длиннющий синяк поперек спины…

В моем 'трюме', естественное дело, камни в углу не плотно сидели, я ночью камешки вынул, по три пуда каждый, и отвалил от 'хозяина', не дожидаясь допросов и переследствия, а Колян в своем остался, но и из него они выжали не много, а точнее — совсем ничего, парень — что надо был, упорный и духарной. Уцелел тогда Коля и себя не уронил, я его в конце пятидесятых встретил мельком в Сыктывкаре, обнялись бы, да в наручниках оба…

Говорят, в столичном музее МВД до сих пор хранятся пиковины моей выделки: легированная сталь лучших пород, отменного литья, моей пятнадцатикратной перековки, и хотя и зовутся пиковины — а заточены с двух сторон, в стиле кэн цуруги; и узоры самой стали, и линии закалок с фокусами, фигурные, на самурайских мечах такие делали… Да я, бывало, и сам полноценные клинки ваял, мастерство перенимая у древнего мастера Огара Санемори (вернее сказать — он у меня перенимал и чуть было не превзошел!). Лэйбла только на хвостовиках не хватало, но оно и правильно, зачем лишний раз смущать человечество загадками?

Что меня толкнуло в войну мастей, которую потом с легкой руки Варлама Шаламова не совсем точно историки нарекли сучьей войной? Сам теперь не знаю, но сколько бы имен ни менял я тогда, а за 'линию фронта' не заходил, другую масть не пробовал.

Это как на настоящей войне: что мне с того, кто там прав и виноват — герцог какого-нибудь вшивого герцогства, или его мятежники-бароны: выбрал сторону — стало быть, держись выбранной и воюй до логического упора. Вроде бы и прикольно придумать такое развлечение: сначала за тех повоевать, потом к тем перекинуться, потом наоборот… Однако, всю жизнь в мирах я этого стерегся; и без подобных фокусов полно поводов и соблазнов потерять в себе человеческое; взять хотя бы пол мужской-женский: в каком мире и кто бы мне помешал менять его, как мне вздумается? И то, и другое ведь человек? И там, и там есть свою плюсы и минусы: женщины лживы, но ветрены, мужчины простоваты, но потливы…

Но уж если я мужчина, то держусь этого строго, я бы даже сказал — узколобо, как баран, и не отступая. Именно в силу того, что все или почти все мне доступно, вешаю я себе на судьбу балласт и вериги, в виде добровольных ограничений, а иначе… Об иначе тоже как-нибудь потом порассуждаем, но один маленький сухенький примерчик по поводу моих опасений выдам: я легко могу вживить себе электроды в центр удовольствий в мозгу, установить бесперебойное питание и очищение организму — и тем самым устроить себе бесконечный кайф на всю оставшуюся вечность. Кайф, который круче власти, секса, героина и жратвы. Я попробовал однажды и не на шутку испугался. Я — испугался! Я!.. Есть для меня и более фатальные перспективы, однако и эта нехороша. Да вот, и на меня есть ужасы, что неизбежно! И этого парадокса не избежать, поскольку мое могущество может быть легко побиваемо моими же возможностями, направленными против меня. Недаром сказано, что человек сам себе лучший камикадзе.

Пришлось намертво себе сказать: не хочу! Да и кто бы согласился на подобный беспредельный рай? Думаю — никто. А почему? А потому, что… После, я же сказал, сейчас же пора мне в Питер, не то на работу опоздаю. Впрочем… Кто бы согласился — тот все равно что умер, ни единого бита разницы. Понятно? Нет? Тогда позже подискутируем.

Да, я работаю в одной конторе, типа, помощником брокера числюсь, или брокером уже? — надо в свою трудовую книжку заглянуть, уточнить, зарабатываю честным человеческим трудом на хлеб насущный. А фирма моя занимается ценными бумагами, так сказать — оператор-спекулянт фондового рынка. Раньше я в конторе у братьев Мазкиных трудился, потом сюда, в 'Формула У'. Почему — спросите вы, ведь там больше платили и готовили меня на повышение, сектор банковских векселей возглавлять? Вот именно поэтому и ушел. Деньгами я много тысяч лет пользуюсь, самых разных видов и типов, но ни разу в них не нуждался, разве что по собственному хотению; да и перспективы профессионального и карьерного роста мне по большому оркестровому барабану, бо я покоролевствовал вдоволь, святости хлебнул, вождизмом переболел… А тут удобно: расписание почти свободное, в конце недели доложусь на Невском, 58 начальству, сверю с ним расчеты, получу очередной пучок заданий — и кум королю: хочу — в кино иду, хочу — по мирам болтаюсь, ведь я одинокий холостяк, домашнее хозяйство не допекает… И все эти удовольствия — в оплачиваемое рабочее время. Но так, чтобы на начальство случайно не нарваться… Шучу. Мог бы и землекопом вкалывать, я не гордый, да скучновато эдак-то с лопатой, угол обзора узковат.

Что мне нужно сегодня сделать? Заехать на Невский, в офис, провести 'оброчный' час в кабинке, подстерегая случайных клиентов, получить доверенность и якобы съездить за документами по одному адресу… Полтора часа — всего делов.

В моей собственной жизни я зову себя просто Зиэль. В земной жизни, в Полном Питере есть у меня фамилия, имя и отчество.

Г Л А В А 2

Ни войны, ни эпидемии, ни вредные привычки — ничто нас не берет! Похоже, природа неизлечимо подсела на человека.

Питерский 'час пик' не так уж и страшен обывателю, если он пешеход и не торопится к станку с утра пораньше. В советское время — да, хоть в метро, хоть в трамвае, хоть в восемь утра, хоть в шесть вечера — невыносимо всюду: только выкарабкался из транспортной душегубки — сразу же пристроился в длинную и такую же душную во всех прямых и переносных смыслах очередь за… маслом, сигаретами, носками, туалетной бумагой, ботинками, авторучками, билетами в кино, газетами… Постоял вдоволь — и, как правило, купил, не то, так это — все равно пригодится… За телевизорами и холодильниками, автомобилями и квартирами очереди в магазины не стояли; те очереди, которые за социалистическим дефицитом, за так называемыми предметами роскоши, они долгие, живут не только в специальных списках, но прорастают в сердцах и умах человеческих, они надомны, эти очереди, неотвратимы и незыблемы, но зато каждый вовремя подсуетившийся счастливчик знает, что еще три, пять или каких-то восемь лет ожидания — и ему выпадет счастливый черед покупать собственный автомобиль марки 'недофиат-66'. Казалось бы, неудобно этак-то жить, завистливым завтрашним днем, неуютно… Однако взамен изобилия, наблюдаемого сквозь игольное ушко, была стабильность в обществе, предсказуемость и уверенность в завтрашнем дне. Кто мог знать, что тот стабильный завтрашний день — так резко обернется нестабильным сегодняшним?..

Да, а теперь нет никаких очередей за легковыми и грузовыми моторами, но есть ежедневный и изобильный час пик для активных автовладельцев. В метро им ездить унизительно, в пробках стоять — накладно и утомительно, вот и мучаются, бедные, разрываются в намерениях и стимулах, но на велосипеды и трамваи никак не пересаживаются.

Велимиру, принципиально пешему, гораздо проще путешествовать по мегаполису в поисках зарплаты и развлечений: захотел — к его услугам станция метро 'Пионерская', захотел — 'Старая деревня', либо 'Комендантский проспект' — а там двадцать три минуты — и он в офисе. В этот простой будний день Велимир решил почему-то воспользоваться 'купчинской' веткой, хотя обычно предпочитал правобережную линию, все еще менее загруженную пассажирами, чем древняя 'московско-петроградская'. Многоразовая карточка удобнее, но жетон — надежнее, Велимир любил снобствовать на свой манер и пользовался только жетонами, а в наземном транспорте расплачивался наличными. Зато не будет жаба душить — рассуждал он про себя, а чаще вслух — чтобы платить за маршрутку, когда вот-вот подойдет троллейбус, пусть и переполненный малость, но — оплаченный, то есть — почти бесплатный.

Человек — не пчела и не овца, чтобы добровольно сбиваться в рой или в гурт, ему противоестественно ощущать, как со всех сторон в него дышат, упираются, вдавливаются соплеменники, глупцы, не нашедшие лучшего места и времени, чем стоять рядом и оттаптывать тебе остроносые туфли по двести уедов пара… По странному течению обстоятельств, Велимиру несложно путешествовать в переполненном метро: даже утром, когда на некоторых станциях у пассажиров хрустят очки, зонты и кости, Велимир стоит (он очень редко ездит в метро сидя) один, в центре невидимо очерченного круга, диаметром в 91,5 сантиметра и никаких неудобств с толкотней и защупываниями не имеет. Почему так происходит и почему соблюдается именно такой, довольно странный размер пространства? Да потому.

Есть у Велимира тайные способности, отличающие его от простых граждан и могущие запросто решить 99 % с гаком всех мыслимых насущных человеческих потребностей, сверхъестественные способности, которые и столичному архичиновнику из лицензионного комитета не по карману, но нынче в кайф ему жить, почти не выходя из народа, вот он и живет как ему нравится.