Ассасины Сталина

Возможно, Вы скажете — это необоснованные выдумки, нет, это голос самих колхозников, голос народа.

Может быть, я мыслю неверно, может быть, я крепко ошибаюсь, но мне кажется, как гражданину Советского Союза, как члену партии, существующее положение оплаты труда колхозников… является совершенно недостаточным, способствующее ухудшению… а не улучшению жизни колхозников,… ухудшению их материального состояния, а вместе с тем и духовного облика (жутко слышать мат от женщин на колхозном дворе или где-либо в поле).

Надо бы остановиться о работе МТС, но всего не охватишь и в письме всего не напишешь.

На этом я кончаю, прошу прощения, если в чём я виноват.

С коммунистическим приветом

Веттехник Орехово-Зуевской Районной."

Сталин отложил письмо, он его потом еще не раз проштудирует полностью, сейчас же ему нужно набросать тезисы своего доклада для выступления на внеочередном съезде Партии, который он созовет летом пятьдесят третьего года, следует срочно убирать партию от штурвала государством, вместо того, чтобы заняться реформирование идей коммунизма, эти шакалы закостенели и не желают ничего менять. — Господи! — взмолился император огромной империи — Даруй мне хотя бы десять лет жизни! Обидно положить свою жизнь ради народа и смотреть, как мои труды пустят по ветру властолюбивые неучи! Прости, что потерял веру в Тебя, что молчал, когда Твои церкви рушили! Что я оставлю потомкам? Восемнадцать томов своих сочинений? Будут ли они читать их? Горько сознавать, но у многих коммунистов мои труды стоят в книжных шкафах только для красоты. Они и труды Ильича не знают, надергают только цитат для своих речей и как попугаи несут всякий бред. Почто так, Господи?

Обсуждение письма Холодова в «верхах» проходило по сельскохозяйственному ведомству. Министр Бенедиктов перед Бюро Президиума нашел стрелочников, и по его словам выходило, что виновны, мол, прежде всего сами колхозники — плохо ухаживают за скотом.

Сталин тогда заметил, что это означает, что колхозы не заинтересованы в общественном животноводстве экономически, что надо особое внимание обратить на повышение заинтересованности колхозников в развитии животноводства. И в начале декабря было принято постановление Президиума ЦК КПСС, которое поручало Бюро Президиума выработать проект соответствующего постановления и внести его на рассмотрение Президиума, а затем Бюро Президиума ЦК поручило Хрущёву рассмотреть факты, изложенные в письме Холодова.

Хрущёв в записке Сталину признавал справедливость ряда положений письма Холодова, но утверждал, что Холодов-де пишет «только о плохих колхозах» и «не знает, как работают передовые хозяйства», хотя сам Холодов, адресуясь к Сталину, заявлял: «Может быть, Вы скажете, что не надо смотреть на отстающих, а надо равняться по передовым — это я понимаю. Но я не понимаю того, что из года в год эти отстающие, а их у нас большинство, не растут в экономическом отношении, а деградируют…»

Однозначно письмо подмосковного веттехника выходило секретарю ЦК и первому секретарю Московского обкома Хрущёву боком. Это письмо было способно высветить Сталину всю сложившуюся после войны систему тонкого вредительства в планировании экономики и взорвать ее. Причём один из конкретных «крайних» был очевиден — Хрущёв, который однозначно обнаруживал управленческую некомпетентность.

Однако Сталин — вопреки злостным мифам о нём — держался за работника до последнего и карал его лишь тогда, когда убеждался в его полной неадекватности — деловой или политической. Держался он и за Хрущёва, к которому благоволил. Поэтому Бюро Президиума ЦК приняло постановление «О составе комиссии для выработки коренных мер по обеспечению дальнейшего развития животноводства», возглавить эту комиссию поручалось всё же Хрущёву.

К концу декабря проект постановления Совета Министров СССР и ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему развитию животноводства в колхозах и совхозах» был готов, но он Сталина не удовлетворил, что было неудивительным.

Во-первых, из письма Холодова можно было понять, что корень зла — в неумном и безответственном «руководстве», а проект постановления, изобилуя не очень-то обязательными таблицами и цифрами, этот скользкий момент обходил и меры предлагались или формальные, или сомнительные. Так, Холодов предлагал выдавать дояркам за каждые 100 литров надоя 2 литра молока ежедневно, свинаркам — по одному поросенку в случае сохранения не менее 8 поросят от матки, работникам овцеводческих ферм — по одному двухмесячному ягненку от 10 объягнившихся маток и т. д. В хрущёвском проекте ничего этого не было — животноводов предполагалось «стимулировать» увеличенным количеством трудодней, то есть не литрами и килограммами, а всё теми же «палочками». Казалось бы, в сельском хозяйстве сдельная оплата «натурой» была наиболее естественной — тем более по тем временам — формой оплаты труда в животноводстве. Это на заводе при плане выпуска в тысячу двигателей нет нужды в трёх тысячах коленных валов. А на ферме чем больше доярка надоит литров от одной коровы — тем лучше. Однако натуральную «сдельщину» комиссия Хрущёва и Микояна почему-то не предлагала. Зато закупочные цены на мясо в проекте постановления предлагалось повысить сразу почти в четыре раза! Например, цену на мясоразрубочных свиней комиссия Хрущёва предлагала повысить с 72 копеек за килограмм до 3 рублей! Конкретные цифры исходили, конечно, от экспертов, и было непонятным — было ли это с их стороны глупостью или тонкой провокацией. Холодов же предлагал иное… Если бы были приняты его предложения, то продуктивность животноводства можно было быстро повысить вдвое, а то и втрое, и даже при повышении закупочных цен всего в полтора-два раза (на чём настаивал Сталин) достаток колхозников весомо увеличился бы в считанные год-два!

Восемнадцатого декабря наступил последний день рождения Иосифа Виссарионовича Сталина. Его здоровье стремительно ухудшалось, он плохо выглядел, но тем не менее отказывался от помощи врачей, которым не доверял. В последние месяцы у Сталина обострились различные мании, он отодвинул от себя многих давнишних соратников и позволил арестовать своих ближайших помощников. Вождь по наущению Берии задумал выселить всех евреев на Дальний Восток, для чего Лаврентий не мудрствуя разработал операцию"Дело врачей", которая бы явилась предлогом по репрессиям всего еврейского населения.

Судоплатов вошел к Хозяину вечером, тот зябко поежился, с трудом встав навстречу, едва передвигая больные ноги в теплых валенках — Здравствуй, Павел! Видишь — совсем плох стал! — подойдя ближе продолжил — Жутко мне, кругом одни предатели, не знаю, кому уж и верить! Даже верный пес Лаврентий смотрит как на труп. Уже на себя готов всю власть примерить. Идиот! Кто же его поддержит? Как наш проект Ассасины?

— Наши люди внедрены во все структуры Кремля. Прикажи и они выполнят твой приказ! Кого убрать?

Сталин долго смотрел в лицо Судоплатова и покачал головой — Нет, не для того я создавал твое Управление, чтобы вы попросту кровь лили. Поверь, таких палачей достаточно. Прошу — не дай зачахнуть ростку, который мы с тобой посадили! Чувствую — рухнет страна, если на мою Конституцию кто-нибудь руку поднимет. Слишком много крови пролил русский народ ради счастья иметь равные права для всех, а не только избранных, рожденных с золотой ложкой во рту.

— Товарищ Сталин! Не желаете посетить объект «Интернат», первого января Раневская силами воспитанников ставит спектакль «Буратино», вот пригласительный билет!

Сталин принял бланк, на котором каллиграфическим почерком от имени коллектива Мещерского интерната его приглашали на утренник.

— Хорошо! На тебе секретность, Павел! Кроме моей охраны никто из этого гадюшника не должен знать о моей поездке. Для всех я буду болен и никого в этот день принимать не буду. Соглядатаев Берии нужно будет как-то обезвредить.

— Им дадут с едой сильное снотворное. У меня есть люди на вашей даче, они и обеспечат тайну вашего отъезда.

Сталин было хотел спросить имена сотрудников Управления, которых Судоплатову удалось внедрить сюда, на один из самых секретных и хорошо охраняемых государственных объектов, но преодолел свое недоверие и протянул руку для рукопожатия — Увидимся теперь в новом году на празднике!