Ядерные материалы

АУТОДАФЕ

Очнуться его заставила боль. Он сам стал болью — дребезжащей, вибрирующей, ломящей, острой, нудной, надсадной, и даже смутные первые мысли являлись частью этой боли-муки, выплеснувшейся словно бы в некое никуда из блаженного мрака забвения. А потом в эту боль плеснуло холодом воды, вылитой на него из ведра, и чей-то злорадный голос изрек:

— И этот очухался…

Разлепились глаза, хлынул свет, и в нем, золотисто и сирене-во дробящемся, возник долговязый матрос с озлобленным лицом.

Отставив в сторону порожнее ведро, матрос ухватил Каменцева за волосы и резко приподнял, уместив спиной к лееру. Связанные за спиной онемевшие руки едва почувствовали холод упершейся в них металлической стойки.

Невольно постанывая, Каменцев скосил глаза, увидев сидевших плечо к плечу рядом с ним Прозорова и Забелина — с изуродованными, вспухшими от побоев лицами в коросте застывшей крови.

Издалека донеслись деловитые крики:

— Еще минимум пять людей в трюм!

— Вода сошла?

— У пробоины еще по пояс! Пять людей, слышите, боцман!

Сознание постепенно прояснялось. Взрыв, пробоина… Значит, все напрасно, значит…

Превозмогая боль, встряхнул головой, оглядевшись наконец по сторонам. Он находился в юте, среди мелькания белых роб, безразлично снующих мимо него и избитых, связанных товарищей, а неподалеку, на шканцах, располагались Сенчук и Крохин.

Вид старпома, мечтательно глядевшего в спокойное зеркало океанской шири, устланной золотом полуденного солнца, отличала столь безмятежная отрешенность от всего происходящего, будто он находился в прогулочной лодочке, дрейфовавшей на каком-нибудь пригородном озерце средней российской полосы. Ему не хватало лишь удилища и панамы.

Вместо панамы на голове старпома красовалась фуражка с белым верхом и военно-морской кокардой. Одет он был, несмотря на жару, в просторную брезентовую робу, плотные темно-синие брюки и тяжелые ботинки на толстой подошве.

Составлявший ему компанию Крохин, в отличие от старшего товарища, был, напротив, взъерошен, взволнован, на потном лице его проступили, неровно чередуясь, красные и белые пятна, выдающие немалое смятение чувств и чудовищное напряжение вегетативной нервной системы.

— Привет, доктор, — констатировал Сенчук, равнодушно подмигнув Каменцеву. — Рад, что пришли в себя, а то мне померещилось, что вы отбыли, несмотря на мое заступничество, в светлые райские дали… Извините, что не приглашаю присесть рядом. Хотя в теории бы и мог… Вообще-то, — поведал, — на шканцах боевых кораблей нежат задницы лишь капитан и флагман. Но поскольку в случае кончины капитана его заменяет старпом, он же — ваш покорный слуга, не очень-то возвеличивающий над бытом разные там высокопарные формальности… Но, увы, сейчас у вас не тот статус, и меня превратно поймут.

— Выходит, вы все-таки… — промямлил Каменцев разбитыми губами, но закончить обличительную фразу ему не удалось: раздалась гортанная команда на арабском, видимо, языке, кучковавшиеся на юте матросы мигом рассыпались, образуя строй, и тут же под крылом кормового мостика появились Ассафар и второй помощник.

Сенчук с появлением начальства с места не двинулся, более того — удержал судорожно привставшего со шканцев Крохина, не без опаски озиравшего возникшую поодаль грозную матросскую шеренгу.

Почтения к официальному построению не выказали и хозяева пришвартовавшейся яхты, сидевшие на низких складных стульчиках у платформы шпиля — с банками пива в руках и с дымящимися сигарами.

У ног толстяка с физиономией киношного гангстера стоял пластиковый кейс-холодильник, содержавший, вероятно, прохладительный алкогольный напиток.

Каменцев посмотрел на Ассафара. Лицо его, с заострившимися чеканно чертами, светилось угрюмой решимостью, сузились пылающие яростью глаза, нервно кривился тонкий бескровный рот.

Оглядев орлиным взором строй, араб отрывисто произнес:

— Братья! Вы уже знаете, что среди нас есть враги! И вот для них наступила минута расплаты! Среди нас не должно быть никакой нечисти! — Он замолчал, обернувшись на шум раздавшихся за спиной шагов: со шкафута, в сопровождении двух вооруженных автоматами охранников, брел Филиппов съежившийся, с сиреневым лицом мертвеца, только вытащенного из холодильной камеры. Кисти его рук перехватывала удавка из прочного капронового каната.

Глаза пленника бессмысленно пялились на настил палубы, по которому он ступал дергающейся неверной походкой паралитика. Его охранники, напротив, озлобленно и яро крутили головами по сторонам, выразительно потрясая оружием.

— Туда его! — махнул рукой араб, и арестанта подвели к огораживающим корму леерам, под алюминиевый шест флагштока.

Филиппов тут же опустился на колени и замер с понуро опущенной головой.

«А он-то чем отличился? — мелькнуло у Каменцева. — Значит, тоже пытался пойти поперек…»

Араб, презрительно покосившись на Филиппова, перевел взгляд на сидевшую с независимым видом на шканцах парочку. Дернул щекой в саркастической ухмылке. Вежливо, на выдохе произнес:

— Вам, господа, придется тоже присоединиться к этим… — указал на томящихся под стволами узников.

— А как же наш договор, господин Ассафар? — поднимаясь, вопросил Сенчук. — Неужели я подло обманут?

— Я пришел к мысли, что довериться вам — слишком большой и неоправданный риск, — небрежно объяснил араб.

— Минуту! Сейчас вы совершаете непоправимую ошибку! — Сенчук торопливо, бочком, засеменил к хозяину экспедиции.

Вслед за ним, отставив под катушку лебедки недопитое пиво, поспешил, дыша в затылок старпома, прибывший на яхте толстяк, выдав этаким проявлением бдительности свою безусловную заинтересованность и причастность к происходящим событиям.

— Назад! — ткнув подошедшего к боссу Сенчука в грудь стволом автомата, выкрикнул Еременко.

Дрогнул, колыхнувшись, и строй матросов, но, повинуясь жесту араба, остался на месте.

Каменцев потерянно всмотрелся в лица стоявших на юте людей. Пустые мрачные глаза были везде.

— Так вот я хочу разъяснить вам вашу ошибочку, господин хороший, — не принимая во внимание настырные тычки автоматного дула, обратился Сенчук к арабу. — Она состоит в том…

— Назад, мразь! — уже в голос заорал второй помощник, а жирная ручища хозяина яхты упреждающе легла на плечо старпома.

— Она состоит в том, что вы не подумали о контрразведывательном обеспечении своей дури, — спокойно продолжил Сенчук. — А ты чего с ружьем, друг? — обратился он ко второму помощнику. — Здесь, между прочим, лето, а летом охотиться нельзя!

Терпение второго помощника иссякло, и он нажал на спуск.

Раздался тихий сухой щелчок.

Помощник, растерянно уставившись на автомат, вновь передернул затвор, снова дернул крючок, и в этот момент пудовый башмак старпома, как чугунное ядро, погрузился в его промежность.

У помощника закатились под лоб глаза.

В следующее мгновение, не сопроводив ни малейшим вниманием падение извивающегося от боли тела у его ног, Сенчук отпихнул стоящего за его спиной толстяка и коротко въехал мечом плотно сложенных пальцев в солнечное сплетение охнувшего араба. После — круто развернулся к толпе двинувшихся на него матросов, в чьем арьергарде шли, наставив на него стволы, охранники Филиппова, спешившие на помощь боссу и оставившие без присмотра своего, впрочем, беспомощного пленника.

Охранники столь же растерянно и глупо, как выведенный из строя помощник капитана, без толку щелкали спусковыми крючками.

Из-под просторной робы старпома, в свою очередь, внезапно вынырнул «Калашников» со складным прикладом. Щелк! — примкнулись к оружию сдвоенные лентой рожки и лязгнул затвор.

Раздался выстрел, подобный удару хлыстом. Передние ряды атакующих отпрянули и замерли, подобравшись, оставив на рубеже несостоявшейся рукопашной атаки убитого наповал боцмана.

— Хорошая штука «Калашников», да? — спросил Сенчук Крохина, многозначительно указывая ему в сторону Каменцева и связанных офицеров. Верная, как супруга арабского шейха! Жми на спуск и радуйся жизни! — Он выдержал паузу, а затем, угрожающе тряхнув стволом в сторону матросов и побросавших бесполезное оружие охранников, взревел: — Всем лечь! — И — для пущей убедительности, вероятно, — бестрепетно прошелся длинной очередью по скоплению белых роб, тут же окрасившихся кровью.

Вой ужаса и боли повис над ютом. Палубу устлали тела — живых и покойников.

Рывком приподняв согбенное тело задыхающегося араба, Сенчук поставил его на колени, достал неуловимым движением из-под полы широкий кинжал, косо вдавив лезвие в шею противника. Сокрушенно поделился как бы с самим собой:

— Сегодня, кстати, понедельник. Тяжело начинается неделя!

Араб, обретший подобие дыхания, прохрипел, улыбаясь зловеще и криво:

— Все равно мы добьемся своего… Вас ничто не спасет… Нас много…

— Вова, люки задраены? — спросил старпом Крохина, лихорадочно перерезавшего путы на руках Каменцева.

Тот угрюмо кивнул.

Дотянувшись левой рукой до запорного рычага клепаной металлической дверцы, закрывавшей запасной вход в трюм, Сенчук, не отрывая взгляда от лежавших ничком на юте тел, воздел его вверх. В этот момент несколько матросов нерешительно принялись подниматься, исподлобья глядя на старпома источающими затравленную ненависть взорами.

Сенчук плотнее уместил клинок на шее араба. Произнес строго:

— Дай своим псам команду «Лежать!», гнида, иначе будешь улыбаться горлом.

— Вы украли часть моей души… — прошептал тот. — Как же я ненавижу…

— Давай команду!

Матросы с окаменевшими лицами, словно сомнамбулы, двинулись в сторону своего плененного повелителя.

— Стойте! — просипел Ассафар. — Назад!

— Лечь на живот! — добавил старпом. Матросы повиновались.

— Итак, господин Ассафар, мы находимся в паритетных условиях, — сказал Сенчук. — Мы сохраняем жизнь вам, а ваши псы облизывают слюну с клыков. Мы также дарим вам замечательный «Скрябин». А сами уходим на яхте… Подходящие условия?

В следующую секунду возмущенно заходила ходуном запертая им стальная дверь под ударами многочисленных кулаков.

— Вова, — ровным голосом приказал старпом Крохину, — дай Ивану Васильевичу пистолетик, мне нравится, как наш друг умеет стрелять. Надеюсь, приобретенные увечья не повлияют на его испытанный практикой талант. И свяжи-ка этого снайпера, — указал на содрогающееся в муках тело второго помощника.

— У него, по-моему, уже не будет детей, — предположил Крохин без тени сочувствия.

— Может, это и к лучшему, — отозвался Сенчук, не отнимая кинжал от шеи араба. Затем, порывшись свободной рукой в кармане кителя, извлек короткий узкий напильник. Отшвырнув слесарный инструмент в сторону, пояснил подошедшему к нему Прозорову: — Вот, кстати, почему молчат орудия врага…

— Потому не сработал и его автомат? — Тот кивнул на Каменцева, принимая из рук Крохина оружие и косясь заплывшим глазом на содрогающуюся от яростного напора дверь.

— Того и гляди, они вышибут своими пустыми башками настил, — озабоченно заметил Сенчук, глядя, как Прозоров посылает патрон в ствол пистолета. — Ну, убедились в упертости этих чертей? Спасибо вам, что с помощью божьей загнали эту бешеную свору в трюм. На ремонтные работы. А ведь зря вы грешили на добропорядочного Георгия Романовича. Кстати, пропал ваш «узи», Иван… А жаль, хорошая была стрелялка. И название правильное, вполне медицинское. То есть конкретно связанное с диагностикой потрохов. Итак, ребятки… — Отстегнув карабин-чик, он выдернул из-под робы автомат и передал его Крохину. — Несите службу исправно, следите за этой шпаной в оба… — Выразительно кивнул на толстяка и тощего типа, боязливо жавшихся на стульчиках возле своего пивного холодильника. — А я отлучусь. Скоро буду.