Та, которой могло не быть

Глава 1. О том, как тяжело что-то менять в своей жизни

— Ну, Мира Андреевна, дорогая, может быть, вы передумаете? — всхлипывала моя молоденькая медсестра, вытирала слёзы белой медицинской шапочкой.

— Верочка, не плачьте. Что за трагедия? Будет с вами работать другой врач, — уговаривала я её, наливая в стакан воду из прозрачного стеклянного электрического чайника. — Не сошёлся на мне свет клином!

— Ка... ка... кой друго... оой, — продолжала взахлёб плакать медсестричка, — Алина Сергеевна или Наталья Ивановна? Не. хочу, хочу с вами!

— Верочка, ну, успокойтесь, прошу, Вы используете запрещённый приём! Я уже трижды откладывала своё увольнение. Поймите, Вера, не всё в нашей жизни происходит так, как нам хочется.

Слёзы Веры бередили душу. Не выдержав её жалостливых взглядов, я нервно встала из-за стола и подошла к окну. Вид за стеклом открывался прекрасный. Золото листвы осеннего парка горело под солнечным светом. Но сейчас красоты пейзажа меня интересовали меньше всего. Мыслями я была не здесь, и не видела перед собой ничего, погрузившись в воспоминания, в том числе, и об очередном утреннем разговоре, который был продолжением вчерашней нашей вечерней ссоры с Алексеем, моим гражданским мужем. Этот разговор и вынуждал меня сделать то, чего мне совсем не хотелось, то, из-за чего так горько плакала Верочка...

... — Мира, сколько можно повторять, тебе пора идти дальше! Ты в своей поликлинике плесенью покрылась, как и все твои антикварные пациенты. Все эти Кириллы Федосеевичи, Аглаи Дормидонтовны. Сколько ты будешь получать гроши за свою работу?! Ты понимаешь, твоё время и знания стоят денег, и это не три копейки!

Алексей был на взводе. Подобные разговоры он заводил в этом году с регулярностью раз в неделю, но в последнее время ещё больше активизировался.

— Лёша, я понимаю, деньги, но мне нравится моя работа. И пациенты мне мои нравятся. Большинство из них очень интересные и ничуть не антикварные. Слово-то какое придумал,

— улыбнулась ему, и поспешила ответить, стремясь прекратить этот очередной неприятный мне разговор. — Я не хочу увольняться, — взяла его за руку и постаралась заглянуть в глаза, которые он постоянно отводил.

— Мне надоело тебя содержать, — неожиданно вспылил мой всегда сдержанный, даже несколько флегматичный, мужчина и нервно встал с дивана, на котором мы обычно проводили вечера. Я — дописывая амбулаторные карточки, он — переклацывая каналы телевизора в поисках «дзена». Его слова резанули по живому. Содержать... Значит, так он видит наш с ним совместный быт. Да, не спорю, он был добытчиком в нашей семье. А у меня была любимая работа. Но в последнее время что-то неуловимо изменилось в наших идеальных, как я считала, отношениях.

Мы с Алексеем вместе уже восемь лет, с пятого курса медуниверситета, где учились в одной группе на лечебном факультете. И вот на девятом году совместной жизни такие откровения.

Обида удушливой змеёй сдавила грудь. Я опустила ноги, до этого спрятанные под мягким пледом с белым единорогом, на пол в поиске опоры. Рукой с силой сжала резной подлокотник дивана до побелевших костяшек пальцев, чтобы унять предательскую дрожь. Гадко и грязно, словно плеснули из ушата дерьма мне под ноги.

Тем временем Алексей продолжал гнуть своё, вовсе не обращая внимания на мои душевные терзания.

— Матвей уже давно предлагает тебе место в своей компании, так ты всё думаешь, взвешиваешь «за» и «против».

— Матвей? Ты же знаешь, что я его на дух не переношу ещё со студенческих лет,

— брезгливо скривилась, вспоминая бывшего. — И когда это я говорила, что обдумываю его предложение? Ты что-то путаешь, дорогой.

— Мирка, нельзя быть такой, — мой собеседник резко сел на диван и взял меня за руку, ловя мой взгляд. — Мало ли что наплела твоя малахольная подруга. Может быть, ничего и не было. А если и было, за сроком давности всё уже списалось. Да ведь она одумалась и ещё прощения попросила за то, что оклеветала достойного человека.

— Алёшка, ты из-за мужской солидарности не видишь очевидного. Её вынудил так поступить Матвей. Я же видела, в каком состоянии она ко мне пришла в ту новогоднюю ночь. Да, я там не была. Оказывается, иногда полезно болеть. Но я тебе точно говорю, он её изнасиловал. И если бы она послушала меня, и мы сразу пошли бы в полицию, то были бы запротоколированные доказательства, а так он вместе со своим отцом-адвокатом всё перевернул в своих интересах.

— Мира, не хочу слышать эти ваши бабские домыслы, — пренебрежительно фыркнул муж.

— Речь вообще о другом. Ты идёшь в его компанию медпредставителем или нет?

— Мне нужно подумать, — это был не тот ответ, который он ждал от меня.

— Значит так, — Алексей прошёл по комнате туда-сюда, снова сорвавшись с места, — или ты уходишь в медпредставители, или лавочка закрывается, я ухожу от тебя.

Это был удар ниже пояса. Я задохнулась от его последних слов. Вот так вот, он уходит после наших совместно прожитых лет? Ничуть не жалея и не сожалея? Выдвигая ультиматум?

— Кто она? — всё резко встало на свои места, словно пелена спала с глаз. Столько мелочей сейчас складывалось в логическую цепочку. То, что я старательно не замечала, теперь всплыло на поверхность.

Алексей напрягся, но, совладав с собой, непринуждённо улыбнулся и снова сел на диван, увлекая меня за собой.

— Дура, я ж говорю, баба, — он попытался взять меня за подбородок и поцеловать. Но было уже поздно. Сомнение стремительно расцветало буйным цветом в груди, выжигая абсолютное доверие и уверенность в надёжности этого человека.

— Алексей, мне не нужны эти игры и твои ультиматумы. Хочешь уйти - иди. Не нужно придумывать причины, — мой голос прозвучал неожиданно спокойно, хотя в душе всё переворачивалось и рвалось в лохмотья. Может быть, я действительно дура, и всё придумала, сделала неправильные выводы? Всё-таки восемь лет вместе. Хоть и в гражданском браке, потому что штамп в паспорте делает из мужчины-сокола мужчину-борова, так всегда говорил Алексей, когда я ненароком заводила разговор о том, чтобы оформить наши отношения официально. И есть ли ещё «мы»? Вот в чём вопрос. И ответ я на него получила незамедлительно.

— А вот возьму и уйду. Жаба холодная, — зло процедил он сквозь зубы, подскочил с дивана, стремительно достал чемодан и стал бросать в него свои вещи. С какой-то горящей ненавистью во взгляде поглядывая на меня, продолжил: — Посмотришь, как жить на одну свою бюджетную зарплату и без мужика в доме, Мира Андреевна, врач-терапевт высшей категории. Кто тебя кормить-то будет? Старички твои нищие?

— Алексей Павлович, видать, вы не мой Иван-царевич, если я до сих пор осталась жабой. Давайте без ехидства и злорадства обойдёмся. Я всё поняла, что вы хотели до меня донести. Ключи оставите на столике в прихожей, дверь захлопнете за собой.

Я встала и прошла мимо своего, ещё пять минут назад, мужчины, а теперь, по-видимому, бывшего. Закрыла дверь в ванную на щеколду и включила воду. Вот теперь можно и дать волю слезам. Горьким, обидным, разрушительным, выворачивающим наизнанку... За шумом воды и собственным водопадом из слёз не услышала, как хлопнула входная дверь, закрываясь за тем, кто был для меня родным человеком целых восемь лет. Выйдя из ванной, первым делом заглянула в прихожую. Ключи лежали на столике, там, где я и велела их оставить... Значит, возвращаться не собирается.

И всё-таки Алёша добился своего. Теперь мне точно придётся уволиться, чтобы перейти на другую, высокооплачиваемую работу, потому как платить по счетам за квартиру, заправлять машину, одеваться и питаться не получится с зарплатой врача городской поликлиники, не имея крепкого плеча рядом.

Стук в дверь заставил меня вынырнуть из мыслей-воспоминаний, сбросить оцепенение и вернуться в свой участковый кабинет приёма. Сегодня я ещё врач! Настойчивый стук повторился.

— Войдите! — крикнула я, садясь за свой стол и вынимая фонендоскоп из верхнего ящика стола.

— Мира Андреевна, можно? — в дверном приёме появилась сначала голова, а потом зашло и всё тело Аглаи Дормидонтовны — боевой старушки, бывшей актрисы театра и кино. Теперь одинокой, позабытой, заброшенной старой женщины с гипертонической болезнью и стенокардией. Я бросила взгляд на часы над дверью. До начала приёма оставалось двадцать минут, но не будешь же заставлять её ждать всё это время.

— Проходите, Аглая Дормидонтовна, что вас привело ко мне сегодня? Мы же договаривались на среду, а сегодня понедельник.

Я взяла с полочки тонометр для измерения давления и словила её руку, которой она очень любила театрально жестикулировать при разговоре.

— Давайте измеряем давление и посчитаем пульс, а потом вы мне всё расскажете. Давление и пульс оказались в норме, соответственно её возрасту.

— Дорогая, Мира Андреевна, а я пришла пригласить вас на свадьбу, — старушка улыбнулась, и на её щеках заиграли ямочки.

— Приятная новость, и кто же этот герой, что смог завоевать ваше сердце? — я искренне обрадовалась за Аглаю. Одиночество очень печально, особенно в пожилом возрасте. Не хотелось бы мне испытать его на себе. И снова вспомнился ушедший Алексей. Детей мы не родили, потому что для него было ещё рано, а теперь, видимо, для нас уже поздно. И осталась я одна. «Какие твои годы? — скажут оптимисты. — Всё ещё будет!» А если так, как у этой бодренькой старушки? Ведь и она не думала при том количестве поклонников, любовников и желающих быть рядом, что к пенсии останется одна-одинёшенька.

— Да вы его знаете! — развеселилась женщина и выудила из ридикюля приглашение. — Мы и вас, Верочка, приглашаем, — повернулась она к медсестре, которая с интересом слушала пациентку.

Я взяла пригласительную открытку с изображением двух колец и белых голубей, стоящих на этих кольцах и прижимающихся друг к другу ярко-розовыми клювами. Странный вкус у художника, ну да впрочем... Я открыла открытку и прочитала, что на бракосочетание нас приглашают Кирилл Федосеевич и Аглая Дормидонтовна.

— Кирилл Федосеевич — счастливый жених? — улыбнулась, видя, как засветились от счастья глаза женщины. — Ох, только вы поаккуратней со счастливыми и радостными моментами. Наш бравый лётчик недавно перенес инфаркт. Сейчас у него реабилитационный период, — оказывается, и жениха я очень хорошо знала. Мой пациент! Уж не в очереди ли ко мне на приём они познакомились?

— Да, наша драгоценная Мира Андреевна, знаю, — она достала второй пригласительный и протянула Верочке. — Мы и вас будем ждать, Верочка. Вы для нас обоих стали, как семья. Приходите обязательно, будет чудесная пирушка, а после поедем на дачу. Красота! Бабье лето подарит нам прекрасную возможность насладиться природой. Помните, как у Ольги Берггольц?

«Есть время природы особого света,

Неяркого солнца, нежнейшего зноя.

Оно называется бабье лето,

И в прелести спорит с самою весною»

— Я приеду, обещаю, — погладила женщину по руке, которую она мне протянула. Прекрасное настроение пациентки передалось и мне. Есть люди, которые способны одарить радостью окружающих, и Аглая — одна из них.

— Спасибо, будем ждать, — Аглая Дормидонтовна лучезарно улыбнулась и, одарив нас на прощание поклоном, достойным сцены, ушла.