Титан империи 3

* * *

— Отец? Ты занят? — спросил Саша, заходя в кабинет отца.

Федор Николаевич, глава рода Берцовских, поднял глаза от бумаг. Стол едва не терялся от их обилия. Спина страшно болела.

— Саша? — удивился он. — Ты уже вернулся? Так быстро?

— Да, отец. В районе спокойно уже третий день, к чему жечь лишний бензин? — сказал сын и плотно закрыл за собой дверь. — Тишь да благодать. Даже странно…

— Нет ничего странного! — хмыкнул Берцовский-старший. — Если от Нексуса долго нет новостей — значит, скоро будет тройной удар. Завтра не свет не заря тоже поедешь в патруль. Нечего тебе в усадьбе сидеть — твой покойный брат всегда был на острие атаки. Я жду от тебя того же.

— Да, отец.

В чем Саша всегда импонировал — так это в умении подчиняться. А как говорится: прежде чем командовать, научись исполнять приказы.

Вот Сергей, такой науки никогда не знал. Оттого и погиб во время Омской авантюры, хоть и силен был как бык. А этот… вроде даже и не такой сорвиголова, пусть и звезд с неба не хватает.

Ладно, ему всего девятнадцать. Очень хотелось надеяться, что Саша наберется опыта, и род окажется в надежных руках.

— Хорошо, — кивнул Федор Николаевич. — Нутром чую, завтра что-то будет, и, возможно, в Фаустово.

— Почему ты верен Скалозубовым, отец? — спросил Саша, подходя к столу и окидывая отца странным взглядом. — Ведь они всегда вытирали об тебя ноги.

— Что за слова⁈ Думай, о чем говоришь! Они наши сюзерены, а я всегда был верен клятве до гроба.

— Как в понедельник, в Фаустово?

Берцовский-старший потерял дар речи: да что этот наглец…

— Тебе ли не знать, почему я вынужден был связаться с Герасимовым⁈ — придя в себя, рявкнул Федор Николаевич.

Неужели ошибся, и этот превращается в такого же несносного идиота?

— Потому что он твой старый друг?

— Мой старый друг, который взял твою сестру в жены, как заложницу! — зло отмахнулся Берцовский-старший. — Хватит этих разговоров, а то у тебя уж слишком развязался язык. Завтра в Фаустово как штык, и сделаешь все, чтобы вернуть наше доброе имя.

— Думаешь, Скалозубовы обрадуются нам? Они помыкают нами как хотят, а ты…

— Ладно-ладно, как будто я не понимаю, откуда такая злоба, — хохотнул отец и откинулся в кресле. — Сам же рвался вчера помогать Скалозубовым, а теперь чего? Отшила тебя та княжна, да?

— Отец…

Вот теперь начинается тот самый воспитательный момент.

— Не отводи взгляд, вижу же, что отшила. И правильно. Она и не посмотрит на такого, как ты. Скалозубовы наши сюзерены, а вот та птичка куда выше. Эх, будь ты девкой, я с удовольствием выдал бы тебя за Женьку, и вон с моей шеи!

И при виде того, как сын осунулся, Федор Николаевич расхохотался.

— Да, отец.

Саша сделал еще шаг вперед. Берцовский-старший поднялся со стула и повернулся к окну.

— Горделивость Саблиных куда серьезней, чем у Скалозубовых. И те, и те — столичная сволочь. Мы для них всего лишь провинциалы. Лучше держись от этой девчонки подальше… А Евгению будь верным слугой, так ты точно проживешь чуть дольше. Я же найду тебе невесту среди Кречетовых. Сегодня ночью скончался Емельян Устинович, посему хватит его дочерям сидеть в девках. Завтра вечером, если все будет тихо, поедем сделаем визит в Урочище.

— Да, отец, — Саша замер у него за спиной.

— Что ты все раздакался? — обернулся Федор Николаевич. — И что это за шмотки на тебе? Что за вид?

— Сегодня праздник, отец, — развел руками сын. — День, когда у весь уезд всколыхнется. День перемен.

— Да что ты? И что за праздник?

— Праздник… крови!

— Какой?..

И тут в дверь постучали.

— Ваше благородие, — раздался голос дворецкого. — Ваш сын только что прибыл. Вы просили предупредить, когда он…

— Где отец⁈ Он у себя в кабинете?

Дверь раскрылась, и на пороге вырос… Саша?

— Папа?..

— Са… — и Берцовский-старший обвел глазами два одинаковых лица. — Кто ты…

— Праздник крови шавок Скалозубовых! — воскликнул Александр, который вошел в кабинет первым.

Он выхватил кинжал и, не успел Федор Николаевич отшатнуться, полоснул его по горлу.

Берцовский-старший захрипел и, пытаясь зажать страшную рану, съехал на пол.

Сверкнула сталь, и на пол рухнул второй Саша — кинжал торчал у него из живота. Сын закричал.

— Сука, тварь… — прохрипел Федор Николаевич.

Кровь хлестала из раны и заливалась под воротник. Боль была адская, а перед глазами плавали красные круги.

— Какой день? Чудесный день! — ворвался в уши дикий крик убийцы, а затем его глаза вспыхнули золотым светом, и он бросился в окно.

Осколки осыпали Федора Николаевича с головой, и все потемнело.