Аврора

Удивлённо улыбнулась себе: с каких это пор желание двигаться вдруг становится таким… востребованным?.. Пока же с тошнотой справлялась, потому что стояла среди кустарниковой кипени роз, благоухающих трав и цветов, в густом пении садовых птиц, сквозь ветви деревьев пригреваемая майским солнцем… Да и не получится побегать: в последнее время к тошноте от одиночества добавилась совсем уж неожиданная усталость. Поискав в интернете, пожала плечами. Депрессия? Ну… Вполне возможно.

Рассеянно и равнодушно улыбнулась белокурому красавчику, охраннику, который плохо спрятался в кустах сирени. И, сразу забыв о нём, отвернулась идти к коттеджу.

… Резкий треск сломанных ветвей заставил её подпрыгнуть на месте.

Треск повторился. Нет, он и не заканчивался, раз начавшись!.. И раздался не один этот треск, а множество, словно бежали со всех сторон, грубо ломая посадки!

Что происходит?! Вокруг неё прекрасные кусты и цветы, купленные по сумасшедшим ценам и высаженные личным садовником – с истовой любовью и чуть ли не с трепетом! И кто-то бежит по драгоценным растениям?!

Она ещё не успела обернуться, чтобы посмотреть на нарушителя покоя. Увидела: сбоку к ней прыгнул тот самый белокурый молодчик – из ближних сиреневых кустов. Он быстро подхватил её на руки. «Меня похищают?! Но я столько раз видела этого охранника здесь!» - ахнула она, судорожно прижимая к себе корзину с цветами и собираясь завизжать. Но молодчик нёс её бережно, хоть и беглым шагом – причём к коттеджу. Значит, он оберегает её от чего-то или кого-то?

Однако секунду спустя она завизжала-таки.

Но не потому, что всё ещё думала – её похищают. А потому, что сначала взгляд упал на корзину, которую всё ещё прижимала к груди… Господи, к груди!.. Эту грязную, с торчащими во все стороны сучками, словно выдранную из навозной кучи вещь, в которой лежали не прекрасные розы, а уродливо изогнутые сухие лозы с колючками и какое-то пришибленное сено, мертвенно-серого цвета, явно из надёрганных сорных трав.

А потом она подняла глаза – и завопила, через секунду снова сорвавшись на визг, испугавший её саму.

Её стремительно нёс куда-то жуткий урод. Заросшее чёрной шерстью лицо отличалось плоским, почти вдавленным носом. Рот… Нет, не рот! Пасть полураскрыта, потому что её трудно закрыть – мешали глазные клычища, кровянившие отвислые, багровые, в чёрных точках мясистые губы. И прижимал он её к себе, уже не будучи как обычно затянутым в светлый полувоенный френч. Он жёстко притиснул её к металлическим пластинам, будто вплавленным в его внезапно косматое тело!.. Глаза, мельком глянувшие на вопящую ношу, на мгновения заставили Аврору заткнуться, всего лишь сверкнув на неё болезненным бело-жёлтым светом.

Но всё, что ни происходило, летело именно что секундами.

Она не успела докричать, как внезапно чудовище, нёсшее её, будто споткнулось на бегу. Ещё ничего не соображающая, иначе завопила бы ещё сильней, Аврора, тем не менее, резко напряглась – в ожидании совместного падения. Чудовище сумело-таки сделать ещё пару шагов – по ступеням к двери коттеджа. И споткнулось во второй раз. Аврора от первого крика ещё охрипла, наверное, поэтому сдавленный вскрик на взлёте перешёл в кашель: теперь она видела, почему оно спотыкается. И даже падает!.. Из горла чудовища, едва видного из-за чёрной шерсти, на уровне её собственного подбородка, выскочило острие какой-то толстой стрелы!

Закатывая умирающие глаза, оно смогло подняться ещё на две ступени…

Дверь резко распахнулась – и на крыльцо в сад выскочил Михаил.

Беглая мысль: «Откуда он здесь?! Он не говорил, что должен приехать!»

Дальше Аврора наблюдала ужасающе безумное кино: муж ринулся к ней, протягивая руки – явно, чтобы подхватить её, если чудовище будет падать. Или – когда будет падать… Секунда… И… Женщина только и могла, что хрипеть в попытках закричать, когда с его лицом, знакомым лицом её красивого мужа, начала происходить трансформация: его словно обмело чёрной шерстью, а человеческий рот вытянулся в стороны – в оскаленную пасть!

А через две секунды перед глазами Авроры потемнело: выносить увиденное в эти два кратких мгновения сознание отказалось.

А именно – через две секунды короткая стрела свистнула (она уже начала вычислять этот звук!) и со смачным звуком разбрызгала кровь по левой стороне лица Михаила! Кажется, проткнув его глаз!

Но терять сознание хорошо в ситуациях нормальных. А женщина помнила, что несущее её чудовищное существо тоже начало падать. А может, пришла в себя Аврора, из-за того что как раз-таки упала – на него, естественно. И дикая боль в руке, которой она поневоле ударилась о лестничную ступень, привела её в сознание: «А если я сломала запястье?!»

Быстро выкарабкавшись из-под ослабевших рук (жутко тяжёлых лап с ещё более тяжеленными когтями!!), державших её, Аврора бросилась к двери в коттедж. Схватилась за ручку – и оглянулась. И снова завизжала: по всему саду бегали какие-то странные люди, которые отстреливали её охранников (чудовищ!) из ручного оружия, название которого она не сразу вспомнила, но слово это будто само выстрелило (от одного этого слова сердце трепыхнулось!) в её голову. Арбалеты!

Она рванула дверь на себя, унося в памяти образ когда-то любимого и прекрасного сада – страшного места с уродливыми безлиственными деревьями и кустами чёрно-серого цвета, покрытыми ядовито-жёлтой плесенью и ядовито-серыми лишайниками. Унося образ когда-то тайно любимого мужа, а теперь чудовища, безнадёжно мёртвым валявшегося на ступенях крыльца.

- Сто-ой! – завопили за спиной, и Аврора, ахнув, захлопнула за собой дверь, на автомате щёлкнув внутренним замком и тут же быстро пятясь от этой двери по коридору.

Вместо уютного тамбура, чьи стены были облицованы красивыми большими плитами песочно-солнечного цвета, дверь впустила её в неожиданно пустынное, пыльное помещение. Но дверь в помещение открыта – и там, далеко, в других комнатах, дом ещё был таким же, как недавно – утром. И она так захотела рвануть туда, в красивые, сияющие солнцем комнаты!

Оглянулась на треск выламываемой двери – и втянула воздух сквозь зубы: пустота мчалась за нею, наравне с нею, уничтожая немногие красивые вещи в тамбуре, облепляя их мгновенно запылённой паутиной и, кажется, даже плесенью!

Долго оглядывать помещение, резко превращавшееся в запустелое и пахнувшее затхлостью и в самом деле резкой плесенью, она не смогла. Пока Аврора держалась на мысли, что, несмотря на странную волну запустения, преображавшую коттедж, здание осталось тем же, а значит – можно его проскочить и выбежать на дорогу, где и позвать на помощь… Бросилась к следующей двери – и, схватившись за очередную дверную ручку, вдруг уставилась на свою руку. Грязную, словно она не цветы (она скривилась от воспоминаний: цветы?.. Цветы?!) собирала, а без перчаток копалась на клумбе. Кожа была не просто грязной, а в страшных, кое-где кровоточащих царапинах.

В себя привёл грохот в дверь, которую она машинально закрыла-таки за собой – как теперь понимала, на довольно хлипкий замок. И, забыв обо всём, кроме собственного спасения, Аврора бросилась сначала в рекреацию, уже ожидаемо пустынную, разве что заполненную сломанной мебелью, затканной пыльной паутиной.

За спиной раздался треск, который заставил её рвануть изо всех сил к двери в коридор, а та – распахнулась навстречу, и женщина чуть не врезалась в грудь следующего чудовища. Но грохот шагов преследователей за спиной слился вместе с прыжком этого чудовища, которое только и успело протянуть к Авроре руки, а потом бросилось закрыть её собой, а затем рухнуло, повалившись в сторону.

Взвизгнувшая от слишком стремительных событий женщина, не замечая, что от ужаса заливается слезами, по инерции проскочила мимо грузно шевелившегося (недобитое?!) тела и кинулась в открытый дверной проём.

Беглый осмотр коридора – никого! Аврора, в слезах, пробежала до следующей двери. Грохот за спиной (а люди ли и эти?!) ужасал. Быстро протянула руку к дверной ручке, а сама отвернулась – посмотреть, как далеко преследователи, которые вроде как не чудища, но ведь убивают!.. И, не заметив и промахнувшись, ударилась пальцами о ручку, содрала кожу. Подвывая от страха и до тошноты непонятных событий, Аврора онемелыми от боли пальцами снова попыталась схватиться за ручку и в спину услышала ошеломляющее:

- Это не она! Не она! Обыскивайте дом! Найдите её!

Всё по той же инерции Аврора, торкавшаяся в наглухо закрытую дверь, замерла было в неясной надежде, но в следующий миг её словно ударило от нового крика:

- Эту тоже взять! Узнать, кто такая!

Агрессивный приказ будто прочистил мозги – и она вспомнила, что эта редко используемая ею дверь открывается в другую сторону. И выскочила в служебный коридор, и трепеща от страха и глупо надеясь: а вдруг там тоже остался кто-то из прислу… из чудовищ?! Они хоть пытались её спасти!

Ещё одна дверь, ведущая на улицу, где среди клумбовых полос обычно останавливались продуктовые и вообще хозяйственные машины. Но… Она растерянно замерла, тараща больные от плача глаза и забыв, что дверь за спиной не захлопнута.

Хотя что из того…

Вместо выхода к рабочим помещениям, куда обычно подъезжали магазинные поставщики с продуктами или служащие клининга, она попала в странное место.

Коттеджный посёлок никак не мог располагаться посреди города! Посреди незнакомого громадного города! Среди двух- и пятиэтажных зданий, и не кирпичных, а каменных, словно бы старинных, среди сплошной брусчатки (где асфальт?!) – там, где даже намёка нет на траву и вообще растительность! И – тишина… Такая, что голову немедленно сдавило от этой тишины, а в ушах зазвенело… Аврора опять инстинктивно попятилась. Сразу ткнулась спиной в дверь и, может, потому отчётливо расслышала беспорядочный шум всё ещё бегущих за ней людей…

Снова непроизвольно взвизгнув затравленным зверем, она бросилась от двери – прочь от дома, от последнего предмета, связывавшего её с жизнью, в стабильности которой полчаса назад она была так уверена!

Пустынные улицы странного и, кажется, древнего города напугали её не так, как преследователи и затаившиеся в доме чудовища. Но, пробежав один переулок, оставив за спиной ту самую единственную дверь, которая связывала её с прошлой жизнью (или грёзой о ней?!), она остановилась отдышаться. И вдруг замерла. Оглянулась. Коттеджа нет. Он остался за поворотом, за углом дома… Снова взгляд на руки. Чуть дышать не перестала… На ней нет того удобного трикотажного костюмчика, который она любила за максимальный комфорт… Какая-то рубаха из жёсткой ткани, даже не заправленная в такие же мятые серые штаны. Разве что на ногах довольно удобная обувь – похоже, давно разношенные полуботинки… или даже… башмаки?

Она вздрогнула, когда ей показалось, что за ней снова бегут…

И начала осознавать, что происходит нечто, больше похожее на сон во время болезни. Сначала бурные события. Теперь – тишина и пустота. Ведь только во сне может застояться такая жуткая тишина – в городе. Она даже специально шаркнула ногой по сухой и пыльной брусчатке, чтобы услышать хоть звук. И нахмурилась, этим движением заглушая непроизвольную дрожь. Шарканье-то расслышала. Не сон.