Валигура

– Ты тех немцев видел в Белой Горе? – воскликнул, подскакивая к нему, Мшщуй. – Говори, ты видел их?

– Видел, – пробормотал парень.

– Тут один? – добавил Валигура, хватая его за руку и притягивая, чтобы не скрывал взгляда. – Говори! Ты узнал его?

Сончик встревожился и забормотал:

– Не знаю.

– Он! Он! Он! – закипел старик. – Иди, раскрой глаза! Он!

Сончик сразу узнал Герона, который действительно прибыл в свите своего дяди, но, зная гнев пана, не хотел подтверждать, чтобы не быть причиной кровопролития в доме.

Мшщуй весь дрожал, срывался, ложился, ходил, выдирал с головы волосы. Он не сомневался, что перед ним был один из тех двоих, с которыми сражался, и которые похитили его детей. Ничто не могло его сдержать от мести над ним, даже та мысль, что одной из дочек он мог быть мужем.

Он вырвал бы из их объятий и раздавил этого человека.

Герон при первой встрече в поле узнал своего противника, не зная, что был отцом похищенных девушек; видел в нём только чудесно воскресшего человека, на которого напали вдвоём с Гансом, когда тот в погоне отдыхал, и его посчитали убитым.

Смешавшись тем, что и мсительные глаза старцы были уставлены на него, Герон думал, что ему делать, и как избежать встречи и мести, но немного успокоился, не видя Мшщуя в избе и у стола.

Что это был он, ему казалось несомненным. Приключение на Белой Горе было отчасти известно дяде Конраду, хотя о похищенных девушках крестоносец не знал. Обе они были спрятаны в бурге Ламбах, у матери Ханса, а Герон должен был идти к дяде. Зная его, он не смел даже вспомнить о нападении и похищении.

Герон рассказал Конраду о побеге с Белой Горы и защиту в лесу от погони и, увидев Мшщуя, выбрал минуту, чтобы ему шепнуть, что на дворе князя заметил того, кого они порубили.

– Это ничего, – сказал холодно крестоносец, – они не смеют на нас покуситься. Ты не знаешь его…

– А если вызовет меня? – спросил Герон.

– И ты спрашиваешь меня, что делать, когда рыцарь рыцаря вызовет на дуэль? – ответил насмешливо дядя.

Герон молчал.

Крестоносец, проникнутый великим значением своего Ордена, пренебрегал делом – кто же посмеет коснуться одного человека со двора брата Немецкого дома госпиталя Девы Марии?

Сончик выбежал из каморки, и хоть глаза его быстрые не нуждались в подтверждении того, что раз видели, он вкрался в столовую, чтобы присмотреться к Герону. Это был он! Он уже не сомневался! Не вернулся, однако, к пану – чтобы гнева его не разжечь.

Пиршество протянулось долго… Рассказывали о прусских язычниках, об экспедиции на них, о строительстве замков для Ордена на Висле, о победе над дичью, в которой Конрад был уверен.

Всё более безудержный пир, к которому Лешек гостеприимно поощрял, продолжался до ночи. Помещения для Конрада и товарищей его назначили в домах на Вавеле. Уже поздно проводили гостей на отдых.

В отдельной каморке у Конрада фон Лансберга была одна на двоих с племянником постель. Не забыли им поставить на ночь schlaftrunku, к которому немцы были привыкшими, хотя за столом напитки для них не жалели. Конрад прибыл в каморку в хорошем настроении, немного подшучивая над простотой дома, над неприглядным замком, над польскми обычаями, которые называл варварскими.

Герон несмело ему вторил, имея на уме того старца и глаза, какими он его мерил при встрече.

Он уже ложился, когда постучали в дверь.

Один из кнехтов звал Герона, говоря, что уряднику со двора нужно его увидеть.

– Пусть сюда войдёт, – ответил Конрад.

Показать страх Герону казалось недостойным рыцаря. Взяв в руку только что отпоясанный меч, он сию минуту вышел.

Мшщуй стоял за порогом, поджидая его. Они поглядели друг другу в глаза – в словах не нуждались. Ландсберг видел неизбежный поединок. Валигура показал ему площадь поблизости под валами. Луна слабо её освещала.

Пошли в молчании. Герон предшествовал, старик шёл за ним так близко, что тот чувствовал над собой его горячее дыхание. Конрад ожидал в комнате возвращения племянника.

В тишине он услышал удаляющиеся от дома шаги, успокоился.

Потом он начал не спеша раздеваться, рассеянно шепча обязательную молитву.

Он стал сильнее прислушиваться, не возвращается ли племянник; его не было. У порога должны были спать двое кнехтов, крестоносец позвал одного из них.

– Где Герон?

Не было его поблизости, поэтому оруженосец пошёл искать и вернулся с тем, что найти не мог.

Снова прошёл приличный отрезок времени, Конрад начинал беспокоиться, приказал зажечь факелы и вышел с кнехтами во двор. Там царила великая тишина… люди спали, на востоке начинало светать. Герона нигде не было видно… Вдруг крестоносец остановился на сухой земле, наступив в мокрую лужу. Это была кровь… но тела, из которого вытекала, не нашёл.

Тут же на валу возносился замковый острокол. Как бы кровавая дорожка вела к нему, кнехты с факелами побежали и один из них крикнул.

За остроколом на валу лежал окровавленный Герон, бессознательный… Дядя бросился к нему с отчаянным криком.

Слуги сию минуту перебрались через частокол и приблизились к лежащему, который ещё дышал. Надежда спасти жизнь не была утрачена.

Мшщуй, упав в своей комнате на постель, рядом с которой поставил окровавленный меч, лежал, объятый глубоким сном.