Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика

Знакомство

С Кимом я познакомилась совершенно случайно жарким июльским днем 1970 года.

Тогда в Москве проходили гастроли американского айс-ревю. В те годы приезд зарубежных артистов был редкостью и большим событием. За билетами выстраивалась длинная очередь, и они раскупались мгновенно. Некоторая их часть распространялась среди членов творческих союзов, и, поскольку моя мама работала в Доме актера, Ида попросила меня достать билеты. Я купила четыре билета: три для Иды, Джорджа и его матери («мутер», как ее называла Ида), гостившей тогда у них, и один для себя.

Представления балета проходили на льду спортивного комплекса в Лужниках, и мы с Идой договорились встретиться у станции метро «Спортивная». Там впервые я и увидела Кима. Как оказалось, «мутер» слегка занемогла и Джордж вместо нее пригласил Кима. У того как раз гостил сын Том, которого Ким прихватил с собой в надежде достать лишний билет на месте.

Итак, мы все встретились около метро. Солнце слепило глаза, и я была в темных очках. Ким, знакомясь со мной, попросил:

— Снимите, пожалуйста, очки. Я хочу видеть ваши глаза.

Я выполнила его просьбу, не придав этому значения. Ким не произвел на меня никакого впечатления: я видела перед собой пожилого мужчину с добрым, но довольно помятым лицом. Могла ли я тогда предположить, что эта встреча перевернет всю мою жизнь?!

Мы с Идой шли впереди, болтая, мужчины следовали за нами. Позже Ким говорил, что в течение этих минут, по пути до стадиона, он решил жениться на мне. Мы часто возвращались к этому эпизоду, вспоминая нашу первую встречу, и Ким неизменно гордился своей прозорливостью.

— Я такой умненький, — говорил он. Когда я допытывалась, что же ему удалось разглядеть во мне, да еще сзади, он добавлял с загадочной улыбкой:

— Если б ты знала, как ты гуляешь! — имея в виду мою походку. Воистину, «любовь зла»…

Лишнего билета не оказалось, и Ким с Томом отправились домой, предварительно пригласив всю нашу компанию после балета к себе «на шампанское». По окончании спектакля мы с Идой и Джорджем сели в троллейбус, идущий к центру. Не доезжая до дома Кима, я пересела на метро и отправилась в одиночестве домой, а они явились «на шампанское» без меня, к большому разочарованию хозяина.

Вскоре Ида пригласила меня на выходные к себе на дачу в Томилино. (Именно в этом поселке почти 30 лет назад меня застигла война.) Неожиданно для меня там появился Ким с двумя огромными сумками, заявив, что приготовит на обед французское блюдо — coq au vin («петух в вине»). Он привез все компоненты для этого, включая вино, белые грибы, овощи, а также кастрюлю и сковородку. Не забыл, разумеется, и соответствующие напитки.

Ким вдохновенно священнодействовал на кухне, а нам с Идой лишь доверил почистить грибы и овощи.

Петух удался на славу. Застолье наше затянулось до глубокой ночи. Все утомились, кроме Кима и «мутер». Они продолжали увлеченно разговаривать, когда я вслед за Идой и Джорджем ушла в свою комнату. Оживленная беседа за стенкой не давала мне уснуть. В непонятном для меня диалоге на английском повторялось только одно знакомое слово — мое имя. Наконец и они разошлись.

На следующий день после завтрака мы отправились в лес. Сидя в машине рядом с Кимом, я украдкой разглядывала его и впервые подумала, что он в самом деле привлекательный мужчина: крупная голова великолепной формы, скульптурный профиль, густые серебристые волосы, ярко-голубые глаза. Во время прогулки я сорвала колокольчик и шутливо преподнесла ему. Он был очень растроган, бережно хранил его всю дорогу и долго суетился по возвращении, подыскивая для цветка подобающий сосуд.

Второй день прошел спокойно. Он деловито стучал на машинке, редактируя рукопись будущей книги Джорджа. Потом мы гуляли по поселку и оказались на той самой улице, где прошло несколько лет моего детства. Я рассказала Киму, каким мне запомнился первый день войны. Наибольшее впечатление в моем рассказе на него произвело то, что моя мама не растерялась и запаслась самым необходимым. Впоследствии я слышала, как он пересказывал мои слова и перечислял, загибая пальцы: соль, сахар, спички…

Вечером Ким уехал, сказав, что приглашен на рыбалку под Вологду. Позже он вспоминал, что это был не отдых, а сплошное мучение. Мало того что он никогда не увлекался рыбалкой, ему не было суждено насладиться и красотами природы. Безбрежная гладь озер взрывалась и пенилась от бешеного рокота бесцельно снующих моторок (Ким очень удачно имитировал этот звук, сводивший его с ума). Едва удавалось заснуть, как в палатку вваливался подвыпивший рыбак с шумными приветствиями и неизменной бутылкой. Днем и ночью — ни минуты покоя!

Спустя неделю-две Ида предложила поехать с ними в Ярославль, сообщив, между прочим, что Ким тоже едет. Я не придала этому значения — меня привлекало путешествие само по себе. Оставалось только получить недельный отпуск на работе. И тут не было препятствий. Впоследствии Ким признался, что эту поездку он организовал ради встречи со мной.

Джордж сел за руль своей черной «Волги», рядом с ним мутер; Ида, Ким и я уместились сзади. Путешествие было необычайно приятным. Мы побывали в прекрасных старинных городах — Павловском Посаде и Владимире, Юрьеве-Польском и Ростове Великом, Переславле-Залесском и Ярославле.

Где-то на пути из Владимира в Ярославль мы заглянули в маленькую заброшенную церквушку, по-видимому, приспособленную под клуб. Стоя там на высоком деревянном помосте и разглядывая фрески, я стала пятиться и свалилась. Но это было не падение, а замедленный полет, во время которого я успела удивиться тому, что джентльмены не пытаются меня поймать. Они остолбенели и со страхом смотрели на меня. Ким был в ужасе: он не сомневался, что я сломала себе шею. А я перевернулась в воздухе и удачно, как кошка, приземлилась, ничего себе не повредив. Больше мне никогда так не везло, впоследствии мои падения даже на ровном месте всегда кончались нелегкими травмами.

Ким говорил о моем «полете» как о некоем чуде, хотя и не в религиозном смысле. Будучи атеистом и большим скептиком, он ни во что сверхъестественное не верил, но при этом часто вспоминал, как чудом уцелел в годы гражданской войны в Испании. Он находился в машине, когда в нее попала советская бомба. До этого он всю дорогу сидел на одном месте и потом не мог понять, почему после короткой остановки обошел машину и сел на другое место. Рассказывая об этом, он рисовал наглядную схему и показывал стрелкой свой путь. Бомба угодила именно туда, где он сидел раньше. Все были убиты, а Ким отделался легким ранением в голову.

В Ярославле мы поселились в уютной старой гостинице в центре города. Среди ночи меня разбудил громкий стук и голос с требованием немедленно открыть дверь.

Я открыла. Ворвалась дежурная, обшарила цепким взглядом все углы, заглянула в ванную и, бросив на ходу, что я кого-то заливаю, удалилась. Я не стала углубляться в размышления по этому поводу и снова уснула. Утром я рассказала всей нашей компании о ночном эпизоде. Оказалось, что этажом ниже, как раз подо мной, жил Ким. В его номере, как и в моем, все было в порядке. Что (или, вернее, кого) у меня искали? Скорее всего, мужчину. Дело в том, что дежурная по этажу в гостинице исполняла функции своего рода «полиции нравов» и рассчитывала застать меня на месте преступления. В ее глазах одинокая молодая особа, да еще в компании с иностранцами, непременно должна быть женщиной легкого поведения. К ее удивлению и разочарованию, я спала сном праведницы.

Я постоянно ощущала пристальное внимание Кима. Он был натянут как струна, и невозможно было не заметить его влюбленности, а меня это только тяготило. Несмотря на то что мне было приятно и интересно общаться с Кимом, мои чувства к нему еще не пробудились: пожилой мужчина с одутловатым лицом не мог быть героем моего романа! Ким несправедливо обвинял Блейков, что они стараются не оставлять нас наедине. На самом деле я сама его избегала.

Наконец Ким потерял терпение. В последний вечер нашего пребывания в Ярославле он схватил меня за руку, усадил на скамейку и решительно заявил:

— Карты на стол. Я хочу женаться с тобой, — именно так он сказал, но мне было не до смеха.

По-видимому, он долго готовил эту фразу, но с падежами и союзами так и не справился. И впоследствии они давались ему с трудом. Например, он говорил: «Я ухаживаю тебя, потому что люблю за тобой». Подобные пассажи в его устах звучали забавно, и я не всегда его поправляла.

Предложение Кима застало меня врасплох, и я онемела. Он, неправильно истолковав мое замешательство, решил, что мне непонятен смысл выражения «карты на стол». В полной растерянности я стала бормотать: «как можно», «мы едва знакомы». Ким был настроен решительно, утверждал, что уже успел узнать меня. Сказал, что он сильный мужчина, и спросил, хочу ли я иметь детей. Его интересовали мои вкусы. Что я предпочитаю из еды? Картошку. Это развеселило его. Обрадовался, что я люблю путешествовать, и пригласил меня в Сибирь. Было ясно, что принятое решение он хорошо обдумал.

Я тем не менее пыталась обратить все в шутку, но он оставался серьезным и непреклонным. Тогда я стала его отговаривать, пугая тем, что я ленивая, бесхозяйственная, к тому же слаба здоровьем. Но он не отступал. Не остановило его и предостережение Иды. Еще до знакомства с Кимом в порыве откровенности я рассказала ей, что когда-то врачи поставили мне роковой диагноз. Прошло много лет, и уже трудно было сказать, ошибка это или произошло чудесное излечение. Спустя годы после нашей свадьбы Ким признался:

— Ида сказала, что ты в любой момент можешь умереть, а я ответил, что это может случиться с каждым из нас.

Тогда, в Ярославле, Ким говорил, что не торопит с ответом, что не мальчик и может терпеливо ждать моего решения. Чтобы закончить этот тягостный разговор, я пообещала подумать. Когда мы возвращались в гостиницу, он задержал меня у самой двери и спросил:

— Могу ли я надеяться?

Я милостиво кивнула.

Ворочаясь в постели до рассвета, я перебирала в памяти пережитые эпизоды, полузабытые романы, быстротечные и «вялотекущие». В свои 38 лет я трезво оценивала себя и к тому времени была убеждена, что обречена на одиночество. А что если попробовать изменить эту серую жизнь? Чем я рискую? Ведь в искренности чувств Кима невозможно усомниться. Стоит ли отвергать такой дар?.. Но я так и не заставила себя прислушаться к голосу разума и заснула с мыслью, что не способна изменить свою судьбу, что, по обыкновению, все испорчу, упущу и этот, скорее всего, последний, шанс, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь.

Наступило утро — конец нашего путешествия. Я проснулась с легким сердцем: предложение Кима и мои терзания по этому поводу казались нереальными, как сон. Ким спозаранку, еще до завтрака, успел сбегать на рынок и преподнес каждой из трех дам по букету белых хризантем. По дороге домой он спрашивал, обратила ли я внимание на цветы.

— Конечно, — говорила я, — они очень красивые.

К его огорчению, я не заметила главного: в моем букете было одиннадцать хризантем, тогда как в других — по десять. А я-то, глупая, не сообразила их пересчитать! К тому же я чуть было не оставила цветы в гостинице. К счастью, Ида вовремя напомнила мне о них.