Гамбит

4. Викторианский кризис

— …будет эквивалентно ядерной бомбе, сброшенной на Хиросиму.

Молоденький сержант запнулся, произнося эту фразу. Гарриэт посмотрел на полковника Моргана, распоряжавшегося конвоем на орбите.

— Ваше слово?

— Нужно отозвать абордажную команду с корабля. Если террористы не врут, взрыв будет не дай боже. Я не могу этого допустить.

— Это блеф, — уверенно заявил Гарриэт, хотя в глубине души был уже ни в чем не уверен. — Если корабельный реактор пойдет в разгон, они сами погибнут. Такого ни один здравомыслящий человек, будь он трижды террорист, не захочет.

— Я не допускаю мысли…

— А вы допустите, — задушевно предложил ему Гарриэт, взяв его за форменную пуговицу и борясь с диким желанием оторвать ее и засунуть в чужую глотку. — Много там топлива на борту?

— Комплект.

— Абордажников ваших сколько?

— Четырнадцать человек.

— А террористов всего двое, и я вам могу с уверенностью сказать, что один из них крайне нездоров, второй на окружающую обстановку не реагирует. Оружия у них нет. Пусть разберут переборку и возьмут эту парочку, целой бригаде это труда не составит.

— По словам командира абордажной бригады, там не отвечает ни одна из панелей управления. Не пилить же переборку вручную.

Хосеба и Гарриэт обменялись понимающими взглядами.

— Прикажите экипажу попробовать как-нибудь выкурить их оттуда. Есть же какие-то химикаты на борту? Принудительная откачка воздуха?

— Повторяю — панели не активны. Заблокированы. Чем воздух откачивать, велосипедным насосом?

— А мозгами они вообще разучились работать? Пусть запустят откачку механически.

— Вы говорите что-то фантастическое…

— А вы? Два человека, запертые между переборками, запугали четырнадцать здоровых лбов с бластерами сказками про то, что разгонят реактор? Чем? Голыми руками?

Вопрос поставил полковника в тупик. Аргумент про голые руки почти заставил его дрогнуть, но через секунду монитор показал новые данные — температура в реакторе начала подъем.

— Сэр, — тревожно произнес сержант, но цифры и так увидели все.

Полковник Морган вытер бисер пота с толстой переносицы и затравленно посмотрел на Гарриэта. С голыми руками цифры никак не вязались. Гарриэт не торопился брать свои слова назад: реактор мог быть в полном порядке, а цифры — всего лишь взломанная система и нарисованные показатели.

Через пару секунд Морган дрогнул.

— Как хотите, но я даю приказ людям приказ эвакуироваться. Конвою нужно время, чтобы отступить на безопасное расстояние.

— Это блеф, — как заведенный повторил Гарриэт. — Они не сделают этого.

— Мне кажется, они не шутят, сэр, — бойко сказал молоденький сержант, не то блатной, не то родственник полковника, судя по сходству брылей. — Топливо убывает, температура поднимается, поглотители бездействуют. По данным радиационного фона, реактор дойдет до разрушения активной зоны через двадцать минут.

— Они не пересекут красную черту.

— Если мы решим проверить это на деле, конвойные корабли разнесет взрывом в щепки.

Гарриэт понял, что хочет только одного — взять эту молодую ядреную шею в кулак и вдавить кадык в трахею, так, чтобы позвонки вылезли с другой стороны.

— Я не призываю довести ситуацию до катастрофы, — сказал он, выдыхая в сторону. — Считаю, что они остановятся.

— Вы уверены? — полковник Морган наклонил голову вперед, сразу став похожим на быка. — С чего им останавливаться? Они же не озвучили никаких требований. Просто делают это. В непосредственной близости от моих кораблей. С моими людьми на борту. Я не имею права…

Гарриэт встал, потянулся, после чего от всей души ударил в толстый живот нестроевого вояки ногой. Ботинок увяз в желеобразном брюхе, несмотря на то что в удар он вложил всю отпущенную ему природой ярость. Он притянул сложившегося полковника к себе за ворот и шепнул ему на ухо:

— Передайте на борт, что я хочу поговорить с кем-нибудь из террористов. Есть же из двоих кто-то главный?

— Он себя не обозначал, — прохрипел Морган.

— Так пусть ваши болваны попросят обозначить, — заорал он, срываясь на фальцет — голосовые связки после огромных доз стимуляторов уже не действовали. — Скажите, что мы хотим обсудить условия перемирия.

— С террористами не ведут переговоров, — повторил старый тупица в нашивках.

— Я, сукин ты сын, знаю, что не ведут, — задушевно поведал ему Гарриэт. — Я даже знаю, как далеко ты полетишь со своего теплого места, если я сделаю один только звонок. Поэтому все, что от тебя требуется, — направить на корабль мое сообщение.

— Я не стану выполнять вашу просьбу.

— Это не просьба, идиот, это приказ.

— Я не подчиняюсь…

Кажется, зуб он ему все-таки выбил. Хосеба вызвал врача с носилками, одновременно помогая жертве встать, тот ловил ладонями ручей на подбородке, пуская пузыри разбитыми губами.

— Есть тут кто-нибудь вменяемый? — Гарриэт снова развернулся к бойкому сержанту, побледневшему от увиденного. — Вот ты, например. Тоже веришь, что на борту камикадзе?

Сержантик затравленно оглянулся на дверь, за которой исчез тихий Хосеба вместе с его родственником и защитником.

— Ничего другого не остается, сэр. Они ведут себя как шахиды.

— Передай абордажной команде мой приказ — стоять до конца.

— Но радиация…

— Они опустят поглотители.

Сержант непроизвольно взглянул на монитор — показатели продолжали расти, красная черта была все ближе.

— Сэр…

— Они нужны мне живыми, — сообщил ему Гарриэт, за неимением других ушей обратившись к торчащим как у нетопыря раковинам сержанта. — В двадцать с небольшим умирать никому не хочется, спроси себя сам. Еще пара минут. Следи.

Он кивком головы указал на экран, сержант шумно сглотнул, но не издал ни звука. Бегунок на секунду замер, и Гарриэт выдохнул — кое-что он в своем деле понимает. Надо будет напиться после всего этого. И в сауну. С девочками.

— Сэр! — снова прошептал сержант.

Вместо того чтобы остановиться и поползти назад, показатель делений резко скакнул вперед. Красная черта увеличилась в размерах и начала пульсировать.

— Пять минут до взрыва.

— Стоять на месте.

— Абордажники покинули корабль. — Хосеба снова вырос в дверях, скользнув взглядом по монитору и вернувшись к лицу Гарриэта. — Без какого-либо приказа. Вернулись на свой конвойный корабль, и тот ушел в прыжок. Остальные тоже показывают предстартовый.

— Трусливые крысы, — одними губами ответил Гарриэт. — Ничего, давайте дождемся конца представления, потом будем думать, как лучше с ними поступить. Дезертирство — слишком мягко звучит, не находите? Я думаю, это государственная измена. Расстрел.

Он обогнул Хосебу, попятившегося сержанта и вышел в зал. Персонал центра управления полетами не работал. Все стояли перед главным монитором, на котором висел проклятый борт сорок три нуля шестнадцать.

В фильмах в такие моменты всегда играет тревожная музыка, но в зале было звеняще тихо, цифры тоже менялись беззвучно. Когда показатели совпали с данными за красной чертой, экран орбитальной трансляции накрыло ослепительной вспышкой. Диспетчер, сидевший ближе всех, непроизвольно заслонил лицо рукой, пролив на себя кофе, и тут же кинулся его вытирать. Остальные смотрели кто на взрыв, кто на пролитый кофе, кто на затылок диспетчера, возившего и возившего по полу бумажной салфеткой, лишь бы не подниматься.

— Ужасно, — сказал кто-то. — Зачем?

Гарриэт мог бы сказать зачем, но промолчал вместе со всеми. Хосеба подошел к его локтю и потянул в сторону, где их не могли услышать. Судя по выражению лица, он получил какие-то важные сведения. Гарриэт мог заложиться сам с собой — Рассел вышел на связь и требует комментариев. Что же, у Гарриэта они были. Бедный Хосеба, ты был неплох в качестве помощника, но еще лучше будешь выглядеть в качестве козла отпущения.

— Что там?

— Даже не знаю, как сказать, — глаза Хосебы бегали от одного зрачка Гарриэта к другому, точно он не мог определиться, в какой глаз смотреть, и наконец сосредоточились на переносице. — Сенатор Рассел мертв. Его нашли в личном бункере под землей, вместе с его людьми и охраной. Все мертвы более двух недель.

Гарриэту стало холодно. Две недели? Накопленное напряжение неожиданно начало выходить какой-то мелкой противной дрожью. Подземный бункер был системой укрепленных помещений с многоуровневой системой защиты и контроля. Туда попадали только те, кого сам Рассел приводил.

— Что именно случилось? — спросил он помощника, стараясь не попасть зубами по собственному языку. — Поражение током? Яд? Удушье? Есть какая-то информация?

— Как ни странно, неосторожное обращение с домашним аквариумом. Он держал хищных рыб в доме и, видимо, забыл покормить. Сайрены.

Какие же они все слепые идиоты. Дрифтеров и было двое, Одиссей и Телемах. Но Одиссея Рассел забрал себе, ни слова не сказав о наличии у того импланта, а Гарриэт, зная намерения сенатора касательно убийцы своего отца, тогда же вычеркнул пацана из списка живых. Ему оставалось жить максимум неделю.

Четыре месяца…

— Фотографии с места есть?

Хосеба покрутил по сторонам головой, убедился в отсутствии посторонних глаз, залез в карман, разблокировал экран пада, показал Гарриэту и вовремя отскочил, когда того вырвало прямо на ковер под ногами.