Громче тишины

— Я ошибся дважды за одно задание. Я был недостаточно быстр, я был недостаточно внимателен. Кажется, мое тело выходит из строя раньше, чем я того ожидал, — ровно произносит Тейн, но удержать бесстрастный вид не получается, и он начинает метаться по узкому пятачку свободного пространства между койками. Холодный синий свет скользит по гладким желто-зеленым щиткам на голове, заставляя дрелла цветом чешуи больше походить на Колята, но, тем не менее, лишь подчеркивая то, что Тейн — другой. Он хмурится, брови сходятся на переносице, а широкий кожный капюшон на горле едва заметно раздувается от глубокого дыхания. — Я поступил непрофессионально, применив к тебе биотические способности своего тела. Прости меня, Шепард.

— Ты действовал инстинктивно, — парирует она, припоминая похожий разговор в отсеке жизнеобеспечения. Шепард знает достаточно, чтобы принимать дреллов с их верой, правилами и моралью, но понимать их все еще не научилась: по собственным правилам, о которых рассказывал ей Тейн, он не должен был считать себя виновным за действия и реакции своего тела.

— Верно, — соглашается Криос. — Но я причинил тебе страдания. Все то время, пока тебя осматривал корабельный врач, я медитировал и пытался понять, что заставило меня поступить так на задании. — Тейн замирает; взгляд, до этого беспокойно перескакивавший с предмета на предмет, останавливается. И громко, так громко, что Шепард почти слышит эти голоса в его памяти, Тейн вспоминает о том, что видел много раньше их встречи: — Постель разобрана. В воздухе стойкий запах крови. Глаза цвета заката неподвижны. Три выстрела в живот — и она отделилась от своего тела. Слезы катятся по лицу Колята, а я не могу его утешить.

Поспешно стаскивая с плеча датчики, Джейн садится на больничной койке. Тейн рассказывал раньше о встрече со своей женой, но ни разу он не говорил о ее смерти. Однако Криос не позволяет Шепард вклиниться в свою исповедь: он поднимает ладонь, призывая к молчанию, а потом сжимает длинными тонкими пальцами переносицу.

— Я испугался, Шепард, и стал недостаточно быстр, недостаточно внимателен. Из-за этого ты получила ранение. Сиха, моя привязанность к тебе — уязвимость.

— Мы на чертовой войне с чертовыми коллекционерами, ты помнишь об этом? — одергивает его Шепард тоном капитана корабля, к которому старается не прибегать в отношениях с Тейном, а потом, поднявшись со своего жесткого ложа и подойдя ближе, в попытке сгладить резкость добавляет: — Я была мертва два года, ты десять лет провел в своем добровольном отшельничестве. Но теперь благодаря коллекционерам у нас нет «завтра», Тейн. У нас есть только «здесь и сейчас», и я не готова отказаться от всего этого только потому, что ты решил, будто стал недостаточно хорошим Мастером.

Уверенно, не позволяя его сомнениям снова взять верх, Джейн касается холодной гладкой ладони и переплетает свои пальцы с его — мягко, нежно. На Земле его руки назвали бы руками пианиста, а Шепард знает более романтичное сравнение: руки лучшего в галактике наемного убийцы, которые одинаково уместно смотрятся как на курке снайперской винтовки, так и на впадине над ее ключицей, словно специально созданной природой для сильных и чутких пальцев дрелла.

— Не только «здесь и сейчас». Я всегда буду рядом с тобой, Сиха. Даже за морем.

Они так близко, что все случается само собой. Губы Тейна холодные, но Шепард не теряется, как в первый раз: две минуты четырнадцать секунд — и она согреет их своими. Ладони скользят по его спине, и плащ становится досадной помехой. Сорвать три застежки, стянуть с плеч гладкую жесткую ткань и, как и всегда, запутаться в хитроумной боковой шнуровке жилета — в этом вся Шепард: деликатный подход не ее конек, и любая попытка проявить терпение и самой раздеть своего мужчину заканчивается крахом.

Тейн склоняет голову и соприкасается с ней лбами, определенно, собираясь воззвать к голосу разума и напомнить Джейн о тысяче ограничений из-за синдрома Кепраля, но она к этому готова. Еще один поцелуй — глубокий, жаркий и отчаянный, как безмолвный призыв снова забыть об осторожности: просто жить, прожигать эти оставшиеся недели перед их коллективным самоубийством, просто вырваться из клетки воспоминаний наяву — и Тейну не остается ничего, кроме как подчиниться. Шепард, дернув молнию вниз, ныряет ладонями под жилет, чтобы обжечь его гладкую ледяную кожу своим теплом, чтобы почувствовать все ускоряющийся стук сердца в его груди и заключить пари с самой собой: как скоро самоконтроль Криоса даст трещину, и любовник, подхватив под колени, опрокинет ее на жесткую койку?

Бесшумно опускаются теневые пластины в иллюминаторах, которые отделяют медицинской блок от общей части палубы и отсекают ото всей остальной галактики этот тесный мирок, пропитанный запахами медикаментов и (самую малость) бренди «Серрайс Айс».

Краем глаза замечая, что голограмма доступа в отсек стала оранжевой, Шепард с удовлетворением признает, что СУЗИ, в действительности, весьма полезна, и что она, капитан, не позволит Джокеру саботировать работу искусственного интеллекта на корабле. По крайней мере, не в ближайшие часа два. Ведь капитану тоже иногда нужен отдых.

Тем не менее, после происшествия на захваченной батарианцами исследовательской станции, Криос начинает избегать ее. А может наоборот, Шепард сама сводит их общение до редких приглашений в капитанскую каюту, которые цинично и неприкрыто намекают о ее желаниях. Шепард не приходит больше в отсек жизнеобеспечения, чтобы просто посидеть и помолчать рядом с Тейном под тихий монотонный гул устройств очистки воздуха.

В тишине, как, впрочем, и в ночной темноте, всегда таились монстры. Не те, которым солдат-Шепард с удовольствием простреливала голову из своего верного «Хищника», если вдруг их дорожки пересекались, а совсем другие: из прошлого, которые смыкали свои когтистые лапы на шее человека-Джейн и мешали вздохнуть, мешали трезво мыслить. И в комнате Криоса стало слишком много этой гнетущей, пугающей тишины.

Крохотная стереосистема в каюте капитана по легкому касанию руки заполняет полупустую комнату негромкой мелодией. Шепард растягивается на диване и устраивает голову на коленях Тейна, пролистывая отчеты на блоке данных. Тейн задумчиво перебирает ее волосы, пропуская их сквозь пальцы, и рассматривает ее лицо, кажется, любуясь. Гребни на голове дреллов не походят на волосы, которые человеческие женщины безжалостно скручивают в пучки или, как Шепард в качестве послабления образу мужественного капитана, оставляют распущенными, и, когда выяснилось, что Тейн находит это различие их рас неожиданно привлекательным, как-то сама собой рождается традиция именно так проводить редкие минуты вдвоем. Бесконечные отчеты, улучшения, запросы, ресурсы… Но все это не то, о чем Шепард хочет думать в этот момент.

— Ты перестал интересоваться миссиями, — заявляет она, откладывая блок данных.

— Разве? — уголок его губ насмешливо приподнимается, а Джейн снова чувствует, что сердце пропускает удар. Ее чувства к Тейну основаны больше на духовной привязанности, нежели на физическом влечении, но ложью будет не признаться, что его грация в бою завораживает, а редкие улыбки заставляют думать о нем совсем не как о подчиненном. — А как же недавняя высадка на Даратар? — чуть хрипло спрашивает Тейн, будто прочитал по лицу ее мысли.

— Ты просто не смог отказать мне — капитану, когда я потребовала, чтобы ты спустился на нижнюю палубу и надрал зад паре контрабандистов вместе со мной и Джек.

— Ты права, — отзывается Криос, его глаза на несколько мгновений расширяются, а взгляд замирает.

— О чем ты думаешь? — окликает его Шепард, пытаясь коснуться застывшего лица, но Тейн вырывается из своего «солипсизма» и отводит ее ладонь.

— Не нужно, Сиха. — Но, поднявшись и отойдя на несколько шагов, все равно не может удержаться от очередного погружения в свои слишком четкие, слишком реальные воспоминания: — Батарианец наводит штурмовую винтовку. Я не успею убить его раньше, чем он нажмет на курок. Бросок. Четыре выстрела. Медный запах крови в воздухе, и твои побелевшие губы. — А после недолгой паузы Тейн добавляет совсем иначе — со стыдом и горечью — признание: — Мне тяжело видеть тебя в бою теперь. Ты не так беззащитна, как Ирика, но и твоя душа может отделиться от тела. Заново проживая каждую секунду того дня, я понимаю, что, если потребуется, я снова причиню тебе страдания, чтобы уберечь от угрозы.

Шепард рывком поднимается с дивана и, игнорируя почти осязаемое отчуждение, окружающее Криоса, обнимает его со спины. Зная, что в тишине своей каюты ее возлюбленный будет снова и снова оживлять свои страхи и с холодной расчетливостью препарировать все совершенные ошибки, Джейн хочет хотя бы попытаться снять эту тяжесть с его плеч. Но знает она и другое: убедить Тейна в том, что прошлому место в прошлом, — невозможно.

С другой стороны, вся карьера капитана Шепард строится на преодолении невозможного…

— Меня уже один раз убили коллекционеры, но я снова жива. Не бойся за меня, Тейн, — шепчет она и чувствует, как напряженные, словно сжатая пружина, мышцы спины дрелла под ее руками постепенно расслабляются. — И время, когда ты был одинок, прошло — не пытайся закрываться от меня. У меня есть пару идей, как заполнить твою совершенную память другими воспоминаниями.

Джейн не видит легкой усмешки, изогнувшей губы Тейна, но все равно представляет ее себе — почти что чувствует кожей. У них мало времени и много ошибок за плечами, но эти недели — единственное, что у них есть.

И никаким голосам из тишины Шепард не позволит им помешать.