Заморозь моё сердце

Ханс вытащил саблю и осмотрел её клинок.

— Со стаей волков связываться, даже имея пики, необученным не дело. Волки хитрые. Нет, что-то придумать надо. Эх, — охотник, сощурившись, посмотрел куда-то в сторону. — А у нас ни капканов, ни отравы…

— Что ты предлагаешь? — Ханс убрал саблю в ножны и повернулся так, чтобы ветер не хлестал в лицо. — Сейчас всё равно двигаться невозможно!

— Увести бы их в сторону… Да надо крепко подумать — как, куда и как сделать, чтобы они за нами потом не кинулись, — проговорил охотник задумчиво и повторил: — Крепко надо подумать.

Снег прекратился ближе к утру, и к этому моменту Ханс и Ульрих при помощи охотников придумали, как следует поступить.

— Вы как хотите, милорд, — Ульрих резко затянул подпругу, и его лошадь недовольно заржала. — Но это дело не для господ. Давайте пошлём одного из моих парней?

— Я уверен только в себе. В них, простите, капитан, не настолько.

— Ох, милорд! Не в этом же дело! Это потому что вы обещали королеве сберечь людей? — Ульрих нахмурился ещё больше. — План-то рисковый! Если с вами что-то случится, королева рада точно не будет!

— Не забывайтесь, капитан! — Ханс прислушался. Теперь и он отчётливо слышал вой. — Некогда спорить, выполняйте приказ!

Отряд разделился. Часть людей, сопровождая сани, отправилась проверенным путём в город, часть — поскакала в обход ущелья, расположенного в стороне, увозя за собой тушу лошади, которая так кстати околела ночью. На месте лагеря остался Ханс с окровавленным мешком, в котором лежала требуха. Ханс ждал, на всякий случай обнажив клинок, и только когда вой стал приближаться, вскочил на коня и понёсся к ущелью, оставляя за собой ярко-алый след.

План был прост — Ханс собирался увести волков за собой в ущелье, куда солдаты должны были сбросить тушу мёртвой лошади и затем спустить для Ханса крепкую верёвку. Им оставалось ждать и в нужный момент вытянуть Ханса, а потом спустить на волков снег. И даже если со снегом не получится, туша должна была порядком задержать волков.

Как же сейчас жалел Ханс, что не взял с собой верного Цитрона, да разве была возможность? Художник на боевом коне явно бы вызвал множество вопросов. А эта лошадь под ним то и дело косила глазом в сторону, ржала и прядала ушами: наверняка никогда не была в настоящем бою и до одури боялась запаха крови, а может, чуяла нагоняющих их волков.

Волки больше не выли, бежали молча, опустив морды и прижав уши к голове, готовые напасть при первой же возможности. Чёрные, огромные и невероятно выносливые. Ханс только сильнее пришпорил лошадь и сосредоточился на том, чтобы не проворонить въезд в каньон. Он уже видел трепыхающуюся на ветру верёвку, когда лошадь под ним внезапно встала на дыбы, подпруга лопнула и Ханс, как ни пытался удержаться, всё-таки полетел на острые камни, устилающие дно ущелья.

Волки остановились лишь на секунду и, оскалив зубы, стали медленно подбираться к нему. Ханс встал, кинул мешок в сторону окровавленной туши, но волки даже голову туда не повернули: азарт охоты не отпускал зверей, они не просто хотели жрать, им надо было убить. Боль в левом боку была такой сильной, что Ханс с трудом распрямился, сжал зубы и побежал. Сверху в волков летели камни, Ульрих кричал что-то, но Ханс ничего не слышал. Он и сам не знал, как успел схватить и обвязать верёвку вокруг пояса. Её дёрнули, Ханс услышал лязг волчьих клыков совсем рядом и только сильнее сжал зубы. Через минуту он уже лежал на вершине обрыва, а Ульрих давал команду обрушить снег на дно ущелья.

* * *

Обоз они нагнали уже почти у самого города, и Ханс, несмотря на увещевания Ульриха, отказался пересаживаться в сани. Ему казалось, стоит сделать хоть одно лишнее движение и он потеряет сознание от боли. Сидеть в седле было почти невыносимо и он мысленно ругал себя последними словами — подвигов ему захотелось! Но с другой стороны — у него вышло, получилось, и он не сомневался, что рассказ о том, как он увёл волков и спас людей, обрастёт красочными подробностями и превратится со временем в легенду. Неплохой результат, вот только бы не умереть раньше времени.

С лошади он не соскочил, а почти что упал, с трудом удержавшись на ногах. Лица встречающих выглядели размытыми, хотя он из последних сил старался держаться прямо и делать вид, что всё более-менее в порядке. Его подхватили под руки, кто-то что-то кричал про носилки, но он, до крови закусив губу, шёл сам, опираясь на плечо слуги и мечтая только об одном — оказаться в своей постели. В его комнате кто-то стянул с него плащ и мундир, рубашку он, кажется, всё-таки снял сам, но стоило поднять руки, как боль почти лишила его сознания, и Ханс рухнул — хорошо, что на кровать, а не на пол — и перестал бороться с подступающей темнотой.

Он пришёл в себя, когда его осматривал придворный врач — холодные пальцы хэрра Свантонсона прошлись по груди, ощупали лицо, вызывая новый приступ боли.

— Нужен покой и уход. Насколько могу судить — сломаны рёбра, нос. А ещё многочисленные ушибы… Но его светлость — крепкий молодой мужчина, он справится, — голос врача доносился до него, словно через вату.

В следующий раз Ханс очнулся, когда потребовалось пойти в уборную. Несмотря на причитания приставленного к нему слуги, Ханс доковылял до туалета сам, чем, кажется, исчерпал последние силы и обратно до кровати еле добрался.

Ночью он проснулся, почувствовав чужое присутствие.

— Кто здесь? — прохрипел он.

Кровать спружинила — кто-то сел рядом, и чья-то прохладная рука осторожно убрала мокрые от пота волосы с его лба.

— Эльза… — он закрыл глаза, едва сдерживая стон — сердце сдавило, видимо, сломанные рёбра давали о себе знать.

— Я бы умерла, если бы ты погиб, — прошептала она.

Он положил руку ей на плечо, привлекая к себе.

— Нет, не надо, — она уперлась руками в кровать, — у тебя сломаны рёбра, я знаю. Мне доложили. Сейчас все разговоры только о тебе, о том, какой ты герой… Тебе надо спать, у тебя жар, а я пойду, я не хотела тебя разбудить.

— Стой, — он удержал её за руку. — Побудь со мной.

Эльза забралась на кровать, села рядом и очень тихо запела какую-то старую песню, наверное, колыбельную.

— Мать никогда не пела мне, — сказал Ханс, закрывая глаза. — «И не любила», — подумал он, но не стал говорить вслух.

Эльза пела, перебирая его волосы, и он, убаюканный её близостью, уснул.

А утром его разбудила Анна — она задела таз для умывания, и тот, упав, произвёл такой шум, что поднял бы мёртвого.

— Прости, я не хотела, — Анна поставила таз на место и убрала руки за спину.

— Что случилось? — Ханс попытался сесть, но Анна тут же подскочила к нему и схватила за плечи, удерживая на месте.

— Ты лежи, лежи, я… я просто узнать — ты как? — и она села рядом, выпрямив спину и закусив губу.

— Всё хорошо, — он вымученно улыбнулся.

— Ты знаешь, когда вы уехали, морозы стали в сто раз сильнее! — Анна вскочила и подбежала к окну, закрытое тяжёлыми портьерами. — А теперь — смотри! — она распахнула шторы и комнату залил солнечный свет. — Та-дам! Оттепель! Все говорят, что это ты, ты привёз тепло!

— Ерунда, совпадение, — он помимо воли улыбнулся.

— Совпадение? — она смешно сморщила нос и сложила руки на груди. — Ну и пусть! А Кристофф тоже вернулся! И у него тоже была куча приключений, но он сам тебе расскажет. А Эльза… Впрочем, наверное, она сама... — Анна чуть ли не подпрыгивала, ей явно хотелось сказать что-то ещё.

— Я устал, — он закрыл глаза. Любые новости, тем более важные, он хотел узнать от Эльзы.

— Ой, да, прости. Отдыхай. И поправляйся, да, — Анна вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Кто бы мог подумать, что эти дни станут одними из самых счастливых за последние годы? Даже когда он был ребёнком и заболевал, он не ощущал того внимания и заботы, которым его окружили сейчас. Чувствовал он себя вполне сносно, особенно, если не двигался и не дышал носом, но все — от Эльзы до слуг — убеждали его поберечься, и он сдался, позволив себе ничего не делать и ни о чём не думать.

Эльза приходила, садилась в кресло рядом с его кроватью, читала, если он был не в силах вести беседы, но чаще они говорили. Начинали о делах государственных — Ханс рассказывал о визите к королю Тренделага, о состоянии старого торгового тракта, Эльза — о том, как их возвращения ждали в Эренделле и как она справлялась тут одна, а потом разговор сам собой переходил на что-то очень личное. Эльза запирала дверь, перебиралась к нему на кровать, садилась рядом, и делилась, может, впервые в жизни, всем, что её мучило. Она призналась, что никому и никогда, даже Анне, не могла рассказать о своих детских страхах. И он, сам не понимая, как так вышло, рассказал ей о своей семье намного больше, чем когда-либо планировал, впрочем, о наличии двенадцати братьев он умолчал.

Прошло чуть меньше недели с его возвращения, когда Ханса навестил Кристофф, обстоятельно и слишком уж подробно описав свой поход.

— Я вот что думаю... Раньше были такие сани: полозья снимаешь и вот тебе и лодка. Можно до течения добраться, полозья снять и на лодках рыбачить, — подытожил он, комкая в руке свою шапку.

Ханс обещал подумать и обсудить всё это с Эльзой при первой возможности. И когда она снова пришла к нему, завёл разговор о предложении Кристоффа и других делах, которые пора было начинать решать.

Эльза встала, отошла к окну, отвернулась и несколько минут стояла, глядя на улицу — сегодня солнце не выходило и весь день шёл снег.

— Эренделлу нужен такой король, как ты, — произнесла она наконец, поворачиваясь к нему.

Он приподнялся на локте, молча глядя на неё. Эльза только выше вздёрнула подбородок.

— Пока тебя не было… Я написала несколько указов. Я не стала их подписывать без тебя, — она закрыла глаза и сжала кулаки. — Это всё выглядит… странно. Будто я тебя уговариваю. Но я знаю, ты гордый и ты… — она подсела к нему, взяла за руки. — Мы с тобой можем быть вместе, если ты этого хочешь.

— Ты достойна лучшей партии, чем я, — тихо проговорил он. — Я не поверю, что к тебе никто не сватался.

Она побледнела и снова отошла от него к окну.

— И я, и мой народ достойны того, чтобы мой избранник любил Эренделл! Любил меня! Но если ты…

— Я люблю тебя и Эренделл всем сердцем. Подожди… — он с трудом, но смог встать с постели. — Быть с тобой до конца дней — это всё, о чём я могу мечтать, — он опустился на одно колено и протянул ей руку. — Если ты согласишься стать моей женой, быть со мной до конца дней, я буду самым счастливым человеком в мире. И я клянусь, что сделаю всё возможное и невозможное для процветания Эренделла.