Милые шалости одной могущественной ведьмы

— Выпей меня! Я сделаю тебе какао с пузырьками, смотри!

— Веди себя прилично, Чип, я велела тебе молчать.

Бэлль разглядела нарисованное на чашке мальчишеское лицо и теперь, понаблюдав за тем, как чашка выдувает пузыри, вскрикнула и спрятала лицо на угодливо предлагаемом плече чудовища.

— Она не хочет. Разве вы не видите? — Бэлль тихонько заныла, и чудовище опять погладило её по спине. — У тебя платье порвалось. Может, переоденешься, а потом пойдём в конюшни? — Бэлль промолчала. — Ну, как скажешь, конь так конь, — зверь подцепил приготовленную для Бэлль чашку когтем — фарфоровый мальчик испуганно пискнул, зажмурился, и какао исчезло в пасти чудовища. — На этот раз особо удалось, миссис Потс.

— Благодарю, ваше высочество.

Бэлль была уверена, что на белом фарфоре выступил румянец.

— Пойдём! Покрывало что ли на тебя накинуть, чтобы не простыла?..

Чудовище аккуратно спустило Бэлль с колен, поднялось на задние лапы и застонало, прижав переднюю лапу к ранам на животе.

— Ваше высочество... — дружно вскрикнули чайник и подсвечник.

— Подайте моей женщине покрывало, — простонал принц сквозь плотно сжатые от боли зубы.

— Вы кто? — Бэлль наконец сумела подавить ступор.

— Зови меня Адам, — чудовище поковыляло к дверям, и Бэлль взяла его за локоть.

— У меня пропал отец — его конь вернулся домой без седока и телеги, я поехала искать отца, в лесу на меня напали волки, а потом лев... чудовище отогнало их...

— Чудовищем был я...

— Вы? — этот вопрос не требовал ответа. — А это кто? — Бэлль указала на проехавший мимо них с принцем сервировочный столик.

— Моя кухарка миссис Потс, мой метрдотель Люмьер...

— Да, они говорили, — Бэлль собиралась примириться с действительностью. — А маленькая чашечка?

— Сын кухарки — Чип.

— А какао?

— Было очень вкусным, — Бэлль замерла на месте и замолчала. — Хочешь?

— Где покрывало для моей женщины? И верните какао.

Принц не дождался утвердительного ответа. Сервировочный столик быстро прикатил обратно.

— Тебе с пузырьками? — спросила чашечка. — Я сделаю тебе пузырьки. Тебе понравится.

— Здравствуй, Чип!

Бэлль осторожно взяла фарфоровую чашечку в руки и пригубила напиток — Чип покраснел и захихикал:

— Ты поцеловала меня. Очень приятно.

— Вот так, женщина! — принц накинул на плечи Бэлль покрывало. — Завтрак будет позже, я голоден — ты тоже, но сперва мы посмотрим, как поживает твой конь.

— Не называйте меня так...

— Как? Женщиной? — Бэлль кивнула, впервые встретившись с чудовищем взглядом, и разглядела в этом живом взгляде усмешку. — Тогда ты не смеешь называть меня чудовищем.

— Да...

— Адам.

— Да, Адам.

— И тебе придется представиться, — Бэлль смотрела в голубые глаза в полном замешательстве. — Как звать? — уточнил принц.

— Бэлль.

Адам попытался переступить ступень лестницы, и его повело — Бэлль тут же нырнула ему под руку.

— Тебе и вправду лучше было остаться в постели. Ты серьёзно пострадал.

— Ты меня спасла...

— И ты меня тоже.

Больше всего этот человек — а Бэлль теперь с уверенностью могла назвать его человеком — напоминал ей братьев: драчливых, насмешливых, ершистых, любящих и очень нежных. К концу лестницы Бэлль перестала замечать тяжесть опиравшегося на нее тела.

— Не тащи меня так, глупышка. Тебе не удержать меня. Что ты о себе возомнила?

— Уже забыл, как меня зовут? Поменьше сопротивляйся, и мне будет легче. Лучше бы остался лежать. Люмьер мог проводить меня в конюшни.

— Этот рассыпающийся подсвечник?

Бэлль вышла во двор замка и огляделась: сложенный из светлого камня дворец был прекрасен, украшен статуями античных богов и каменным кружевом.

— Нам туда, — принц указал направление, и Бэлль пошла рядом с хозяином, зачарованно озираясь по сторонам.

— Как здесь красиво!

Бэлль миновала небольшой круглый мостик над заледеневшей речушкой и свернула к конюшням.

— Раньше здесь было тепло и пели райские птицы...

— Филипп! — Бэлль оставила принца без поддержки и бросилась к набивавшему щеки овсом тяжеловозу. — Ты цел? — конь фыркнул, он был недоволен тем, что его оторвали от еды.

Бэлль прижалась к морде, огладила гриву, охлопала шею животного и благодарно оглянулась назад — Адам лежал на боку, держался лапами за грудь и хватал воздух полуоткрытой пастью.

— Адам? — Бэлль заполошно бросилась к гостеприимному хозяину. — Болит? — чудовище отреагировало на вопрос, смежив веки. — Тебе нельзя было вставать с постели. Ну кому нужен этот показной героизм?! Ну, потерпи, я позову на помощь, тебя перенесут обратно.

Бэлль была остановлена слабым шёпотом:

— Остановись! Они не помогут. Разве что концертмейстер, но на этот рояль ещё надо вскарабкаться, а пока он поднимается по лестнице, меня так растрясёт, что... Вернись!

Бэлль оглянулась — за то время, пока она преодолевала расстояние до ворот конюшни, Адам почти поднялся:

— Ну зачем ты…

— Это не в первый раз. Я привык.

Бэлль положила лапу Адама себе на плечо и помогла тому подняться.

— Пойдём.

— Поговорим про твоего отца по дороге. Ты же влюбишься в меня, как только я найду его?

— Адам, я до конца не могу понять, что у тебя стряслось, но тебе лучше молчать…

— Поэтому ты будешь чётко отвечать на мои вопросы без лишних излияний. Кто твой отец?

— Ну, понимаешь… — промямлила Бэлль.

— Коротко и чётко! — страдавший от боли принц возвысил голос.

— Он учёный, изобретатель, но…

— Уважаю таких. При каких обстоятельствах он пропал?

— Он поехал на рынок, чтобы продать свои изобретения. Понимаешь, у меня есть три младших сестры и трое братьев, мать больна, и нам едва хватает на жизнь…

— Лишние подробности… Он был один?

— С ним был Филипп.

— Это уже что-то. Что известно об этом Филиппе?

— Филипп… — Бэлль приходилось тяжело: если прежде Адам старался не давить ей на плечи, то теперь опирался всем весом, едва переступая кривыми лапами и постанывая от боли. Она тяжело схватила ртом воздух. — Филипп сейчас находится в вашей конюшне — это конь. Он вернулся вечером, без седока и телеги. Так мы поняли, что с отцом что-то случилось. — Адам остановился и посмотрел Бэлль в глаза. — Филипп очень умный конь. Он знает дорогу домой.

Взгляд Адама становился всё пристальней, и Бэлль стушевалась.

— Можешь оценить, какое расстояние проскакал этот разумный конь за время отсутствия твоего отца? — произнёс принц после короткого молчания.

— Филипп вёз в город телегу с поклажей, а обратно скакал налегке. Он вполне мог довезти отца до города и вернуться без него обратно.

— Значит, с твоим отцом что-то случилось на рынке…

— Филипп привёз меня сюда, когда я попросила его отвезти меня к отцу, — Адам застонал, и Бэлль кинулась к нему, чтобы опять послужить опорой. — Пойдём-пойдём, быстрее в постель.

— Ты уверена, что он понял твою просьбу?

— Странно слышать такой вопрос от того, кто разговаривает с чайниками и подсвечниками, — Бэлль с трудом дотащила охающего через шаг принца до парадного крыльца и со страхом оглядела предстоящий им подъём.

— Там внутри ещё одна лестница, поэтому не смотри так на ступени…

— А ты не разговаривай, тебе вредно…

— Мне легче, когда на тебя смотрю.

— Я же, кажется, велела тебе замолчать.

— А почему ты так ко мне обращаешься? — Бэлль подтащила Адама, заставив перешагнуть первую ступень, и с трудом сдержала стон. — Оставь меня здесь. Я полежу в снегу и встану.

— Терпи и молчи!

— Ты не можешь мне приказывать, — каждая ступень давалась с трудом — Бэлль выбивалась из сил.

— Это почему?

— Потому что я — принц.

— Я не могу в это поверить.

— Да как ты смеешь? — ярость на какое-то время придала Адаму сил, и он одолел подъём.

— Хорошо, что ты разозлился. Надо ещё чуть-чуть и потом маленько…

— Ты думаешь, что твой отец ехал по этой дороге?

— И молча…

— Ответь, женщина! — ярость принца была показной, скорее, смешной, чем пугающей.

— Я же просила…

— Ответь! — Бэлль не была уверена, правильно ли она разобрала это слово за рыком.

— Ты напоминаешь мне брата. Нет, не внешне, просто повадками и разговором. Ты выздоровеешь, всё будет хорошо, — в ответ на эти слова Адам снял руку с плеча Бэлль и едва не повалился навзничь — девушке пришлось удержать чудовище за лапы. — Ты не умеешь прятать когти. Ну, хорошо-хорошо… — пристальный, мутный от слабости взгляд голубых глаз заставил Бэлль выполнить приказание. — Филипп так думает, а я ему верю. Да, мой отец проехал по этой дороге и, надеюсь, спасся от волков. — Бэлль почувствовала, как вылезшие из лап когти исчезают в пальцах — Адам без поддержки доковылял до перил и стал подниматься по парадной лестнице. — Ну, что ты? Обиделся?

— Расскажи мне, как выглядит твой отец.

— Он небольшого роста, полный, седой, волосы у него вьются, а на макушке — лысина. Ну, чего ты стонешь? Так больно?

— Я встану на четвереньки…

— Ты мог идти на четвереньках? Почему не сделал этого раньше?

— Что бы ты хотела поесть? Что ты любишь?

— Я не привередлива. Люблю читать. Отец научил…

— Поедим вместе, а потом тебя проводят в библиотеку. Я, наверное, засну от слабости.

— Да уж, тебе не помешает, — Бэлль была рада уложить больного в постель.

Слуги появились, стоило ей с хозяином дома миновать последний подъём, и остаток пути до спальни чудовища проходил под вздохи сожаления, охи и ахи. Адам бешено вращал глазами, пока, в раздражении перейдя на рык, не приказал подавать завтрак в спальню. В постели он окончательно ослаб и только старался прикасаться к гостье какой-то частью своего тела и не терять из вида.

— Твои раны не так уж глубоки, а чтобы восстановить силы, тебе надо пить и есть. Открывай пасть, открывай — кому говорю. Жуй. Вот так.

— Ты влюбишься в меня, как только я верну тебе отца? — Адам так часто повторял эту фразу, с такой благодарностью отвечал на любую нежность, что Бэлль искренне удивилась тому, что принц после завтрака велел увести её в библиотеку: она ожидала, что он не отпустит её даже во сне.

* * *

Адам, припадая на лапы, с трудом преодолел винтовую лестницу.

— Как уговорить вас остаться в постели, ваше высочество? — Когсворд перепрыгивал со ступеньки на ступеньку и почти опережал своего хозяина, несмотря на жалобное позвякивание часовых механизмов.

— Умолкни! Ты ничего не понял?

— О чём вы, ваше высочество?

— Открывай решётку.

Здесь было холодно — холоднее, чем на улице, между серых каменных стен и железных решёток гулял приподнимавший с пола редкую солому ветер. Из всего убранства — табурет и ночной горшок, и этого могло не быть, а гудящую болью голову Адама разрывал надрывный стариковский кашель. Принц считал, что вор не заслуживает лучшего отношения.

— Пойдём со мной, старик! Я отпускаю тебя. — Вместо того, чтобы с радостью поспешить к открывшейся решётке, Морис застонал, выпучил глаза и забился в угол, где уселся, подтянув ноги к груди. Адам оглядел заключенного: повлажневшие от пота редкие седые волосы курчавились на висках — вор в точности соответствовал описанию, но ничем не напоминал дочь. Принц был бы рад ошибиться. — Ответь мне на один вопрос, старик. У тебя есть дочь?