Хозяин Запретного леса

Алые капли падают на траву. Руки онемели, почти не слушаются. Тяжело держать их на весу ковшиком, чтобы не расплескать горячую кровь. Кровь, что льется из этих самых рук. Порезы на запястьях горят огнем. По капле вытекают из тела силы. Вот уже и в глазах темнеет. И голос дрожит, язык заплетается. Того и гляди, рухнет на землю, как подкошенная тровинка.

– Выйди, Хозяин лесной, покажись, – слетают с побледневших губ слова заветные, – Я тебе попить принесла. Утоли свою жажду. Не боюсь я тебя.

Тишина в ответ. Лишь шуршат по кустам зверюшки да испуганно чирикают на ветвях птицы. Лес живет своей тайной жизнью. Зацепилась ногой за корень древесный, не удержалась да и грохнулась. Кровь по траве разлилась. Хорошо хоть сарафан не испачкала. Хотела встать и дальше пойти, но не смогла. Сил совсем не осталось. Так и лежала на сухой траве, чувствуя, как уходит жизнь.

Тень размытая встала перед глазами. Даже силуэта не разобрать – только бурые пятна перед глазами. Видимо, медведь на запах крови пришел. “Вот и все” – думает, – “Сейчас задерет меня насмерть”. И устало закрывает глаза.

– Вот ведь глупая… – голос знакомый звучит укоризненно. Руки сильные поднимают ее в воздух. И несут куда-то бережно. Замерла, вздохнуть боится. Получилось! Значит не врет старая сказка. Улыбнулась тихонько да и провалилась в забытье. Будь что будет…

– У Хозяина лесного голос ласков, да норов жесток, – древняя старуха обвела суровым взглядом стайку девчушек. – Сладкими речами заманивает он невинных девок в топь и всю кровь из них высасывает. До капли!

Девчушки испуганно вскрикнула, а старуха уставилась на Лесю:

– Коли жизнь дорога, не ходите в чащу!

Та продолжила прясть, старательно не замечая бабкин взгляд…

– Ну и зачем ты это сделала?

Леся открыла глаза. Вокруг полянка знакомая на краю топи. Лежит на траве, руки какими-то листьями обернуты. Холодят приятно и боли нет. Рядом на куске коры горка алых ягод. Незнакомых, она таких раньше не видела.

– Съешь ягоды. Они полезные. Так зачем руки-то порезала?

– Тебя искала, – села осторожно, взяла ягодку, стала озираться по сторонам.

– Не оборачивайся!

Она даже вздрогнула от такого злобного окрика. Голос звучал из-за спины. Совсем рядом. Хоть бы одним глазком взглянуть.

– Почему? – спросила робко. – Я тебя не боюсь.

– А надо бы, – усмехнулся, судя по голосу. – Доедай ягоды и уходи. И не приходи больше. Ты своими выходками весь лес мне переполошила.

– А ты правда Хозяин лесной? – молчание в ответ. – Почему не стал кровь мою пить, ежели так?

– Ты невкусная. – вздохнул устало. – Но если будешь надоедать, сожру и косточки не оставлю.

– Не сожрешь, – Леся улыбнулась хитро. – Я тебе нравлюсь. Иначе бросил бы в лесу истекать кровью. Кто ты? Зачем от людей хоронишься?

– Уходи! – больше похоже на рычание. Но не грозное. Так, испугать просто.

– Не уйду! Ты мне жизнь спас. Дважды. Был со мной добр. Не верю, что ты чудище бездушное! А может ты заколдованный добрый молодец? Тогда я тебя расколдую!

– Силенок не хватит.

– Значит так и есть! Заколдовали тебя! Теперь я точно никуда не уйду!

– Уйдешь. Причем прямо сейчас. Ночью здесь людям быть нельзя. В этом лесу по ночам зло бродит. Человеку с ним не справится. Пропадешь, а мне потом с твоими сородичами разбираться. Сплошная морока.

– А днем, значит, можно? Тогда я завтра приду. С утра пораньше сбегу, пока бабка корову доить будет. Она совсем старая стала, слышит плохо.

– Вот ведь девка дурная! И чего ты вцепилась в меня, как клещ? – в ответ молчание. – Идем, провожу до опушки.

С утра пораньше пришла, как и обещала. Все зверье своими криками распугала. Пришлось выйти на зов, укрыться в тени деревьев от любопытных девичьих глаз. А та все норовила его высмотреть.

Тогда прямо ей запретил на себя смотреть. Не оборачиваться на голос. Не пытаться увидеть отражение или разглядеть тень. Сопела недовольно, но слушалась. Боялась, что прогонит.

Почему он ее не прогнал? Не запугал до полусмерти, чтобы больше и близко не подходила к его лесу. Или не оставил умирать на поляне, в луже собственной крови. Что так его привлекало? Может ее дурная смелость да искреннее желание помочь? Или пряный аромат древней крови? Или банальное, давно позабытое, любопытство?

Стали видеться часто. Он учил ее слушать лес. Как по тропам звериным ходить безопасно, как к зверю подойти, чтобы не испугался и не напал. Какие травы что умеют и от чего помогают. Чем раны закрыть можно, а чем врага уморить. Леся оказалась способной ученицей. Схватывала на лету. Лес ее слушался. Звери на зов шли, травы к рукам льнули. Чуяли родную душу.

Она рассказывала ему о своей жизни. О матери, что рано умерла. Об отце и мачехе. О сестрах и братьях единокровных и о бабке суровой. О том, что чувствует себя чужой среди людей. Что нет ей среди них места.

Иногда она засыпала после долгих уроков. И тогда он осторожно, чтобы не разбудить, гладил ее по волосам. Однажды она поймала его за руку. Долго водила пальцами по коже, ощупывая мелкие шершавые чешуйки и острые звериные когти. Не стал руки одергивать. Решил посмотреть на реакцию. Не испугалась. Лишь вначале пальцы чуть дрогнули и замерли. А потом касания стали смелыми и нежными. И жадными. Будто всю жизнь этого ждала и теперь дорвалась до желаемого. Или вернее будет сказать желанного?

Поначалу страшно было. Когда руки его впервые коснулась. А под пальцами не кожа человечья оказалась, а чешуя. Мелкая и мягкая, как у ящерки. И когти острые, звериные. Думала, уберет руку, не позволит узнать его секрет. Испугалась, замерла. Но не убрал. Позволил себя трогать. Стала гладить его нежно и ласково. Нежность эта давно в ней копилась, рвалась на волю, как птица из клетки. А он молчал. Не оттолкнул. Не ругался и не гнал прочь. Значит принял ее ласку.

Лес шумел, наполняясь жизнью. Близилась Середина лета. Ночи стали совсем коротки и можно было подолгу гулять в лесу. Главное, повод придумать. Или сбежать незаметно. А воротиться через поле, будто весь день там работала.

– Здравствуй, красна девица, – голос ласковый, руки тяжёлые ложаться на плечи. – Никак заблудилась?

Трётся щекой о теплые, чуть шершавые ладони. Прижимается спиной к сильному телу. Чувствует кожей жаркое дыхание. Слышит стук сердца. И с наслаждением вдыхает его пряный лесной запах. Земляника и мята, хвоя и прелые листья. И совсем немного болотной тины. Главное правило – не смотреть. Не оборачиваться, когда обнимает ее нежно и крепко. Не пытаться высмотреть отражение в воде. И не ходить за ним.

– Я пирожков принесла. С капустой, – ставит на пенек корзинку. – Не девичья кровь, конечно, зато сама пекла.

Смеётся тихо, словно филин ухает, и берет из корзинки пирожок. Она часто ему гостинцы носит. А он ее премудростям разным учит. Ее рассказы слушает, а о себе ни слова не говорит. Кто он, откуда? Что за проклятье на нем такое? Даже имени своего не назвал. Но она и тому рада. И все уже для себя решила. Осталось только праздника дождаться. Чтобы спокойно ночью в лес уйти и никто ее не хватился.

Праздник Середины лета раскрасил ночь кострами яркими. Наполнил звуками песен и ароматами праздничной еды. Вся деревня вышла в поле у реки. Хороводы водить, прыгать через костры, купаться в ночной реке. Девушки венки сплели, чтобы в воду их опустить поутру. Парни, что посмелее, собрались в лес идти, искать цветы папоротника. Кто-то даже похвалялся, что не побоится войти в запретную чащу. Да старый друид его за эту похвальбу посохом по загривку приложил. Быстро желание отбил.

Леся вместе со всеми к празднику готовилась. Новую купальную рубаху надела. Белую, словно снег. Ленту алую в косу вплела. Видела, как смотрят на нее деревенские парни. Улыбалась им приветливо. А как случай дался, свернула на тайную тропку и пошла в запретный лес. Вышла на полянку заветную, встала в центре и принялась косу расплетать.

Рассыпались по плечам и спине волосы темные. Соскользнула на землю рубаха белая. Теплый ночной ветер обласкал гладкую кожу. Взяла в руки ленту алую да и завязала ею глаза накрепко.

– Выйди, Хозяин лесной. Прими в дар любовь девичью.

– Совсем сдурела? – он сразу появился. Встал за спиной, как обычно. – Ты чего себе удумала? Неужели нет на свете добра молодца, что был бы рад такому подарку?

– Может и есть. – пожала голыми плечами. – Да только я его для тебя припасла.

– А если я и не человек вовсе? – легкий смешок в голосе. – Может у меня морда звериная, а вместо ног копыта. Или змеиный хвост. Что тогда делать будешь?

– Вот попробую и узнаю. Коль не люба тебе, так и скажи. Пойду утоплюсь с горя и стану мавкой. Может тогда тебе понравлюсь.

– Ой дура, девка, – подошел вплотную, взял за плечи, развернул к себе лицом. – Упрямая дура. Не пожалей потом.

Жаркое дыхание скользнуло по щеке. Губы коснулись губ. Обычные человечьи губы. Мягкие, горячие. Ни шерсти на лице, ни усов, ни бороды. Кожа гладкая, даже не чешуя. Его руки скользили по ее телу. Касались кожи приятной прохладой шершавых чешуек. Она робко ответила на объятия. Провела ладонями по широкой спине, по плечам.

Здесь тоже обычная кожа. Вдоль хребта почти до лопаток узкой полосой грива растет. Волос в гриве и на голове прямой и жесткий. Будто шерсть медвежья. И длинный, до пояса. Частью в косы сплетен, унизан бусинами и перьями. А больше нигде на теле волос и нет. Даже там, где они обычно у мужиков бывают.

Руки боязливо опустились ниже. Нащупали ремень портков и потянулись к застежке. Пока расстегивала и развязывала тесемки, пальцы дрожали. А ну как и правда не человек. Но ничего необычного в штанах не обнаружилось. Ни шерсти, ни чешуи. Все как у всех. В бане не раз доводилось видеть подобное. Разве что волос нет. Кажется, он заметил ее вздох облегчения. Усмехнулся и покрепче прижал к себе.

Стиснул ее в объятиях, впиваясь в кожу когтями. Совсем легонько. Ощутимо, но не больно. Подхватил на руки, позволив обвить себя ногами за пояс. С тихим рычанием прижал спиной к теплому, гладкому древесному стволу. Она вздрогнула и вцепилась пальцами в волосы у него на затылке…

Проснулась в его объятьях, спиной ощущая тепло чужого тела. Он обвил ее руками и ногами, будто пряча от всего мира. Лента сползла с глаз. В рассветном свете черные чешуйки на крепких мужских руках отливали красным. Осторожно, чтобы не разбудить, стала их рассматривать. Мелкие совсем и заканчиваются чуть ниже локтя. Дальше обычная кожа. Смуглая, в крапинках веснушек. А вот ноги, и правда, не человеческие. Ниже колен черные птичьи лапы с острыми крючьями когтей.

– Обещала ведь не подглядывать!

В голосе упрек. И даже немного злость. Разжал объятия, встал с травы.

– Я случайно! – вскочила на ноги, поспешила натянуть на глаза предательницу-ленту. – Не сердись, пожалуйста! И ничего такого уж страшного я не увидела. Подумаешь, птичьи лапы.

Он молчал. И ничем не выдавал своего присутствия. Неужто ушел и бросил ее здесь одну?

– Я больше не буду, – чуть не разревелась от горя. – Не уходи. Не бросай меня! Пожалуйста.