Ладонь, расписанная хной

* * *

В мое плечо тычет костлявый палец. Кто? Что? Я прихожу в себя за собственным столом, за ноутбуком, на котором открыто по меньшей мере десять окон. В одном окне браузера введен запрос «квартиры в Нью-Йорке» и полно фотографий коричневых кирпичных зданий, белых просторных лофтов, словосочетаний вроде «Верхний Вест-Сайд». Почему-то тут же треугольное здание Флэтайрон из фильмов про Супермена. Мне не отвести взгляда от этих фотографий. Кажется, все они сделаны прямо на съемках сериала «Друзья».

— Мадам! Мадам! Не хотите чаю к обеду?

Какой обед? Я же только позавтракала!

Это снова Чоту, мальчик-вешалка, держащий в руках поднос с двенадцатью полными до краев пластиковыми стаканчиками с чаем.

— Чай? Сейчас? Еще рано, но спасибо.

Я рассеянно кручу в руках ручку. Мой мозг ушел в отказ, время от времени отвлекаясь на изображения неправдоподобно высоких зданий, на одном из которых висит огромная горилла.

— Сейчас уже четыре часа. Мадам Зоя, у вас все в порядке?

Что? И я не помню, что ела на обед? Такого быть не может. А я вообще ела? Последнее мое осознанное воспоминание — поиск в Сети по запросу «еда в Нью-Йорке». После этого все как в тумане.

Мне показалось, что весь этот огромный город создан из еды и ради нее. Пицца, лобстеры, сэндвичи… Я и не думала, что они бывают такими разными… Кебабы, хот-доги, блинчики, пончики, кексы… И еще какое-то «южное меню». Южное нью-йоркское меню? Южное нью-джерсийское меню? Непостижимо. Я кликнула по одной из фотографий, и экран ноутбука превратился в огромную белую тарелку, наполненную странным хлебом, который там называют «бисквитами». Совершенно не похоже на наши твердые бисквиты, которые пекут специально для того, чтобы макать в чай. А еще на ту же тарелку, размером с автомобильное колесо, можно положить поблескивающее соусом мясное рагу, и умопомрачительно хрустящую жареную курицу и пасту с сыром… Кажется, на этом мой разум и отключился.

Должно быть, я все еще в трансе любовалась красотами южного меню, когда Чоту догадался о причинах моего состояния:

— Так это вы едете в Нью-Йорк? Да! Я догадался!

И он запрыгал от восторга — то ли из-за моей удачи, то ли из-за собственной сообразительности.

Кто сказал этому мальчишке, что мне выпала такая возможность? Он что, подслушивает разговоры всего нашего офиса? С него станется.

— Я еще не знаю, поеду или нет.

А если и поеду, то, надеюсь, там у меня будет более уравновешенный начальник, а не дракон. Я делаю глоток чая. Фу! Кажется, Чоту сегодня заварил его в два раза крепче, чем обычно.

— Что? — Паренек явно потрясен тем, что я все еще сижу здесь. — Почему? Но почему?

— Почему? Потому что мне надо еще спросить разрешения у родителей, вот почему. Как думаешь, они согласятся? Да ни в жизнь! Особенно учитывая, что они мечтают выдать меня замуж в этом году.

— Да что эти родители умеют, кроме того, чтобы кричать на нас? Мадам, у вас появился шанс изменить свою жизнь! И не потратить на это все свое состояние. Посмотрите на меня! — Чоту серьезно, почти с отчаянием глядит мне в глаза. И указывает на свой поднос с чаем. — Мне такого шанса никогда не достанется. Пожалуйста, мадам Зоя! Езжайте! Ради меня!

Его отчаянная искренность бьет меня прямо в сердце.

— Да, это было бы здорово, но…

— Просто представьте себе: вы можете ходить куда угодно и когда захотите. — В мыслях он уже поселился в моей воображаемой квартире в Нью-Йорке. — Никто не будет требовать от вас отчета и объяснений. Вы сможете весь день лежать на диване с холодной колой и читать.

Ну да. Только, скорее всего, дракон Арнав имел в виду нечто совсем другое.

Когда Чоту отходит от моего стола, чтобы разнести оставшийся чай, его лицо морщится, словно от боли. Как будто он почти воплотил свою мечту, а я все испортила.

Это моя квартира. Моя.

Интересно, какой она будет, моя квартира? Эти слова внезапно становятся такими экзотичными и пугающими, как и сама идея переезда в другую страну без наставника. Только я и мир.

Как же американцы это называют? Ах да, апартаменты. Так какими будут мои апартаменты? Может, как в сериале «Друзья»? Большая гостиная с сиреневыми стенами и видом на сияющий огнями город, как у Моники и Рэйчел? Или маленькая, как у Чендлера и Джоуи? Может, я раздобуду где-нибудь маленькую рамку для картин и повешу ее на дверной глазок? Да, непременно поищу квартиры в Нью-Йорке в «Гугле» на своем телефоне, как только выйду из офиса. У меня еще целых три часа. А может, посмотреть ту серию, где они меняются квартирами, чтобы понять, с чем мне придется иметь дело? Осталось продержаться три часа. Конечно, я справлюсь.

Руки порхают над черной клавиатурой ноутбука.

Стоп! Нет, нет, я — взрослый, самостоятельный человек, обладающий колоссальным терпением. Человек, который не растеряется даже на чужом континенте в восьми тысячах миль от дома.

Мои апартаменты. В Нью-Йорке… Да я не жила самостоятельно даже в Пуне, которая, по сути, лишь район Бомбея, а тут этот Нью-Йорк, будь он неладен!

Я делаю глубокий вдох. Во мне сейчас столько легкости, что я могу долететь до Америки сама, рядом с самолетом, как те самые птицы, которых боятся пилоты. Да к черту всё! Открою «Гугл» прямо сейчас.

Вот только я никогда в жизни не жила одна и не думала, что когда-нибудь придется. Ни дня самостоятельности. Большинство молодых людей моего возраста живут с родителями, а девушки, выходя замуж, переезжают в дом родителей мужа.

Кого я обманываю? Эйфория и фантазии разбиваются о жесткие камни реальности. Мои родители и родня, несмотря на все свое образование и современные взгляды, никогда не отпустят меня в самостоятельную жизнь. Ибо это немыслимо: а) ни при каких условиях; б) в другой стране; в) без мужа; г) в другой стране, без мужа и ни при каких условиях.

Они никогда не позволят дочери прыгнуть в черную дыру, откуда нет возврата. И даже если мне удастся с боем убедить родителей, что все не так безнадежно, остальная родня будет тянуть их обратно, убеждая, что меня необходимо срочно выдать замуж, чтобы я остепенилась с «правильным» мужем, которого они сами выберут. И чтобы он обязательно жил неподалеку, чтобы они могли навещать меня каждую неделю или каждый день.

Есть ли вообще смысл спрашивать у родителей разрешения? Нет, мама, конечно, будет очень горда, и папины глаза тоже заблестят, но мои родители — индийцы до глубины души. Они даже подумают над моим вопросом целую минуту, пока не вернется призрак вечного статуса старой девы, чтобы снова отравить наши жизни.

Хорошо, я никому ничего не скажу. Я позволю себе насладиться своей чудесной мечтой один на один. Только мечта и я.

Неужели уже вечер? Я не понимаю, который сейчас час и где я нахожусь, двигаясь с людским потоком к станции «Черчгейт». Люди возвращаются домой, сигаретный дым смешивается с ароматами духов и пряностей. Вечерние огни мерцают под бледнеющим небом, укрывающим уставших пассажиров. Но я ничего этого не вижу, потому что гуглю нью-йоркские квартире в телефоне. Вот какая большая, и ее окна выходят на реку Гудзон! Какой потрясающий вид! Интересно, как наступает вечер в «Большом яблоке»? Окрашивает ли закат небо теплым лиловым сиянием, как в Бомбее, или сумерки падают сразу большим темным покрывалом?

Когда я выхожу из многолюдной, под крытой жестью крышей станции в Хане, не понимая, как успела до нее добраться, небеса разражаются громом.

Дождь! Наконец-то! Настоящий ливень. Тяжелые злые капли были встречены радостными криками, и в городе начался радостный переполох. Все вздохнули с облегчением после изнуряющего летнего зноя. Метеорологи ждали ливня только через две недели, поэтому на улице ни у кого не было зонтов: ни у наряженных в сари тетушек, вышедших за покупками, ни у престарелых джентльменов, отправившихся на прогулку, ни у офисных сидельцев, бегущих с компьютерами в сумках через плечо.

Вот мечтает человек в глубине души о чем-то очень для него важном, о волшебном шансе или о настоящей любви. Почему же, когда эта мечта сбывается, внезапно и полностью, он оказывается к этому совершенно не готов?

Чем пахнет в Нью-Йорке? Тем же, чем и в Бомбее? Влажным бетоном и дизелем? Там бывают такие ливни? Там так же шумно? А как выглядит свет уличных фонарей в тумане? Также волшебно?

Моя маленькая улочка, залитая битумом, теперь вся покрыта лужами. Огромные манговые деревья качаются от ветра будто пьяные. Моим преданным поклонникам, бродячим собакам, терпеливо дожидающимся остатков моего обеда, тоже трудно устоять на лапах. Они с радостью принимают всё: картофельные чипсы, манго, ямболан, овощи, сэндвичи с сыром, зеленые гуавы. Один щенок даже любит свежее манго с чили, хотя отказывается, стоит добавить любую другую специю. Они сопровождают меня до дома, как эскорт из четвероногих охранников, но сегодня мне нечем их угостить. Из-за нью-йоркской лихорадки я просто забыла купить себе поесть.

Я успеваю промокнуть до нитки за те несколько минут, пока иду от станции. А в Нью-Йорке бывают такие ливни, похожие на водопады? Как удержаться и не протянуть руки к небу, распахнувшемуся навстречу тебе? Вот я взлетаю, все выше и выше! Ничто не отнимет у меня этого восхитительного чувства полета. Ничто на свете.

«Я буду рядом с тобой, когда пойдет дождь…»

Песенка из заставки «Друзей» крутится у меня в голове на повторе.

— Гита! Смотри, смотри! Твоя дочь сошла с ума прямо на улице!

И я с треском опускаюсь на землю.

Миссис Айер, наша соседка, хрипло хихикая, глядит на меня с ярко освещенного балкона на втором этаже. Она — наш филиал Всеиндийского радио. Бегающие глазки за коричневыми очками, серьга в носу и жасминовая гирлянда гаджра в маслянистых волосах, заплетенных в косы. Стоит произойти чему-то хоть чуть-чуть незаурядному, как миссис Айер превращается в папарацци, гоняющегося за сенсацией. Причем из всех видов связи предпочитает громкий крик, чтобы оповестить сразу половину улицы.

— Зоя! — раздается мамин крик с нашего балкона. — Немедленно поднимайся домой!

Взмахом она велит мне войти с черного хода.

— Чем это ты там занималась? — набрасывается она на меня, как только я переступаю порог. — Ты так пневмонию подхватишь! Что на это люди скажут?

Да что с ней такое? Почему она так нервничает? Я никогда ее такой не видела.

— Ну, они скажут, что у меня пневмония, и что? Что тут такого? Там всего лишь идет дождь… — нараспев отвечаю я.

— Тише! А то Шармы услышат. Они уже здесь, в гостиной. — И она начинает вытирать меня полотенцами.

— Кто?

— Давай быстро переодевайся. Я положила платье тебе на кровать. — И она торопливо толкает меня из коридора в комнату. — И, пожалуйста, приведи голову в порядок, чтобы не выглядеть перед ними загадкой джунглей.

Она уходит, тихо бормоча поднос: «Если все пройдет хорошо, то я пожертвую тысячу рупий храму Сидхи-минаяк».

«Я буду с тобой, как был рядом всегда…»

Из гостиной доносятся голоса, и их слишком много для обычного буднего вечера.

Самосы!

Кто-то жарит самосы. О, горячие жареные пирожки под шум дождя — это же блаженство! И не простые, с картошкой и горохом, а самосы с паниром.[11] Я чувствую их аромат даже здесь, в своей комнате. Это значит, что их нажарили целую гору. Но зачем повариха Мала так расстаралась? Наверняка все время ворчала, что ее постоянно заставляют перерабатывать. Но я отвлеклась. Нью-Йорк.