Мир

Тешекюрлер. Алёна Рашковская

Просыпаюсь рано утром от громкого пения. Где я? Осматриваюсь и понимаю, что это уже пятая кровать за последнюю неделю. Разница лишь в том, что здесь я задержусь.

Мы искали новый дом и нашли. Уже через месяц жизни тут я запомню, что громкое пение из мечети называется азан, и этот звук по пять раз в день будет для меня фоновым. Через два месяца я научусь вести смол токи: «Насылсын? Чок иим, насылсын?»3 Через три — найду двух настоящих друзей. Через четыре обрету покой и мир и буду мечтать жить в этой стране всю жизнь. А через пять мир снова разлетится вдребезги. Через семь я буду сидеть уже в другой стране и писать этот текст.

В другой стране мне будет хотеться говорить «тешекюрлер»4, но меня не поймут. Этот первый месяц в новом месте провалится с треском — я хочу в свою Турцию, я так ее люблю. От каждого фото из Стамбула я буду укрываться одеялом, с мороженым и сериалом. Как же так вышло, почему мое сердце осталось на Босфоре?

— Скучаешь по Стамбулу? — спрашивают меня друзья, пока мы в кафе ждем хинкали и пьем киндзмараули.

Как же объяснить, как же это объяснить? Новый город чужой. Я не могу запомнить ни одной улицы. В Стамбуле я легко запоминала улочки, стоило раз пройти. Мои руки обгорают под грузинским солнцем, они никогда не обгорали под стамбульским.

В первый месяц в Стамбуле я не могла поверить, что может быть так. Я смотрела на солнце и щурилась от нежности и радости. Тут воздух сладкий и душный. Нигде, кроме Турции, такого не встречала. Но как можно стать такой счастливой, когда вся прошлая жизнь разрушена? Нельзя, но я стала.

Мы начали искать новый дом. Я в Стамбуле не первый раз и еще в прошлый влюбилась в один райончик на берегу Мраморного моря. Я привезла сюда мужа, ему тоже понравилось, и мы решили: будем жить тут! Еще и подвернулась квартира в трех минутах от набережной.

— Вы вторые в очереди, и после вас еще просмотры. — Риелтор решил поубавить нашу уверенность. — Я позвоню, если что.

Нам же не позвонят! Мы не будем жить в трех минутах от моря? В этом доме в зелени с винтовой лестницей? Мы не будем жить в этих светлых солнечных комнатах со старыми дверьми с витражными стеклами? С запахом паркета и открытым балконом, на котором мы будем пить чай из бардаков5?

Конечно, будем, я знала, что да.

Выбрали нас. Оказалось, у турков нет правила первоочередности, они выбирают по симпатии. С каждой семьей было собеседование, и больше всех понравились мы. Как сказал риелтор, после того, как я показала фотографию нашего мопса.

Нашей собаки еще не было с нами — Рика привезут мои родители через месяц. До этого я начала фанатично обустраивать дом. Ikea (я успела соскучиться), местные Evidea, Carrefour и прочие-прочие. Подушки, посуда, полки и прочее-прочее. Целый месяц я полностью посвятила себя этому. Что нам стоит дом построить!

А фоном к этой стройке был величественный Стамбул. Мы открывали его каждые выходные — то яркий Балат, то шумный Фатих, то светский Джихангир6. Я, как ребенок, который увидел гору новогодних подарков, разворачивала жадно все. Как такое можно было сотворить? Я влюбилась быстро и стремительно. Наш переезд был скорым, а выбор Стамбула — почти случайным. О таких встречах говорят, что судьба. Стамбул, ты моя судьба?

Первое землетрясение произошло в четыре утра недалеко от Стамбула, спустя два месяца нашей жизни тут. Я не почувствовала, но почему-то проснулась в пять: узнала эту новость и проворочалась в постели еще тридцать минут. Тогда я думала о том, что мое землетрясение длится уже два месяца. Мой мир трясет, и я чувствую себя не в порядке. Муж так старается, чтобы мне стало лучше. Но я не могу с собой ничего поделать. Иногда бывают периоды, когда я не думаю ни о чем и очень счастлива, и жизнь не такая уж и безумная. А иногда накрывает.

Я в эмиграции. Сколько жизней человек может прожить за одну? Мы сидим на диване в чужой квартире, а ведь всего два месяца назад мы сидели на своем диване в Петербурге. Мы одни среди пятнадцати с половиной миллионов человек в Стамбуле. Мы совсем одни.

— Хочешь чаю? Давай заварю. А может, семечки и включим «Постучись в мою дверь?» Тебя же он так отвлекает, ну дава-а-ай. — Муж всегда знает, когда я ухожу в эти мысли.

Если кто-то приходит, то домофон в этой квартире звенит истошной чайкой, коих много в Стамбуле. Но никто и не стучится в нашу дверь.

Потом приехала моя мама со своим мужем, всего на пять дней, привезли нашу собаку. Дни были яркими, но их было мало. Мама приболела, и мы даже не успели все то, что задумали. Съесть местное мороженое, съездить в Кузгунджук и на Принцевы, попробовать турецкий чебурек. Дни пролетели, и вот мы уже провожаем гостей в аэропорт, стоим на стойке регистрации.

— Дойдем до поворота очереди и побежим на автобус, мам, а то уже поздно.

— Может, еще до одного поворота?

— Тогда следующий автобус через час…

Вот и поворот. Держит крепко.

— Хочешь, я до конца постою? — спрашиваю я.

— Нет-нет, иди.

Я иду и оборачиваюсь десять раз. Потом иду по улице и обливаюсь слезами, не останавливаясь. Как ребенок, плачущий на ходу. Не прячу лица от встречных людей, не прячу в лифте.

Я расстояния ненавижу. Моей теории уже много лет, с самого первого моего переезда из родного города в Петербург. Но я считаю, что мы либо проживаем физически рядом с кем-то эту жизнь, либо нет. Расстояние не делает нас чужими, расстояние делает нам больно.

Кажется, пора искать здесь своих. Шел третий месяц в эмиграции.

Дима написал мне в социальной сети сам. С эмиграцией я стала активнее в онлайне: начала показывать, как мы обустраиваем квартиру, пробуем местную кухню, делаем документы. Появились новые зрители-незнакомцы. Тогда я постила про то, что мы ждем наш ВНЖ.

«Мне вчера одобрили, моей девушке — несколькими днями раньше. Так что все достаточно быстро, не переживайте!» — увидела я в сообщениях.

Дима — врач, и с переездом в Турцию он потерял возможность работать по специальности. Дима сказал фразу, которая очень меня зацепила, и я подумала: он такой, как и все, кто становится потом моим другом.

«Возможно, судьба дала мне шанс познакомиться с вашим блогом». Неужели кто-то еще так пишет в 2022-м! Я растаяла. Он начал осваивать копирайтинг, я же искала авторов в свое текстовое бюро. Я постаралась помочь ему с текстами, хотела помочь с обучением. С этим не вышло, но с дружбой — да.

Дима переехал в Стамбул с девушкой, но в нашу первую встречу он уже был без нее. Эмиграция — штука сложная. Мы втроем (я, мой муж и Дима) проговорили в баре до поздней ночи. Я впервые с переезда почувствовала дружеское тепло. Говорят, к тридцати уже не так легко находить новых друзей. Ерунда.

Если загуглить «как пережить эмиграцию», в девяти из десяти статей речь пойдет о рутине: создавайте новые привычки, ищите новые опоры. Мы с мужем придумали в выходной выбираться в новое место и назвали это «воскресные завтраки». Во время одного из таких мы поругались в кафе. Когда доели и расплатились, вышли на улицу молча. Стояли возле входа, злые. Я ждала, пока муж докурит.

— Привет, я Лиза! Мы друг на друг подписаны. — Ко мне подошла симпатичная девушка с темными волнистыми волосами, в стильной кожаной оверсайз-куртке.

Я сразу узнала ее. Я сама на нее подписалась, когда увидела, что мы проходили одни и те же писательские курсы. И тогда подумала: было бы классно с ней подружиться! Но я ведь не умею «дружить первой».

— Нам надо попить вместе кофе! — Она была такой живой и открытой, а я стояла все еще в этой драме, которую мы развязали за завтраком.

— Конечно, я за, я напишу! — Надеюсь, я была тоже достаточно милой.

Через две недели мы поедем с Лизой в Кёльн на Бейонсе. Мечта! И Бейонсе, и Европа с подругой. Наша встреча как редкий удачный мэтч в тиндере — так быстро у нас появились совместные планы. Когда мы встретились на тот первый кофе, мы взахлеб рассказывали друг другу всю нашу жизнь:

— Я жила в Петербурге.

— И я жила!

— Я училась на журналистике.

— А я работала журналисткой.

— Я жила в Париже!

— А я была там и мечтаю там пожить.

Мы жили похожие разные жизни и смотрели на мир будто бы одними глазами. Хотелось как можно больше узнавать про нее. Мы обе так ценим дружбу, но оказались вдалеке от близких подруг. Можно сказать, что умеем одинаково дружить. Вот мы и стали.

По рекомендации Лизы я начала заниматься турецким языком. Два раза в неделю я бегала к турчанке Нилюфер. Я смотрела на сонный город. Утром местные еще более неторопливы, чем обычно, а улочки не многолюдны. Я разглядывала разноцветные дома, смотрела на то, как открываются ставни пекарен, как женщины с верхних этажей спускают на веревке корзинки — туда пекарь положит им свежий симит7.

С учительницей мы вместе пили кофе — на первом же занятии она заказала его нам обеим. Потом мы так и чередовались: то я принесу, то она спросит меня перед занятием: «Каве?»8 Мы много болтали на английском о наших культурах, семьях, приключениях. Спустя всего урока четыре она угостила меня кексом: предложила съесть его вместе. Я скромно ковыряла вилкой свою сторону и грелась под лучами солнца, которые так настойчиво били в окно ее кабинета.

Когда я пишу про все это, я думаю про пять стадий принятия, представляю график и рисую на нем семь черточек — семь месяцев жизни в Стамбуле.

Первый — отрицание, гнев и торг. Я быстро проскочила все стадии. Второй, третий и четвертый — не депрессия, а радость вопреки, да простит меня Кюблер-Росс9. И принятие. Мы обжились, получили ВНЖ, появились Дима, Лиза, Нилюфер. У нас был Стамбул, самый красивый город на земле. У нас появилась любимая кофейня, мы выучили все пять дорожек от нашего дома. Мой мир больше не был в огне.

Кажется, я справилась с переездом! Я писала в своем дневнике:

Утрированно, но мне достаточно самого факта жизни. А еще, когда ты не один, возможно все вообще. Сегодня мы снова были с тем новым другом, и у него такая жажда жизни! Он остался практически без всего в новой стране — нет права работать свою работу тут, закончились шестилетние отношения. Но он готов браться за любой труд, хочет вливаться в разные компании. Он не винит обстоятельства, а просто делает. Жизнь — приключение! И мы тоже со всем справимся. Уже справляемся.

Начался пятый месяц. И я прекрасно помню как.

«В Турции на юго-востоке произошло мощное землетрясение магнитудой 7,4».

Утром после первых новостей нам казалось, что ничего масштабного не произошло: землетрясения уже случались, даже при нас.

«По данным, около 300 человек погибло. Разрушены здания, в том числе крепость из списка ЮНЕСКО».

К концу дня я отправила мужа купить все для тревожного рюкзака. Теперь я знаю, что там должно быть: наличные деньги и документы, аптечка, запас воды из расчета три — четыре литра на человека, консервы и высококалорийная еда. Средства гигиены, запасная одежда и обувь, одеяла. Компас, фонарик, радио.

Ближайшую неделю количество жертв увеличивалось, а воздух в Стамбуле тяжелел и солонел. Мы всю ту неделю сидели дома. На какой-то день вылезли, чтобы дойти до любимой кофейни. На стойке стояла банка со сбором пожертвований. Мы положили сумму и сочувственно посмотрели на бариста. Они в ответ слегка кивнули, и в этом кивке было столько горького, что на улицу я вышла снова с мокрыми глазами. То, как эти люди объединялись, отправляли пожертвования и сострадали, поразило меня, за это время я прониклась турецким народом еще сильнее.