Кнопка Возврата

- С коньяком, - сказал Уткин. Начатая бутылка уже стояла на столе.

- А почему не хотите знать его настоящее имя?

- Вот, не захотел, как-то так. А почему - не знаю. Если отвечать на каждое "почему", то можно погрузиться в такие глубины подсознания, что без специалиста не обойтись. Я, собственно, совсем не собирался общаться с этим Петров-Ивановым, а хотел поговорить с Евгением из девяносто седьмой, но его не было дома. И не было, оказывается, уже несколько дней. Есть что-то странное в этом совпадении: Евгений и твой дядя: один падает с балкона, другой исчезает. И то, и другое - в один, по всей вероятности, день. Можно задуматься.

- Зачем? - вздохнула Кристина. - Это ведь ничего не изменит.

- Надо все-таки понять, что произошло... и что происходит, - сказал Уткин. - Может, это было совсем не... - Он замешкался, не в силах произнести роковые слова "убийство" и "самоубийство", - совсем не то, что мы сейчас думаем.

- Не знаю, - Кристина еще раз вздохнула. - Мне страшно. Сегодня приходили какие-то люди. Представились, что из полиции. Задавали вопросы.

- Я знаю, - сказал Уткин.

- А мне кажется, это я виновата. - Кристина готова была заплакать. - Надо было пожить здесь в эти дни. И тогда, может, ничего бы не случилось. Я несколько раз предлагала, а он не хотел.

- Он не считал себя инвалидом, - сказал Уткин. - Мне даже кажется, он какой-то кайф ловил от своего перелома. А потом, гипс-то уже давно сняли. Ты пять раз вернулась бы домой к этому времени.

Успокаивая, он погладил племянницу по руке, отчего она расплакалась уже по-настоящему.

- Только те, которые приходили, - сказала она сквозь слезы, - мне кажется, они не из полиции. Те быстрее вызвали бы повесткой, ведь так?

- Почему обязательно повесткой? Бывает, приходят сами. Тем даже удобнее, к кому приходят.

- Они и про вас спрашивали, дядя Паша, Кто вы, и вообще... Вы ведь в тот день заходили сюда. Не надо было рассказывать, да?

- Ничего, - сказал Уткин. - Они и так всё знают, что им нужно.

Я бы тоже поспрашивал, подумал Уткин. Ведь затем и пришел.

Он прокручивал в уме список вопросов:

- От кого дядя Никита получил гаджет, и на каких условиях?

- Кто опознал тело?

- Были ли дядя Никита и сосед Евгений знакомы друг с другом?

- Был ли сосед Евгений каким-то образом похож на дядю Никиту (рост, телосложение)?

- Бывал ли сосед Евгений в гостях у дяди Никиты?

-Пили ли они вместе коньяк?

- Играли ли они друг с другом в щахматы?

- Показывал ли дядя Никита соседу Евгению гаджет?

- Показывал ли дядя Никита соседу Евгению, как управляет полетом мух с помощью гаджета?

Уткин посмотрел на Кристину. На какие-то вопросы она, может быть, знала ответ. На другие - не знала. Но если она ответит даже на все вопросы, что это даст? Только то, думал Уткин, что область возможного сократится. И какой-то вариант событий, который меня устроил бы, окажется полностью нереальным.

- А зачем вам понадобился Евгений? - спросила Кристина.

- Так, хотел кое-что выяснить.

- Можете что-нибудь выяснить и у меня, - она улыбнулась. - Если уж решили заделаться сыщиком.

- Я подумаю, - сказал Уткин. - Но кажется, я все-таки не сыщик.

Он отпил коньяку из своего бокала.

Кристина тоже пригубила.

- Петров-Ивановым я сперва обозвал Евгения, - сказал Уткин. - А потом, когда имя освободилось, я стал им называть соседа из девяносто шестой. Когда-то, - упредил он недоуменный вопрос, - имя не было так жестко привязано к человеку. Вместо пары "человек-имя" была тройка "человек-имя-предмет". Кого-то могли звать, например, "Собачья нога" или "Лисий Хвост", как индейца из романа. И он мог носить этот хвост на шее, как знак своего имени. А если хвостом завладевал кто-то другой, то имя могло перейти к нему вместе с предметом.

- Не слишком удобно, - заметила Кристина.

- А кто говорит, что это должно быть удобно? Удобство - не то направление, в котором двигался человек. Кто-то сравнил разумного - сделавшегося разумным - человека с сороконожкой, которая начала осознанно переставлять свои ноги.

Уткин замолчал. Чуть не начал рассказывать об истории происхождении человека по профессору Поршневу, но понял - не стоит.

- Тело опознал дядя Георгий, - сказала Кристина. - По татуировке на левом плече. Лицо было разбито.

- Я знаю, - сказал Уткин. - Я видел ту железку под балконом, на которую он упал лицом.

Вдруг включился телевизор. Сам по себе.

На экране человек пел под гитару. Человек был не знаком Уткину, слова были знакомы: "Две тысячи лет война, война без особых причин. Война - дело молодых, лекарство против морщин"

Только не две тысячи лет, а скорее двести тысяч, подумал Уткин.

- Всё в точку, с тем уточнением, что изначальным смыслом войны была заготовка молодого мяса, - начал он излагать теорию профессора Поршнева, но встретив взгляд Кристины, пресекся.

- Дядя Паша, - медленно проговорила она. - Признайтесь, пульт от телевизора у вас?

- Да, - признался Уткин. Он достал гаджет, положил на стол и начал рассказывать. Рассказал всё. Может быть, почти всё.

- Значит, с помощью этой кнопки ты можешь заставить человека сделать то, что ты от него хочешь? - осторожно спросила Кристина, внезапно переходя на "ты".

- Не совсем, - сказал Уткин. - Только выбирая из тех вариантов поступков, которые человек мог бы сделать по своей воле.

- Среди этих поступков могут быть и вполне безумные.

- Только безумные и считаются, - сказал Уткин.

- Тогда зачет? - Она потянулась к Уткину и поцеловала в губы. - А папа сегодня не придет.

- Почему не придет? - спросил Уткин.

- А он тебе нужен? - Она засмеялась и, снова поцеловав, спросила: - Признайся, ты нажимал сейчас кнопку на своем пульте?

- Да, - сказал Уткин. - Да. - И тут же поправился. - Нет, конечно нет. - И не знал, каким из произнесенных слов можно верить.

Могло ведь случиться, что он стал нажимать кнопку, не имея сознательного намерения и даже не догадываясь о том, что нажимает. Или не могло? А если могло, тогда выходило, что тот Уткин, который смог, захотел и нажал, сильно отличается от того Уткина, который не смог, то есть не захотел, то есть которому даже в голову не могло прийти что-то подобное. Но тот Уткин, который сидел и думал обо всем этом, тоже отличался от того Уткина, которым он был какую-то минуту тому назад. Было мгновение, когда что-то изменилось внезапно. И он, и она, которую помнил еще ребенком, стали другими - отчасти даже незнакомыми, новыми друг для друга, словно некто третий с какой-то своей целью действительно нажал кнопку лежащего на столе гаджета.

- Нажимал, - сказала она, - а то почему я тут рядом? Ты ведь этого от меня хотел? Хотел ведь, да?

- Хотел, - признался он, и не противился больше течению.

- И так тоже? - спросила она через некоторое время, меняя позу. - А так?

- Да, да, - проговорил он, задыхаясь. - Конечно, да.

Уткину снилось, что он ищет Золушку, хозяйку туфельки - девушку, которая с одной стороны была той самой, конкретно знакомой, а с другой стороны каким-то образом оказывалась неизвестной.

Уткин сидел на скамейке, а девушки проходили мимо. Как в сказке, как в сказке.

Уткин удерживал их - за подол платья или за коленку, они останавливались, проявляли интерес, но туфелька никому не подходила. Хотя была не такой уж и маленькой туфелька.

Потом картина изменилась.

Не скамейка была, на которой сидел Уткин, а естественное возвышение (пень? камень?). И девушки проходили мимо чисто первобытные, не нуждающиеся в какой-либо обуви. Однако туфельку послушно примеряли. Это длилось неопределенно долго. Кажется, некоторые проходили по второму и третьему разу. Бил барабан или что-то такое, во что можно бить. Уткин уже не принимал в этом участия.

Наконец, случилось. Избранницу поволокли, посадили на камень. Тело раскрасили красными и белыми полосами. На шею повесили бусы из ракушек. Другие - из костей. Дали имя - что-то вроде Анна-Мария-Тереза. Барабан продолжал бить. Продырявили уши.

Рядом был лес. В лесу скрывался кто-то, похожий на бога. Уткин ждал страшного, но пришел человек с лицом Николая, сказал: "С бабами мы не воюем".

Уткина разбудил звонок в дверь.

- Это, наверное, папа, - сказала племянница. - Ты можешь что-нибудь сделать?

- Попробую, - Уткин протянул руку к гаджету. - Есть вероятность, что он вдруг прямо сейчас вспомнит о каких-нибудь срочных делах.

Звонок замолчал, и молчал долго.

Кристина вышла из комнаты и тут же вернулась.

- Прикольно, - объявила она, - он ушел. Может, это был и не папа, но все равно прикольно.

- А то, - сказал Уткин.

- Теперь ты, наверное хочешь, чтобы я принесла тебе утренний кофе.

Больше не буду называть ее племянницей, подумал Уткин.

***

Ожидая лифта, Уткин бросил взгляд на дверь девяносто седьмой квартиры - квартиры Евгения - и ему показалось, что она закрыта не совсем плотно. Может, еще со вчерашнего дня, только вчера он этого не заметил, а сейчас оно просто бросалось в глаза.

Уткин осторожно потянул дверную ручку - не пальцами берясь, а сгибом запястья, инстинктивно стараясь не оставить отпечатков. Дверь с легкостью открылась, и он осторожно вошел.

Замок на двери был с защелкой, следовательно хозяин квартиры - Евгений - действительно мог неосторожно захлопнуть за собой дверь и оказаться снаружи без ключа с последующим развитием событий по известному сценарию. Но те, которые побывали в квартире потом, зафиксировали защелку замка и, когда уходили, оставили дверь незапертой. Зачем? Планировали вернуться?

Уткин прошел по коридору. Заглянул в кухню, зашел в комнату. Комната была почти такая же, как у Мясоедова. Минимум мебели: диван, шкаф, тумбочка с телевизором, пара книжных полок. И дверь на балкон... балкон. Был ли хозяин квартиры аккуратен, неряшлив, одинок, общителен, подвержен запоям, склонен к экстремальным поступкам? Трудно судить, потому что те, кто побывали, все перевернули вверх дном. Книги - с полок, содержимое ящиков - наружу. Что-то искали, Уткин догадывался - что именно. Он прошел среди разбросанных по полу бумаг, книг, мелких предметов: ножичек, несколько карандашных огрызков, пластмассовая линейка, циркуль, увеличительное стекло. Какие-то интересы были у человека, какие-то варианты жизни. И он, Уткин, выбрал для него из многих возможных полет с балкона вниз лицом на железо. Зачем он сюда пришел? Как преступник, которого потянуло на место совершения. Под ногой мелькнула фотография - человек, голый по пояс, держал в руке рыбу, поднимая вровень с плечом. Рыба была большая.

Уткин поднял фотографию. Человек не был похож на Мясоедова. Да, собственно, и не был обязан. А татуировку на плече имел - не разобрать какую. Уткин нагнулся положить фото на место и вдруг услышал звук открывающейся двери, слабый, но отчетливый. Кто-то вошел в квартиру. Уткин положил палец на кнопку - пусть уйдет. Но тот не уходил. Медленно шел по коридору в сторону кухни. Тяжелыми шагами. Он не нужен мне здесь, думал Уткин, но почему не уходит? Что не так? Почему на него не действует кнопка? Шаги в коридоре затихли. Медленно двинулись в обратную сторону.