Несовершенства

Шесть

Стуча низкими каблуками по мраморному полу, Бек идет по вестибюлю Федералистского банка. Миллеры решили, что лучше всего будет поместить бриллиант в региональный семейный банк, но, проходя вслед за менеджером через анфиладу стальных дверей в хранилище, Бек не может побороть нарастающих тревожных сомнений. Хелен держала деньги в жестянках из-под кофе и в саше, разложенных по шкафам, в доме на Эджхилл-роуд, а для «Флорентийца» сделала оправу в виде броши, которую упрятала в комод. Бабушка ни за что не доверила бы алмаз банку, даже самому надежному на свете.

Они останавливаются в комнате без окон с сейфами по стенам от пола до потолка. Менеджер вставляет ключ в замок ячейки, за которую заплатила Бек, и указывает клиентке, чтобы она вставила свой ключ в другую замочную скважину.

— Когда закончите, поставьте ящик назад и позвоните. — Она указывает на кнопку в стене и сует свою связку ключей в карман. Прежде чем выйти, девушка добавляет: — И помните, что, кроме двух дубликатов ключа, которые я вам выдала, других копий нет. Так что не теряйте их. — И тяжелая дверь захлопывается за ней.

Бек снимает плащ, ставит ящик на стол и выуживает из сумки черную коробочку с бриллиантом. Брошь, не настолько ценная, чтобы хранить ее в банке, лежит дома в тумбочке у кровати. Бек открывает крышку коробочки. «Флорентиец» насыщенного желтого цвета сверкает на фоне черной бархатной подушечки. Бек чуть сдвигает его, и он вспыхивает радужными лучами. Серая скучная поверхность открытой банковской ячейки кажется совсем блеклой по сравнению с зелено-голубым сиянием, которым искрится алмаз. Это самое надежное место для него, напоминает себе Бек. Здесь, в банковском депозитарии, «Флорентиец» станет всего лишь одной из безымянных драгоценностей.

Выйдя из банка в прохладу улицы, Бек отправляет родным электронные письма: «Дело сделано!» Да, дело сделано, как договаривались. И все же Бек не может избавиться от мысли, что, оставляя бриллиант в Федералистском банке, она предает Хелен.

«Дело сделано!» Эшли получает имейл от Бек, когда входит в вестибюль аукционного дома «Бартлис» на Среднем Манхэттене, и тут же начинает сомневаться в своей затее.

Она никому не сказала о встрече в «Бартлис», даже Райану. Ей нравится иметь от него секреты. Не то чтобы это очень приятно, но удовлетворяет желание мести. Ей не нравится иметь секреты от Миллеров, но Бек не все предусмотрела. Она не может думать на несколько ходов вперед. В конце концов, им придется продать алмаз, и Эшли хочет заранее обеспечить для этого надежные каналы.

Когда лифт открывается на десятом этаже, Джорджина ждет ее в приемной с распростертыми объятиями.

— Эшли. — Старая знакомая целует ее в обе щеки. — Ты ничуть не постарела.

Хотя Эшли удалось сбросить килограммы, набранные во время беременности и кормления, подобрать близкий к натуральному светло-каштановый оттенок волос, разгладить кожу с помощью дерматологических процедур — подтяжки она делать стесняется, — возраст начинает сказываться во внешности. Голубые глаза стали серыми, когда-то упругая кожа на шее теперь обвисла, мочки ушей оттягиваются под весом тяжелых сережек. А вот Джорджина, с сияющими темными волосами и ухоженной оливковой кожей, по-прежнему выглядит на двадцать семь.

Эшли улыбается, не в силах выговорить, что бывшая приятельница тоже совсем не изменилась.

В начале двухтысячных, живя на Манхэттене, Эшли и Джорджина входили в круг молодых женщин-специалистов. Они встречались каждый месяц, чтобы вместе выпить, пообщаться в неформальной обстановке, пожаловаться на то, как быстро продвигаются по службе их коллеги-мужчины, и поведать о неявных способах издевательства, которые используют женщины-начальники. Кружок распался сам собой, поскольку после тридцати молодые специалистки превратились в матерей и жен. Джорджина не вышла замуж и не перешла на частичную занятость, а вместо этого поднималась по карьерной лестнице в «Бартлис», пока не остановилась на должности оценщика ювелирных изделий.

Джорджина берет Эшли под руку, и они идут через приемную с фотографиями Энни Лейбовиц и принтами Энди Уорхола в помещение, похожее на дорогой ювелирный магазин. Вдоль стен стоят стеклянные шкафы, заполненные сверкающими драгоценными камнями. Джорджина отпирает один из них, достает браслет с сапфирами и бриллиантами и надевает его на руку Эшли.

— Это принадлежало Грейс Келли.

Эшли с восторгом смотрит на вещицу тонкой работы.

— Правда, он настолько дорогой, что будущий владелец сможет носить его один, максимум два раза в год. Большую часть жизни браслет проведет в банковской ячейке. Какая жалость.

«Флорентиец» тоже может провести всю жизнь в депозитарии. Но не в Федералистском банке.

Вздыхая, Джорджина кладет браслет назад в шкаф.

— Так ты хотела поговорить о семейной реликвии, которую унаследовала? — В голосе Джорджины ясно ощущается безразличие — видимо, старые знакомые постоянно всплывали, чтобы показать ей скромные фамильные украшения. От готовности потрясти Джорджину у Эшли даже кружится голова.

На другой стороне комнаты еще одна высокая стройная сотрудница обслуживает пару, разглядывающую драгоценности в витрине. Двое верзил, стоящих по углам, притворяются, будто не обращают на посетителей внимания.

— Мы можем поговорить наедине?

— Наверно, так будет лучше, — улыбается Джорджина.

Эшли следует за ней по коридору в кабинет, выходящий окнами на Манхэттен. Стоит обманчиво солнечный мартовский день, когда из помещения кажется, будто на улице тепло. На одной стене висит фотография Стайхена, на другой — картина Хокни. Эшли не приходит в голову спрашивать, подлинные ли они.

— Один из плюсов нашей работы — мы можем украшать офис произведениями искусства, пока их не выставили на продажу. Ну что, расскажи, какой бриллиант ты хочешь продать. Он с тобой?

— Нет, но у меня есть вот что. — Эшли достает из сумочки копию экспертного заключения из Геммологического общества и протягивает ее Джорджине. Во время шивы она тайком, пока Бек отвлеклась, сделала фото. — Бриллиант был вделан в брошь пятидесятых годов. — Она листает фотографии в телефоне, пока не находит снимок орхидеи без главного камня. Проклятье, ну что бы ей не заменить разбитый дисплей! — Моя сестра, похоже, думает, что это…

— «Флорентиец», — говорит Джорджина, читая цифры в результатах экспертизы. Она быстро смотрит на снимок орхидеи и снова возвращается к описанию бриллианта. — Это еще кто-нибудь видел?

— Мои родственники, а еще знакомый геммолог сестры, который и организовал экспертизу.

Дочитав до конца, Джорджина кладет отчет текстом вниз на стол.

— Эшли, ты не должна показывать это ни мне, ни кому-либо другому.

— Почему?

— Ты сама знаешь почему.

— Потому что он стоит десять миллионов долларов? — Эшли принужденно улыбается, чувствуя, как бешено скачет сердце.

— Дело не в стоимости. Ни один уважающий себя аукционный дом не согласится стать твоим представителем.

Эшли ощутила подступающую тошноту. Выражение лица у Джорджины смягчилось, и Эшли поняла, что хреново маскирует свое смятение.

— Послушай, между нами: бриллиант пропал в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Возможно, к твоей бабушке он попал совершенно законным образом, но, как только станет известно, что он вдруг всплыл, многие предъявят на него претензии. Прежде чем показать его кому-то еще, тебе нужно выяснить, откуда он взялся в вашей семье. Мой совет — поговори с юристом и начинай изучать его происхождение. — Джорджина стучит ногтями по стеклянному столу, и Эшли понимает, что та тоже нервничает из-за бриллианта.

— Ты ведь никому не расскажешь, правда? — Что за ребяческая формулировка и зачем она с такой явной тревогой повысила голос в конце фразы!

— А рассказывать и нечего. Ты пришла предложить камень на продажу, но он не отвечает нашим требованиям. Вопрос закрыт. — Джорджина, улыбаясь, встает.

Эшли знает эту улыбку удовлетворенного тщеславия. Хоть и «нечего рассказывать», бывшая подруга наверняка уже включает этот эпизод в свои ненаписанные мемуары — «Признания ювелирного эксперта из „Бартлис“».

Следуя за Джорджиной по коридору, Эшли пытается вспомнить, был ли у них хоть один содержательный разговор. Она знает, что приятельница выросла в Верхнем Ист-Энде, но не припоминала, чем занимаются ее родители, есть ли у нее братья и сестры, встречалась ли она с Райаном.

Джорджина вызывает лифт и на прощание целует старую знакомую в обе щеки.

— Приятно было повидаться. Нужно как-нибудь сходить вместе в бар.

— Обязательно. — Эшли слышит в своем голосе пораженческие нотки.

Как только двери лифта закрываются, она прижимается лбом к зеркалу. Как ей вообще пришло в голову обращаться к Джорджине, представлять ей «Флорентийца», словно она ждала какой-то награды? Хорошо, что Джорджина никому не расскажет. Хотя как можно быть в этом уверенной? Эшли смотрит в зеркало. Флуоресцентный свет усиливает синие круги у нее под глазами, и она выглядит не просто усталой, а изможденной. Эшли отводит взгляд, и ее пронзает резкое подозрение, что она совершила ужасную ошибку.

Джейк всегда лучше всего работал по строгому расписанию. Именно так ему удалось закончить «Мое лето в женском царстве» всего за несколько месяцев, и именно поэтому он не написал с тех пор ни одного сценария: не смог вернуться к такому же жесткому распорядку. А потому он каждый день ставит будильник на восемь, отмеряет определенное количество кофе для турки, наливает триста пятьдесят пять миллилитров во флягу для Кристи и садится за кухонный стол, чтобы до работы успеть написать несколько страниц.

— Я ведь могу к этому привыкнуть, — говорит Кристи, появляясь на кухне в розовой униформе, хватает кофе и на прощание быстро клюет бойфренда в щеку. Джейк размышляет, что она имеет в виду: что он готовит ей кофе, что он пишет по утрам или и то и другое?

Также Джейк всегда знал, что работа над хорошим сценарием продвигается легко. Контуры сюжета возникают сами собой, и сцены хлещут из него, словно он медиум, который только передает увиденное, но не в трансе, а в полном сознании. Поэтому, когда на первой странице курсор мигает после букв «ИНТ.», а место действия не лезет в голову, Джейк приходит в полное замешательство. Где мы видим Хелен? В доме на Эджхилл-роуд? В венской квартире, где она выросла? Квартира большая или маленькая? И где «Флорентиец»? И вообще, эта история посвящена тому, как Хелен обнаружила бриллиант, или чему-то совершенно другому?

Стоящая позади ноутбука чашка из-под кофе уже пуста, а он еще не написал ни слова. Джейк идет в гостиную и выдвигает ящик тумбочки, где хранит заначку. После возвращения с Восточного берега он решил покончить с травкой. Он предпочитает осознанно воспринимать беременность Кристи, появление ребенка. Выбросить электронную сигарету было просто, но избавиться от пяти косяков, которые он хранит в тумбочке, было бы оскорблением его прошлому «я», и так он бросать не хочет. Из пяти осталось только три. Джейк подносит один из них к носу и сразу же чуть не торчит от сладкого, землистого аромата.