Живи за двоих

Остров свободы

Vita sine libertate, nihil.

Жизнь без свободы — ничто.

Рим, 80-й год нашей эры.

У большого дома богатого патриция Гая Кассия стояла жалкая лачуга. Это было жилище кузнеца Ферба. Ферб был рабом своего господина Кассия.

Молодой и крепкий черноволосый чужеземец, каких римляне презрительно именовали варварами, не всегда был рабом. Когда-то давно он жил в Дакии, земле далеко на востоке от Италии. Отец Ферба, храбрый воин Клос, был вождём племени. Он научил сына ездить верхом, владеть мечом и копьём. Но однажды брат отца подло убил Клоса, борясь за власть над его землями. Предатель велел убить и всю семью Клоса, но мать Ферба успела раздобыть для сына коня. Молодой Ферб вынужден был покинуть родную землю, направляясь на запад…

По сравнению с иными рабами, трудившимися на рудниках или гребцами на галерах, Ферба можно было считать счастливым человеком. Он не нуждался в пище и одежде, мог позволить себе краткий отдых. Хозяин ценил талант молодого дака в ковке замечательной красоты мечей и различных вещиц из меди и бронзы. Когда настроение господина было особенно хорошим, Кассий даже выдавал рабу-кузнецу несколько медных ассов в награду за труд и отпускал на день в Город.

Сейчас кузнец Ферб, как обычно, делал своё дело. В его мастерской из бесформенного металла в огне рождался новый меч. Раб вынул продолговатую заготовку из горящей печи и внимательно взглянул на раскалённый металл, представив, каким ярким бликом будет играть солнце на гладком клинке, когда он будет готов.

В деревянную дверь кузницы осторожно постучали. Ферб уже знал, что так приходит к нему лишь один человек.

— Проходи, мудрый Петроний! — крикнул кузнец.

Дверь лачуги отворилась. В помещение осторожно вошёл худой старик с белой как снег бородой, одетый в простую тунику и короткую накидку греческого покроя.

— Приветствую тебя, искусный Ферб! — улыбнувшись кузнецу, произнёс старик.

— Привет тебе, мудрец! — Ферб положил горячую металлическую заготовку на наковальню и взял в мускулистую руку тяжёлый молот. — Рад буду побеседовать с тобою. Но не могу прервать свой труд сейчас, прости.

Старик Петроний улыбнулся и медленно присел на грубую деревянную скамью у входа.

— Позволь спросить тебя, о Ферб. Твои мечи так дивны. Кто учил тебя кузнечному искусству? Не сам ли Гефест-Вулкан, владыка огня и молота?

Кузнец ударил пару раз по металлу, а затем с улыбкой посмотрел на старика. Грек Петроний тоже был рабом при доме Кассия.

— Нет, мудрый старец, — ответил кузнец. — Мне боги не являются. Кузнечному искусству меня учил отец. И было мне двенадцать лет, когда мой подлый дядя лишил его жизни. Рассказывай, Петроний, для чего пожаловал ко мне?

Лицо старика стало задумчиво-серьёзным.

— Я пришёл к тебе, молодой друг мой, чтобы ты рассказал мне кое-что.

Ферб по-доброму ухмыльнулся.

— Что могу я, раб-варвар из Дакии, поведать просвещённому мудрецу-греку? Разве рассказать о пути, что послали мне боги…

— Да, ты прав, Ферб, — ответил Петроний. — Но я также раб. Тебе известно, в чём, однако, разница между нами?

Кузнец отложил в сторону молот, опустил заготовку клинка в чан с водой и присел у горящей печи.

— Я не силён в мысли, как ты, старец-философ, — задумчиво ответил Ферб. — Быть может, разница лишь в том, что ты мудрец, а я всего лишь покорный раб.

Петроний снова улыбнулся.

— Я не о том хотел спросить совета твоего. Послушай, молодой мой друг. Я родился в неволе. Мой отец и дед мой были несвободны. Я — раб, и все предки мои — рабы… Ответь мне, кузнец. Что есть свобода?

Ферб рассмеялся.

— О Петроний, если б могли мы лицезреть богов, услышали б сейчас с тобой мы звонкий смех Минервы. Богиня мудрости смеялась бы громко, услыхав, как один раб вопрошает у другого о свободе!

Старый грек рассмеялся в ответ. Но вскоре лицо его снова стало задумчивым и грустным.

— Прости меня, мудрец, — тихо произнёс Ферб, — если словом случайным обидел или оскорбил тебя. Скажи, что именно желаешь ты услышать от простого кузнеца.

— Поведай мне, юноша, каково это — быть свободным? Ты говорил, отец и мать твои были свободными. И ты был…

Ферб с грустью посмотрел на огонь в печи.

— Ты прав, мудрец Петроний. Как другу я поведаю тебе. Я был свободен. Как ветер в горах. Я был тогда совсем ребёнком… Мой дядя — подлый Нахлос — после убийства моего отца хотел и меня предать смерти. Мать спасла меня, велев бежать в западные земли. Двенадцати лет разбойники пленили меня, привезли в Рим и продали одному господину. У него я прожил три года. Потом меня снова продали — на сей раз нашему господину Кассию. С тех пор, мудрец, я здесь, — Ферб взмахнул рукой, указывая, очевидно, на свою кузницу. — И я — раб…

— А что есть для твоей души свобода, которую ты утратил? — спросил с ожиданием старик Петроний. — Хотел бы ты обрести её снова?

Ферб посмотрел на свою наковальню и тяжкий молот.

— Знаешь, старец… Больше всего на свете я хотел бы увидеть родные леса и степи, свою деревню… своих братьев… и мать. А для этого нужно быть свободным. — Кузнец взглянул в глаза Петрония. — Свобода — это то, что важнее самой жизни. Я помню свободу. Она подобна полёту орла над горами. Орёл не выживает в клетке, без полёта. Даже если его кормить и лелеять. Не живёт — без полёта.

Варвар внимательно смотрел на старца.

— И я, Ферб из Дакии, тоже однажды обрету свободу. Клянусь всеми богами — это свершится.

Неожиданно дверь в кузницу распахнулась, и в лачугу быстро вошёл толстый краснощёкий раб по имени Тулий. Он был управляющим всем хозяйством.

— Чего расселись, бездельники? — забрюзжал Тулий, взмахнув пухлой рукой, очевидно, полагая, что его жест будет выглядеть угрожающе. — Языками чешете? А кто работать будет?

Петроний встал со скамьи. Молодой Ферб даже не шелохнулся, однако, и, поглядев на управляющего надменным и тяжёлым взглядом, спокойно произнёс:

— Я предупреждал тебя, Тулий-галл, не врывайся в мою кузницу, когда я работаю.

Потом мускулистый дак резко поднялся. От страха краснощёкий толстячок резко попятился назад, ударившись спиной о деревянную дверь.

— Я повторю только единожды, бездельник, — спокойно произнёс Ферб. — Если ещё раз ты, недостойный галл, войдёшь в кузницу мою без стука, клянусь Марсом и Юпитером, я отсеку твою голову и принесу её хозяину. Поверь, он лишь посмеётся.

Толстячок покраснел от страха и от злости, но, кивнув, резко выскочил из кузницы. Потом Фербу и Петронию послышалось, как Тулий тихо прошептал: «Проклятый варвар, пусть боги покарают тебя…».

Когда управляющий поспешно ретировался, два раба громко рассмеялись. Но вскоре, вспомнив о теме своего разговора, грек и дак снова загрустили.

Так Петроний и Ферб молча смотрели, как огонь в печи пожирает сухие дрова.

— Я мучил тебя этим разговором, мой молодой друг, — произнёс, наконец, старый грек, — чтобы узнать одно. Я тоже хочу обрести свободу.

— Как ты сможешь сделать это? — спросил кузнец.

— Я стар и болен, — со вздохом ответил старик. — Если господин позволит, я смогу отправиться в храм Эскулапа, бога врачевания. Храм его на острове посреди Тибра. Там я смогу обрести свободу.

— Кто же освободит тебя, мудрец? — спросил Ферб. — Неужели сам Эскулап?

— Я узнал, что волею императора Клавдия немощные и больные рабы, привозимые на остров в храм бога врачевания, становятся свободными.

Лицо молодого кузнеца озарила искренняя радость.

— Твоя свобода счастьем и для меня будет, мой мудрый друг! Но чем могу помочь тебе я?

— Если господин отпустит меня, прошу тебя, мой друг, доставь меня до острова, — тихо попросил старик.

— Конечно, Петроний! О чём ты спрашиваешь? — кузнец подошёл и крепко пожал руку старца. — Но позволь, глупый дак даст совет мудрецу. Обратись вначале к госпоже Лавинии. Она хоть и римлянка, но у неё доброе сердце.

Петроний вошёл в покои Лавинии, супруги Кассия, и поклонился хозяйке. Женщина была одета в пурпурную паллу — одеяние из дорогой индийской ткани — и восседала в мягком кресле.

— Приветствую тебя, о госпожа!

— Петроний, — ответила старику немолодая, но красивая аристократической красотой женщина. — Мне доложили, что ты хотел беседовать со мной.

— Да, госпожа, — ответил, преклонив голову, грек.

— Тогда садись и говори.

Раб покорно сел на низкий табурет.

— Госпожа, не знаю, как начать мой разговор. Я не хотел тревожить господина и прежде решил посоветоваться с тобой, Лавиния.

— Ты мой верный слуга, — ответила патрицианка. — Ты был слугой моего отца. Если просьба твоя важна, я посодействую тебе. Говори же.

— Я стар и болен, о госпожа, — начал робко Петроний. — Долгие годы я служил господину Кассию, тебе, госпожа, и вашим благородным детям. Осмелюсь я теперь просить тебя, — волнуясь, старец сделал паузу, — отпустить меня на остров к храму Эскулапа.

Лавиния задумалась.

— По указу Божественного Клавдия, раб, отправляясь в храм Эскулапа, обретает свободу. — Госпожа с каким-то сожалением посмотрела на своего старого слугу. — Мне будет жаль, слуга Петроний, что тебя не будет более в нашем доме. Ты много лет был педагогом моих детей, воспитывал моего сына и дочь в мудрости, читал им басни и мысли древних мудрецов. Чем мы обидели тебя? Разве плохо тебе в нашем доме? Может, кто-то круто с тобой обошёлся?

— Я понимаю, госпожа, твоё недоумение, — тихо произнёс Петроний. — Прости, если оскорбил тебя словом. В твоём доме у меня есть крыша над головой, еда и вино. Но я всегда был рабом. Прежде, чем дух мой отправится в царство Плутона, я хотел бы обрести то, чего не имел никогда — свободу.

Лавиния помолчала, задумавшись.

— Но что есть «свобода», старец? — спросила женщина. — Куда ты пойдёшь? Как распорядишься своей свободой? Стоит ли она того? Останься — и живи с почётом и уважением…

Старец молчал, опустив взгляд.

Госпожа Лавиния вздохнула.

— Хорошо, — наконец произнесла она. — Мне жаль, Петроний. Но, если ты решил — господин освободит тебя.

Никогда ещё Лавиния не видела такой радости в глазах своего слуги, которая появилась после её слов.

— Благодарю тебя, о госпожа! Пусть благословят тебя боги!

За обеденной трапезой, возлежа на кушетке, Лавиния решила поговорить с супругом о старом Петронии.

— Кассий, выполни просьбу своей любимой жены, — с улыбкой начала Лавиния.

— Чего желает моя прекрасная супруга, взгляд которой подобен взгляду самой Венеры? — ответил Кассий, накладывая в тарелку сардины и салат.

— Обещай мне, что не откажешь, — игриво взглянув на мужа, произнесла Лавиния.

— Клянусь Юпитером и Юноной! Говори же, не терзай меня любопытством.

Женщина сделала глоток вина.

— Наш раб Петроний. Грек. Помнишь?

— Да, — ответил Кассий, набивая рот салатом. — Старик-педагог. А чем он привлёк твоё внимание, Лавиния?

— Хочу просить тебя о нём, господин, — ласковым голосом произнесла женщина. — Он стар и болен. Просьба моя к тебе такова: отпусти его на остров, что посреди Тибра, в храм Эскулапа.

Кассий перестал жевать и посмотрел на супругу.

— Но всякий раб, попадая в храм Эскулапа-целителя, становится свободным.