Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков
- Автор: Мэри Шаффер
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2018
Читать книгу "Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков"
– Сильный парень, и не отступился, – сказал Сэм. – Я говорю: ну, милый, ежели чего, работенка тебе обеспечена. Он засмеялся.
На следующий день Элизабет пришла к Сэму с термосом горячего кофе. Настоящего, из зерен, которые ей достал Кристиан. А еще она принесла теплый свитер Кристиана.
Сэм продолжал:
– По правде, за оккупацию я встречал много хороших немцев. А что – целых пять лет чуть не каждый день вместе! Поневоле задружишься.
Жалко некоторых было ужасно – попали как кур в ощип! Застряли на чужом острове, когда родных дома бомбят в куски. И без разницы, кто начал. Мне уж точно.
К примеру, грузовики с картошкой в армейскую столовую возили под охраной. За грузовиками бежали ребятишки: вдруг пара-тройка картофелин упадет. Так солдаты смотрят перед собой с грозным видом, а сами незаметно сбрасывают картошку на землю.
То же с апельсинами. И с кусками угля. Вот уж была ценность так ценность, топлива-то не осталось. Случаев подобных – море. Спросите хоть миссис Годфри про ее парнишку. Подхватил воспаление легких, и она жуть до чего переживала: ни тепла, мол, у нас, ни еды. Однажды ей постучали в дверь. Она открыла. На пороге санитар из немецкого госпиталя. Без слов протягивает пузырек сульфаниламида, берет под козырек и уходит. Украл для нее из аптеки. Его потом словили еще на какой-то краже и отправили в тюрьму в Германию, – может, даже повесили. Не узнаешь ведь.
Сэм опять посмотрел строго:
– И ежели кто больно гордый назовет это сотрудничеством с оккупантами, пусть сначала со мной потолкует да с миссис Годфри!
Я принялась заверять, что я не гордая, но Сэм развернулся и ушел. Я позвала Кит, и мы пошли домой. И я почувствовала, что мало-помалу, благодаря смятому букету для Амелии и кофе для Сэма Уизерса, начинаю узнавать отца Кит – и понимать, за что Элизабет его полюбила.
На следующей неделе к нам приезжает Реми. Во вторник Доуси отправляется за ней во Францию.
Дорогая Софи!
Сожги это письмо; не хочу, чтобы оно сохранилось.
Ты, конечно, помнишь про Доуси, знаешь, что он первый мне написал, что он любит Чарльза Лэма, помогает растить Кит и она его обожает.
Но я не упоминала о том, что, когда приехала на Остров и сходила по трапу и Доуси протянул мне обе руки, меня сразу охватило необъяснимое радостное волнение. Доуси – человек невероятно скромный и сдержанный; понять, испытывает ли и он подобное, нельзя, поэтому я два месяца старалась вести себя с ним разумно, естественно – как обычно. И в общем удавалось – до вчерашнего вечера.
Доуси пришел одолжить чемодан для поездки в Лувье. Что за мужчина, у которого даже нет чемодана? Кит крепко спала. Мы положили чемодан на его телегу и пошли вдоль мыса. Всходила луна, небо переливалось перламутром, точно внутренность ракушки. Море в кои-то веки было спокойно и искрилось серебром. Ветер стих. Стояла поразительная тишина, и я вдруг поняла, что и Доуси необычно притих. Мы никогда еще не находились так близко друг к другу, и я буквально не видела ничего, кроме его рук. Мне хотелось дотронуться до его руки, и от этого кружилась голова. И еще было такое особенное чувство в животе – ну, ты знаешь.
Внезапно Доуси повернулся ко мне. Лица я почти не видела, но глаза – такие темные – смотрели напряженно, выжидательно. Что он сделал бы дальше – поцеловал? коснулся волос? ничего бы не сделал? – кто знает. В следующий миг к моему коттеджу подъехала повозка Уолли Билла (наше местное такси) и пассажир прокричал: «Сюрприз, дорогая!»
Это был Марк – Маркхэм В. Рейнольдс-младший, прекрасный как бог в своем превосходно скроенном костюме и с охапкой красных роз под мышкой.
Софи, я искренне пожелала ему лютой смерти.
Но куда было деваться? Я пошла здороваться – и, когда он наклонился поцеловать меня, думала только одно: не смей! Только не перед Доуси! Марк отдал мне розы и полоснул по Доуси своей стальной улыбкой. Я познакомила их, всей душой мечтая уползти в какую-нибудь нору, – толком не понимая почему, – а потом тупо смотрела, как Доуси жмет Марку руку, поворачивается ко мне, жмет мою руку, говорит: «Спасибо за чемодан, Джулиет, спокойной ночи», садится в свою телегу и уезжает. Не сказав больше ни слова, не оглянувшись.
Мне бы сесть на землю и заплакать, а я пригласила Марка в дом, всячески изображая, что его приезд для меня большая радость. Шум повозки, голоса разбудили Кит. Она подозрительно посмотрела на Марка и осведомилась, где Доуси, – он не поцеловал ее на ночь. Меня тоже, подумала я.
Я уложила Кит обратно в постель и убедила Марка, что, если он немедленно не уедет в отель, моя репутация будет безвозвратно погублена. Он убрался – с огромным неудовольствием, поминутно угрожая вернуться на мой порог в шесть утра.
Потом я три часа сидела и грызла ногти. Пойти к Доуси, попробовать начать заново? Но – если вдуматься – что именно? Я не знала и не хотела показаться дурой. Вдруг он бы посмотрел на меня с вежливым непониманием или, хуже того, сочувствием?
И вообще – о чем я? Марк здесь. Богатый, обходительный Марк, мечтающий на мне жениться. Марк, без которого я великолепно обходилась столько времени. И почему я не в состоянии прекратить думать о Доуси, хотя ему как раз я до лампочки? Но возможно, и нет. Что, если мне вот-вот предстояло узнать, что кроется за его молчаливостью?
Черт, черт, черт и еще раз черт.
Два часа ночи, ногтей не осталось, и выгляжу я лет на сто. Может, Марка отвратит моя кислая физия? И он с презрением меня отвергнет? Не знаю, огорчусь ли.
Дорогая Джулиет!
Меня одолела малина, поспевает и поспевает. Собирала все утро, днем буду печь пирожки. Придете с Кит на чай (с пирожками)?
Дорогая Амелия!
Простите ради бога, не могу! У меня гость.
P. S. Кит доставит записку в расчете на пирожок. Ничего, если днем она побудет у вас?
Дорогая Софи!
Это письмо придется сжечь вместе с предыдущим. Я окончательно и бесповоротно отказала Марку, и восторг мой по этому поводу воистину неприличен. Благовоспитанная барышня сидела бы при опущенных шторах и страдала как положено, а у меня не получается. Свобода! Я проснулась игривая как овечка, и мы с Кит все утро носились по полю взапуски. Кит победила, но лишь за счет того, что она страшная жухала.
Вчера зато был кошмар. Ты в курсе, как я восприняла появление Марка, но наутро положение ухудшилось. Марк явился в семь утра, лучась уверенностью в себе и в том, что к полудню мы назначим день свадьбы. Его ни в малейшей степени не интересовали Гернси, оккупация, Элизабет и то, чем я занималась с момента приезда, – об этом он ни разу не спросил. Потом к завтраку спустилась Кит. Марк удивился: накануне вечером он ее толком не заметил. Он был с ней весьма мил – они поговорили о собаках, – но минут через пять стало очевидно: он ждет, когда она куда-нибудь денется. Полагаю, в его мире няня уводит детей в детскую раньше, чем те начнут раздражать родителей. Я, упорно ничего не замечая, стала, как обычно, кормить Кит завтраком, но от недовольства Марка воздух в комнате загустел.
Наконец Кит ушла на улицу играть, и, едва за ней затворилась дверь, Марк заявил:
– До чего же твои новые друзья хитрые – не прошло двух месяцев, а они уже перевалили на тебя собственные обязанности.
И жалостливо покачал головой: бестолковая.
Я молча уставилась на него.
– Кит милая девочка, но тебе, Джулиет, она чужая, и ты должна твердо об этом помнить. Купи ей красивую куклу или еще что и беги, пока все не решили, что ты обязана заботиться о ней до конца дней.
Я так рассвирепела, что потеряла дар речи. Стояла, впившись побелевшими пальцами в тарелку, из которой ела кашу Кит. Чуть не швырнула в него, но сдержалась. Наконец совладала с голосом и шепотом процедила:
– Убирайся.
– Извини?
– Не желаю тебя больше видеть. Никогда.
– Джулиет? – Он искренне не понимал, о чем я. Я растолковала. С каждой минутой чувствуя себя все лучше и лучше, объяснила, что никогда не выйду замуж за человека, который не любит Кит, Гернси и Чарльза Лэма.
– Чарльз Лэм-то тут при чем? – взвизгнул Марк (естественно).
Я решила его не просвещать. Марк пробовал спорить, уговаривать, целовать меня, затем снова спорить, но – все было кончено, и даже он это понял. Впервые за миллион лет – с самого февраля, когда мы познакомились, – я впервые нисколько не сомневалась, что поступаю правильно. Как я могла думать о браке с ним? Один год в роли его жены – и я бы превратилась в смиренную идиотку из тех, что испуганно смотрят на мужа, когда к ним обращаются с вопросом. Всегда таких презирала, но теперь понимаю, как легко до этого дойти.
Через два часа Марк уже ехал на летное поле, не собираясь (надеюсь) возвращаться. А я – с целехоньким, до неприличия не разбитым сердцем – пожирала малиновый пирог у Амелии. Ночью проспала сном праведника десять благословенных часов и сегодня опять чувствую себя на тридцать два, а не на сто.
Днем мы с Кит идем на море искать агаты. Какой прекрасный, прекрасный, прекрасный день.
P. S. Все это никак не связано с Доуси. Чарльз Лэм просто сорвался с языка. Случайно. Доуси даже не зашел попрощаться перед отъездом. Чем больше думаю о том, что между нами произошло, тем сильнее убеждаюсь: на утесе он повернулся ко мне затем, чтобы попросить у меня еще и зонтик.
Дорогой Сидни!
Я знала, что Элизабет взяли за укрывательство рабочего «Организации Тодта», но до недавнего времени понятия не имела о ее сообщнике. Несколько дней назад Эбен Рамси вдруг упомянул некого Питера Сойера, «который был арестован вместе с Элизабет».
– ЧТО?! – завопила я, и Эбен объявил, что разрешил Питеру все мне поведать.
Питер сейчас живет в доме престарелых в Вейле. Я позвонила туда. И услышала, что он будет очень рад меня видеть – особенно если я захвачу «капельку бренди».
– Всегда со мной! – воскликнула я.
– Отлично. Приходите завтра. – И он повесил трубку.
Питер – инвалид, но до чего лихо водит коляску! Носится как сумасшедший, срезает углы и способен развернуться на пятачке в шесть пенсов. Мы вышли на улицу, сели под деревом, и Питер стал попивать бренди и рассказывать. И на сей раз, Сидни, я записывала – не могла упустить ни словечка.
Питер уже был инвалидом, но еще жил дома в Сент-Сэмпсоне, когда нашел рабочего «Организации Тодта» Люда Яруцки, шестнадцатилетнего мальчика из Польши.
Многих рабочих выпускали из бараков после темноты искать еду – при условии, разумеется, что к утру они вернутся обратно, иначе за ними начиналась охота. Только с помощью такого «временного освобождения» немцы и могли прокормить рабочих, не особенно тратя на них продовольствие.
Почти все жители острова держали огороды, а некоторые еще курятники и крольчатники. Богатая пожива для воров. Кем и были рабочие «Тодта» – ворами. Большинство гернсийцев по ночам стояли в дозоре, с палками и жердями защищали свои овощи.
