Израиль – точка схода

ЕЩЕ ШАГ

Во второй наш приезд, благодаря затишью в иммиграции из бывшего СССР и отсутствию вскоре наступившего карантинного наваждения, нас без долгих слов приняли в гражданство и наградив паспортами, отпустили провести в теплой стране последние месяцы осени.

Итак, мы отправились в Эйлат ради тёплого моря и возможности увидеть Пéтру – иорданский город у подножия могилы самогó первосвященника Аарона (Гаруна у мусульман). Большая часть останков города исчезнувшего народа набатеев относится ко времени римского правления, как и крепость Гамла в предыдущем эпизоде повествования. Иордания – бедная страна, и пещерный город Пéтра, находящийся в конце узкой дороги, проложенной по дну ущелья, пока еще не пытались «причесать» для туристов. Казалось, что здесь та же пыль, поднимаемая ногами пеших паломников, деревянными колесами двуколок, тот же смрад от понуро бредущих рядом ослов и верблюдов, что и сто и тысячу лет назад. Что за люди были набатеи и как они жили в этих пещерах, были ли у них хотя бы элементарные удобства греческих поселений того же времени, мне неизвестно.

Зато иорданским обедом на обратном пути нас накормили славным пока гид, с энтузиазмом говоривший по-русски иорданец, травил еврейско-израильские анекдоты вместо туристической информации (да и что в ней толку – байки о давным-давно потерявшим свою идентичность народе набатеев). Поздним вечером на обратном пути, при переходе границы в сторону Израиля, мы попали в вагончик, служивший пограничным пропускным пунктом, где по стенам были развешены метровые фотографии Ицхака Рабина, беседующего, прикурив от его зажигалки, с популярным тогда на Западе, «цивилизованным» иорданским королём Хуссейном. Оба давно уже – в мире ином.

Эйлат начинался с как бы чудом попавшего в безжизненную пустыню новенького, с иголочки аэропорта Рамона. В Израиле очень часто возникало ощущение, что современные здания и оазисы в одночасье спустились с небес, так невероятен их вид на фоне марсианского пейзажа пустыни ещё в десяти километрах назад по дороге. Сам по себе курортный город такого ощущения не вызывал, напоминая своей теснотой, и маловыразительной, хотя и многоэтажной архитектурой какой-нибудь второразрядный морской курорт Атлантического побережья США.

Вблизи городская жизнь напоминала развлекательные парки Америки без каких-либо отличительных признаков специфических места и времени, за исключением драматической горной стены вдоль границы с Иорданией, где вид островерхих вершин почему-то не вязался с древней историей этих камней.

К счастью, мы нашли свободный номер в отельчике на отлёте, в двух шагах от натурального морского аквариума и границы с замирённым на время Египтом.

Купаться надо было с плоских камней, и буквально в двух шагах в море нас поджидали большие (с тарелку) рыбы, разнообразием цветов и форм подобные маленьким рыбкам Карибского бассейна.

Обедали на террасе ресторанчика, где подавали израильское пиво «Голдстар» причем это, по сути, английское слово было написано справа налево буквами «святого языка». Я об этом пишу так подробно, потому что это было первое слово, которое я прочел, узнавая знаки только недавно перед этим выученного алфавита (Алеф-бейт!).

В один прекрасный день пляжную рутину на несколько часов прервали утренние учения, когда одетые в защитную униформу стройные юноши и девушки провели заранее объявленную тренировку на берегу по ликвидации последствий террористического нападения на отдыхающих с перевязкой и эвакуацией назначенных заранее «жертв».

Что оставалось – снимать с балкона видео и тихо восхищаться красотою и ловкостью этих посланцев из будущего.

***

Военнослужащие срочной службы Армии Обороны Израиля (Цахал)18– повсюду в самых разнообразных ролях. В частности, они отвечали за вакцинацию населения, к которому я с гордостью и с трепетом причислял и себя в свой последний приезд, когда в одно прекрасное утро нам позвонили из мэрии Альфей-Менаше, сказав, что в соседнем еврейском поселении Самарии19 остались невостребованными порции прививок, которые необходимо было использовать, пока не вышел их короткий срок годности. Обращаюсь к своей записи, сделанной по горячим следам, о событиях наполненной глубоким внутренним смыслом для меня, внешне обыденной жизни:

pОЗА ШОМРОНА…Начнем с того, как я попал в сети компьютеров: выйдя из самолета в Бен Гурионе, я сделал ПЦР тест – негатив – и был отправлен в карантин. К счастью, нашлись добрые люди, приютившие меня в своём доме на вершине холма, с которого виден «весь Израиль». На девятый день я, чин-чинарем, делаю второй тест, и результат оказывается неопределенным! На следующий день тест был отрицательным, но, похоже, компьютеры напали на мой след и решили не выпускать из своих лап, несмотря на усилия врачей и девушек-телефонисток медицинской страховки, так как до выяснения обстоятельств неудачного теста я стал считаться «переболевшим» и, следовательно, не подлежащим прививке. Но компьютеры еще не всесильны. Положившись на «русский» авось, мы с С поехали на Восток, мимо арабских поселений в Шомроне (Самарии), обгоняя легковые авто и влекомые ослами деревяные повозки с женщинами в чёрном с ног до головы и горами сельхоз продукции. Нашей целью был городок Карней Шомрон20, где, по слухам, могли сделать прививку без предварительной записи. Так оно и получилось: пройдя через несколько дверей, мы оказались в спортзале, где сидели мальчики и девочки (это я из глубины своего неприлично солидного возраста…), готовые помочь бедному еврею. Когда мне предложили сесть, я еще не верил, что все так просто, но следующим вопросом оказался – «Вам в какое плечо: левое или правое???» В общем бюрократия бюрократией, но Роза Шомрона ею не заморачивалась. А Вы говорите Artificial Intelligence! У нас в Израиле ее на завтрак едят и хорошим кофе запивают!» .... Героиня этого рассказа, Роза Шомрона, конечно, имела своё настоящее имя, но тонкой, черноволосой девушке в оливковой униформе Цахала, со шприцем в руке, как с шипом на стебельке розы, просто полагался этот титул!

Карантин не вечен и я, наконец, попал в Иерусалим, который не видел уже год. На этот раз мы начали с дальних рубежей, взобравшись на самый высокий холм в окрестностях с видом на Вечный Город, существовавший, наверное, уже в то время, когда праотец Авраам встретил здесь предсказавшего ему его судьбу Мелхиседека-царя. На холме – похожее на заброшенную фабрику здание с трубой минарета, видимое издалека сквозь заросли цветущего миндаля на обочине. С его крыши открывается весь мир – на юг (Иерусалим, Мертвое Море, Африка), на север (Тель-Авив, Ливан, Европа), на запад за нашей спиной (морской берег, Атлантический Океан, Америка), на восток – Восток! С этого холма на город смотрели первые крестоносцы, а затем и их миролюбивые и не очень, последователи. Это – могила пророка Самуила, немногим старше трех тысяч лет, детский возраст по сравнению с самим городом, упомянутым в иероглифах и черепках четыре, а может быть и больше тысяч лет тому назад.

Иерусалим представлялся с этой точки огромного диаметра чашей с полустертыми краями, чуть ли не кратером допотопного вулкана с холмами, образующими круги-ступени схода к центральному углублению, где размещается Старый город, обнесенный турецкой крепостной стеной весьма недавнего происхождения по сравнению с мегалитическими останками прежних стен и улиц. Это ощущение гигантской чаши, даже, если хотите, притягивающей взгляд воронки, только усилилось, когда в нашем кружении вокруг города мы оказались на «университетской» горе Скопус, по правую руку от «русской свечи» – православной колокольни на месте вознесения Иисуса. Я по всем канонам должен был бы написать «предполагаемого», но рука не поднимается опровергать в таком месте какие-либо утверждения из святых книг, независимо от моих собственных верований.

ВЕЧНЫЙ ГОРОД – ДВА ЭТАЖА

Мы вошли внутрь городской стены через Шхемские ворота, שער שכם, оставив по левую руку раскопанные недавно воротца императора Адриана, этого раннего предшественника Адольфа Г. в его желании стереть с лица земли само воспоминание о евреях. Но через тринадцать веков более дальновидный правитель, турецкий султан Сулейман Великолепный озаботился, чтобы Иерусалим был обнесен новой стеной, поставленной прямо на засыпанные землей остатки старых. Так что и Адриановы постройки, и его ворота оказались спрятанными под двумя этажами Вечного города: первый, вымощенный гранитными камнями, с тесными улочками, тупиками серого цвета и лавками, торгующими клубникой, морковным соком и второсортными сувенирами. И второй: воздушно-легкий, почти летящий, с куполами небесных оттенков от голубого до золотого, итальянской смотровой башней бок о бок с минаретами и колокольнями, почетным караулом окружившими храмовую гору. Но на крыши нужно было ещё попасть. А пока мы пробирались по кривым переулкам меж серых стен в надежде найти просвет для взгляда. Доступ открылся неожиданно в разрыве стены, позади которой была уютно спрятана австрийская миссия-отель, оригинально построенная для последнего общеевропейского «отца народов»: не Йосифа Виссарионовича, разумеется, а императора Франца-Йосифа Габсбурга, потомка и наследника крестоносцев, явившегося сюда, наконец, с миром, и увековеченного с непокрытой головой на живописном во всю стену первого этажа панно.

Как говорят исторические записи, этот достойный человек не въехал через ворота, подобно другим современным ему правителям, а вошёл пешком с непокрытой головой в знак почтения к этому месту. В оазисе из светлого камня – тяжеловесный нижний этаж с венским кафе, приватной церковью и очаровательной библиотекой. Зато на верхней смотровой площадке – вы лицом к лицу с небесным Иерусалимом на все стороны света.

Тут, кстати, расскажу о недавно раскопанном городе крестоносцев на неприступном обрыве над морем с историей, уходящей в библейские времена. Снова обращаюсь к своим тогдашним записям: ФИНИКИЙЦЫ, КРЕСТОНОСЦЫ, МАМЕЛЮКИ И МЫ… этот город Арсуф (אַרְסוּף) между Герцлией и Нетанией основали финикийцы в IV веке B.C. строили крестоносцы в 11-м A.D., разорили мамелюки в 1246 году, оставив груду развалин, обломки колонн и мозаику на дне бассейна. С тех пор в этом райском месте никого не было. НО МЫ-ТО ЗДЕСЬ!!!

Остаток зимы, включая празднование Пасхи в кругу семьи трех поколений израильтян, хотя все еще говорящих по-русски, но чувствующих себя здесь на родине, я провёл практически безвылазно на холме Алфей-Менаше, с которого на добрую сотню километров было видно средиземноморское побережье того, что я позволю себе назвать «серединным Израилем»

Когда мне приходилось выходить на холодную по израильским меркам зимнюю улицу, взгляд устремлялся на почти без промежутков застроенный многоэтажными домами профиль окрестностей Тель-Авива.

Здесь же, на холме, в отличие от супер-урбанистического, дышащего социальным прогрессом и суетой города, еще сохранялось ощущение древней земли под ногами на километры вокруг и вьющимися в обход холмов дорогами. Эти извилистые, часто ещё грунтовые дороги вписаны в сохранившийся с незапамятных времён ландшафт, от которого, как я опасаюсь, скоро не останется и следа, из-за интенсивного, и, по-видимому, неизбежного строительства стандартного жилья для сотен тысяч репатриантов из все ещё многочисленных мест на Земле, где перед евреями стоит