Год смерти Рикардо Рейса

Опять же из газет узнав, что «Афонсо де Албукерке» взял курс на Аликанте, где должен принять на борт беженцев, Рикардо Рейс слегка опечалился, потому что благодаря отношениям с Лидией имел некоторое касательство к перемещениям этого корабля, а та ни слова не сказала о том, что брат ее, матрос Даниэл, вышел в море с гуманитарной миссией. Да и где она вообще, эта самая Лидия? — копится грязное белье, мягкая пыль покрывает мебель и все прочие предметы, так что они постепенно теряют четкость очертаний, словно устали существовать, но не исключено, что такими видят их глаза, уставшие видеть. Никогда еще не испытывал Рикардо Рейс такого одиночества. Он по целым дням спит — то на кровати, которая теперь не застилается никогда, то на диване в кабинете, и даже в уборной заснул, впрочем, такое случилось только однажды, и он проснулся тогда в испуге, увидев во сне, что может умереть на унитазе, со спущенными штанами, а ведь известно — кто смерть свою не встретит достойно, тот не достоин был и жизни. Написал Марсенде письмо, но порвал его. Длинное, на многих страницах письмо, где реконструировалась вся история их, с позволения сказать, отношений, начиная с первого вечера в отеле, написалось как-то легко и бегло, в один, так сказать, присест, воздвигся этакий надгробный памятник живейшей памяти, но, дойдя до нынешнего своего положения и состояния, стал Рикардо Рейс в тупик — о чем писать? просить я не должен, дать мне нечего — и тогда он собрал листочки, сложил их, подровнял края, загнувшиеся — разгладил и стал их методично рвать, пока не превратил в груду мельчайших клочков, где не читалось ни единого слова целиком. Он не выбросил их в мусорное ведро, сочтя, что уничтожение — это одно, а унижение — совсем другое, а глубокой ночью вышел на спящую крепким сном улицу и швырнул через прутья ограды несколько пригоршней этих конфетти, вот какой печальный карнавал, а предрассветный бриз вознес их на крышу, откуда другой ветер, посвежее, погонит их дальше, хотя до Коимбры они все равно не долетят. Через два дня он переписал набело свое стихотворение «Это лето уже оплакиваю», зная, что эта первая правда уже сделалась ложью, потому что он ничего не оплакивает да и вообще уже ничего не чувствует, кроме сонливости, и если был бы способен писать, написал бы другие стихи о том, что некогда тосковал и тоска его осталась в том времени, когда тосковал. Он надписал конверт: Марсенде Сампайо, до востребования, Коимбра, по прошествии нескольких месяцев и за неявкой получателя отправят письмо на помойку, если же чересчур рачительный почтовый чиновник, нарушив тайну переписки, отнесет его в контору нотариуса Сампайо, как опасался в былые времена Рикардо Рейс, то — тоже беды не будет: придет отец домой, держа в руке вскрытое по долгу отцовства письмо, скажет: У тебя появился неизвестный поклонник, Марсенда же с улыбкой прочтет стихи, ей и в голову не придет, что вышли они из-под пера Рикардо Рейса, он ведь никогда не говорил ей, что пишет стихи, разве что почерк покажется знакомым, но мало ли на свете схожих почерков — простое совпадение, не более того.