Песнь одного дня. Петля

* * *

Куда я ходил — да в уборную, только и всего. Что так долго? Еще к ребятам забегал спросить, чего от них начальство хотело. Да вроде ничего, пришли, говорят, сияют, как рождественские открытки, поздоровались, похвалили ребят за усердие, а потом спрашивают: может, они чем недовольны, может, на что хотят пожаловаться? Всех до одного спрашивали. Стоит ли жаловаться? А что, вот Фриц, сволочь, смеет руку на меня подымать, хоть я ему никогда худого слова не сказал, как бы он меня ни оскорблял. Нет, я ему это припомню, обязательно припомню. Знаешь, я слышал, что его отец служил тюремщиком или даже палачом; конечно, эти гитлеровские нацисты все были палачи, кем бы они ни числились. Не веришь? А я вот очень даже верю, что, будь Фриц тогда постарше, он и сам бы служил у них палачом. Видел когда-нибудь, как он давит мух? Не приглядывался — ну так приглядись, обрати внимание. Мы их давим потому, что они нам мешают, а он нет — он ради удовольствия. Ты бы поглядел на этого скота, как он сжимает пальцами муху: она корчится, а он любуется. Говоришь, муха — она и есть всего-навсего муха, да, но могу себе представить, каково пришлось бы еврею, попадись он в лапы этому гаду. Видал, какие у него жирные, потные пальцы — пальцы убийцы, вот что я тебе скажу. Да нет, ничего такого я про него не знаю, просто мне всегда было противно смотреть, как он давит мух.