Несовершенства

Еще нет девяти, и офис полупустой. В кабинете Тома темно, Бек, быстро прошмыгнув мимо, доходит до своего рабочего места и включает компьютер.

Карен стучит в перегородку, осматривая полки Бек без семейных фотографий, мотивирующих цитат в рамках и почтовых открыток от дальних друзей.

— Как бабушка?

— Скончалась, — отвечает Бек, не отрывая глаз от монитора. Только бы не видеть скорбного выражения на лице сотрудницы, а то слез не сдержать. — Я доделаю обзор по делу Каннингема, и потом мне нужно взять отгулы на первую половину следующей недели.

— Ах, Бек! — Карен склоняется к ней и неловко обнимает Бек вместе со спинкой стула. — Не волнуйся об обзоре, его может подготовить кто-нибудь другой.

— Лучше, если это сделаю я.

Карен продолжает нависать над ней и гладить ее по плечам. В другой день Бек от этого покоробило бы, но сегодня ей приятно, что нашелся человек, желающий ее утешить, особенно из малознакомых. Карен переводит глаза на брошь. Бек смущенно касается украшения.

— Это бабушкина брошь.

— Какая прелесть. — Карен наклоняется так близко, что Бек видит перхоть в ее проборе. — Можно мне… — Она указывает на орхидею.

Бек ерзает на стуле, наблюдая, как Карен приподнимает лацкан, чтобы рассмотреть брошь.

— Кажется, это вещица сороковых или пятидесятых годов. — Карен вынимает из кармана мобильный телефон и включает фонарик. Когда свет отражается в кристалле, сотрудница ахает от восторга.

— Просто старая бижутерия, — говорит Бек.

— Не уверена. — Карен обводит пальцем ослепительные лепестки. — Бриллианты, кажется, настоящие. И большой камень тоже драгоценный. Когда я поднесла к нему фонарик, он вспыхнул всеми цветами радуги — кварц или стекло не обладают такой способностью.

Бек вполуха слушает Карен, объясняющую со своим сильным филадельфийским акцентом, как рассеивается свет, как преломляется в гранях камня. Цитрин — вид желтого кварца, который обычно использовался в бижутерии в середине века, — имеет очень низкую дисперсию, а потому свет в нем не разлагается на все цвета радуги.

— Могу предположить, что это хризолит. — Карен шумно втягивает воздух. — Он скорее желтый, чем зеленый, а значит, менее ценный, чем темный хризолит. И все-таки он очень прозрачный, особенно для такого большого камня.

Бек буквально слышит, как Хелен хихикает. Сколько внимания простой побрякушке.

Карен замолкает, выключает фонарик в телефоне и выпрямляется.

— Извини, я не хотела быть бесцеремонной. Просто я из семьи ювелиров.

Бек старается сдержать смех.

— Да нет, дело не в этом… Если бы ты знала мою бабушку, то поняла бы, что это подделка. У нее не было… Она была не из тех… — Ей отчаянно хочется рассказать этой почти незнакомой женщине, какой была ее бабушка. Хелен собирала мясные кости на бульон, ставила новые подошвы на обувь и чинила одежду. Она была слишком прагматична и чужда сантиментов, чтобы хранить в доме драгоценное ювелирное украшение.

Карен берет со стола Бек пачку стикеров и царапает на верхнем листке адрес.

— Я не специалист, но, по-моему, ты носишь на пальто новую машину.

«Киа» или «теслу»? — хочет схохмить Бек, но Карен с очень серьезным видом вручает ей записку.

— Посоветуйся с Лео. И если он попробует заявить тебе, что брошь в плохом состоянии, передай ему от меня, чтобы не паясничал.

Закончив обзор, Бек садится в лифт и оттягивает лацкан пальто, чтобы рассмотреть орхидею. В флуоресцентном свете желтый камень выглядит тусклым. Непонятно, с чего это Карен так возбудилась. Вероятно, увидела в камне отражение собственных фантазий, расщепившееся на сотни выдумок о семейных реликвиях, которые люди часто лелеют.

Двери лифта открываются, и, выходя в вестибюль, Бек застегивает пальто, чтобы смело встретить холодный день. Выйдя через крутящиеся двери на улицу, она достает из кармана шарф, заворачивает его вокруг шеи и в этот миг смотрит на лацкан. Солнечный луч падает на орхидею, желтый кристалл вспыхивает радужным светом, и у Бек внезапно перехватывает дыхание от невозможной красоты камня. Она оглядывает тротуары, проверяя, заметил ли кто-то еще это сияние, но пешеходы невозмутимо продолжают свой путь. Бек быстро отстегивает брошь, прячет в сумочку и, прижимая ее к себе, направляется к автобусной остановке. Нужно идти в суд, чтобы начать оформление документов на наследство. Это самый первый реальный шаг в прощании с Хелен, и его надо предпринять еще до звонка раввину и разговора с патологоанатомом. К этому она еще не готова.

Сунув свободную руку в карман пальто, Бек ждет автобуса на углу. Ее пальцы нащупывают записку Карен. «Братья Романо, ювелиры. Сэнсом-стрит, 714». На дне сумочки она находит брошь в виде орхидеи и переводит взгляд с нее на желтый стикер.

Потом она фотографирует украшение и отправляет снимок единственному знакомому ювелиру, бывшему клиенту их фирмы Виктору. «Мне досталось это в наследство, — объясняет она. — Коллега считает, что вещь может быть ценной. На фото не видно, но камень (возможно, хризолит?) сверкает на свету. Что вы думаете?»

«Это просто смешно», — говорит она себе, нажимая на «Отправить», и продолжает ждать автобуса. Телефон звякает почти сразу же, и она удивляется: неужели Виктор так быстро отвечает? Но оказывается, что это Джейк прислал сведения о своем рейсе, как будто его кто-то собирается встречать. Бек так погрузилась в подготовку к похоронам, что полностью не осознала перспективу снова увидеть братца. И не просто увидеть, а провести с ним три дня в четырех стенах в доме на Эджхилл-роуд.

Подходит автобус, и Бек уже собирается подняться по ступеням, как телефон бренчит снова. На сей раз это Виктор.

«Приезжайте ко мне немедленно».

Драгоценности для Виктора — не камни, не товар, не обещание вечной любви и не показатель социального статуса. Они для него — миллионы лет истории, объяснял он Бек. Сначала — углерод в мантии Земли, затем — открытия среди обломков земной коры и, наконец, вещественное доказательство множества жизней, которые прикасались к каждому камню. Кто еще, если не Виктор, может адекватно оценить брошь Бек?

Бек познакомилась с Виктором, когда ему понадобились услуги юриста. С самого начала сотрудничества они почувствовали внутреннее родство. Профессиональный ювелир и геммолог, Виктор занимался дизайном изделий в «Тиффани», пока работодатель не обнаружил, что он подхалтуривает на стороне, благодаря чему купил пентхаус в элитном районе Филадельфии. Раньше Бек не знала, что контрафактные украшения ничем не отличаются от подлинных. Как оказалось, при незаконном использовании товарного знака кольцо считается поддельным, даже если в него вставлены настоящие бриллианты. Что в этом плохого? — недоумевал Виктор, и Бек с ним согласилась. Он использовал собственный уникальный дизайн — что с того, что он повторял изделия, созданные им же для «Тиффани»? На упаковке не было написано «Тиффани и Ко», пусть даже она поразительно похожа на маленькую бирюзовую коробочку. Бек нравилось намерение Виктора сделать обручальные кольца а-ля «Тиффани» более доступными, а Виктору нравилось, с какой безудержной страстью Бек стремилась доказать законность его бизнеса.

Итак, по приглашению Виктора Бек направляется пешком к нему на Риттенхаус-сквер. Подойдя к дому, она поднимает голову и смотрит на непрозрачные окна уходящего в небо здания. Она была здесь один раз в прошлом году, когда клиент устроил благодарственную трапезу для Бек и Тома, руководившего тем делом. Судья вынес решение, что коробочки для изготовленных Виктором колец не повторяли стиль «Тиффани», и ювелиру не пришлось оплачивать компании ущерб. Ему разрешалось сохранить заработанные на контрафакте деньги при условии, что он перестанет создавать поддельные кольца. Чтобы отпраздновать удачное завершение дела, Виктор выставил шампанское и изысканную закуску — яйца бенедикт с соленым лососем вместо ветчины, — и после трех выпитых бокалов вино ударило Бек в голову. Когда Виктор провожал ее и Тома до лифта, она старалась это скрыть. Оказавшись в маленькой мраморной кабине, Бек глянула на Тома, пытаясь понять, пьян ли он. Это был их первый совместный процесс, они никогда еще ни о чем другом не разговаривали, и между ними определенно не возникало электричества. Но в том тесном пространстве он посмотрел на Бек алчущим взглядом и вдруг поцеловал ее. От удивления Бек не ответила на поцелуй. Он смущенно отстранился. Последовали извинения — это было неуместно, ему так стыдно, он не должен был… — пока она не поцеловала его, скорее чтобы заставить замолчать, чем снова почувствовать прикосновение его губ.

Теперь Бек стоит и смотрит на темные окна, досадуя, что ей придется снова ехать в том самом лифте.

Виктор открывает дверь. Он выглядит моложе, чем год назад, скорее лет на шестьдесят, чем на семьдесят один. На нем облегающая черная кашемировая водолазка, седые волосы зачесаны назад, на мизинце печатка с бриллиантами.

— Мисс Миллер, — здоровается Виктор и приглашает ее войти. Бек позволяет ему снять с нее пальто и повесить на вешалку в прихожей.

— Вы узнали секрет омоложения?

Виктор смеется.

— Это благодаря душевному спокойствию. Спасибо вам.

Именно Бек обнаружила, что коробочки для украшений Виктора при прямом свете отливают зеленью, а значит, имеют не бирюзовый цвет, как у «Тиффани», а цвет морской волны, настолько распространенный, что его нельзя считать чьей-нибудь торговой маркой. Дело помогло обеспечить Виктору финансовую состоятельность, а Тому проложило путь к партнерству в фирме. Бек получила мало преимуществ, если не считать возможности насолить абстрактному мужчине-сексисту — она ничего не имела против конкретно «Тиффани», кроме того что эта корпорация обогащается за счет желания женщин чувствовать себя любимыми, — а также подарочного сертификата от фирмы на посещение ресторанов Стивена Старра по собственному выбору.

Бек идет вслед за Виктором в гостиную с заставленными книгами стеллажами вдоль стен, и он предлагает ей бокал шампанского. Памятуя, какое действие произвело на нее шипучее вино в прошлый раз, Бек отказывается. Виктор наливает себе напиток и садится напротив нее в кожаное кресло с высокой спинкой.

— Что ж, давайте посмотрим на загадочную брошь, — говорит он, закидывая ногу на ногу.

Бек находит на дне сумочки орхидею и протягивает Виктору. Он на удивление долго рассматривает украшение, поворачивая его разными сторонами к свету. Брошь сверкает у него на ладони, и, хотя лицо у ювелира остается невозмутимым, Бек замечает блеск в его глазах.

С кофейного столика Виктор берет лупу, подносит ее к правому глазу и склоняется над орхидеей. Изучая большой желтый камень, ювелир слабо, почти неразличимо похмыкивает.

— Это принадлежало вашей бабушке? — наконец спрашивает он, не отрывая глаза от лупы.

— Брошь старинная?

Виктор кладет лупу на кофейный столик и прикладывает орхидею к кашемировому джемперу.

— Это застежка для меха. Сделана на заказ.

Для какого еще меха? Бабушку и с ценной брошью-то вообразить невозможно, не то что в норковом палантине. Ах, Хелен! Вот она, наверно, сейчас потешается.