Завтрак для фанатки

* * *

Я непроизвольно улыбнулась, вспоминая тот день и мое обещание приехать в августе на две недели в отпуск. А там посмотрим, стоит ли оставаться дольше и возиться с получением визы.

Сейчас, лежа в SPA на кушетке рядом с Лиззи и получая удовольствие от умелых сильных рук массажиста, я вспоминала именно Тома и то, как он мог меня развеселить.

– Чему ты улыбаешься? – поинтересовалась сестра Натана.

– Так, – ответила я, – кое-что вспомнила.

Крепкий и мускулистый парень, массирующий ноги Лиззи, пытался прислушаться к нашему разговору, хотя, похоже, понимал по-английски только отдельные слова, это никого не волновало. Подруга развалилась на кушетке, широко раскинув по сторонам руки и положив голову набок, чтобы видеть меня, я тоже приняла положение, в котором отлично ее видела.

– Ты счастлива, – констатировала она.

– Ну да, – усмехнулась я. – Почему нет?

– Чего не скажешь о Джонатане. – Она брякнула это так неразборчиво и быстро, думая, вероятно, что я не пойму слов. Но я услышала и поняла, но сделала вид, что все произошло именно так, как она хотела. – Могу я спросить? – продолжала она.

– Конечно. Все что угодно. – Что же такого Лиз может спросить, что требует моего устного разрешения? И при чем здесь Коул?

– Ты все еще злишься на Джонатана?

«Нет, конечно, – хотела крикнуть я. – Я злюсь только на себя из-за того, что забыла, с кем целовалась». Но прикусила язык, потому что вроде как не должна была даже вспоминать об этом после нашей последней встречи с Томом. И я давно должна была забыть обо всех своих глупых мечтах.

– Нет, – ответила я, стараясь, чтобы голос совсем не дрожал. – Я давно простила его. Даже за поцелуй, который он подарил мне из жалости, уже стерся из памяти.

Брови Лиз наигранно приподнялись в удивлении.

– Не будешь же ты отрицать, что ты ничего не знаешь про это происшествие? – мне хотелось подловить ее на лжи, которую она уже собиралась мне втюхать. Лиззи отвела взгляд, но тут же ретировалась:

– Пф-ф… А с чего, собственно, ты решила, что он был из жалости?

– А по какой другой причине твой секси-шмекси братишка поцелует свою фанатку, смотрящую на него, как пес на любимую косточку? К тому же у которого есть определенные романтические отношения с другой секси-шмекси актрисой. Ах да! Возможно, еще по глупости. Том считает…

– А, Том… – сделала вывод она, чем просто выбесила.

– Что ты имеешь против?

– Так ты и Том… – задумчиво произнесла Лиззи.

– Да. Том и я, мы вместе. И он любит меня, – с гордостью сообщила я.

– А ты? – не унималась она.

– И я тоже…

Она фыркнула и отвернулась от меня.

– Надеюсь, ты будешь счастлива, – выдохнула Лиз, даже не развернувшись.

– Я уже счастлива, – заверила я.

Больше разговор к этой теме не возвращался.

Мы болтали обо всем: о карьере Лиззи, о Клер, о Брендоне, о Лондоне, но ничего больше о Джонатане, Томе и моем к ним отношении. Это было очень странно.

Я размышляла и пришла к выводу, что Лиззи Коул что-то скрывала. О чем, возможно, ее попросил брат. Все эти ее мимолетные взгляды, будто пытающиеся застать врасплох, изучающие мою реакцию, пустые разговоры, которые исследуют почву на предмет мин.

И все же про Тома она спросила, но как бы между прочим, а потом таким же тоном заявила, что желает нам счастья. Ее неискренность злила больше всего, хотя я знала, что это всего лишь глупая английская вежливость.

Три дня с Лиз пролетели быстро. Дни в разговорах, вечера с книгой или, если была возможность, в зале для банкетов. И вроде бы физически я отдохнула, но морально сгрызала себя до костей. Я не могла перестать думать о Джонатане, о той мизерной ничтожной зацепке, которую подбросила мне его сестра своим вопросом. Я никак не могла догадываться, что он значил, и не хотела выспрашивать у нее. Может быть, это было глупо, но я хотела все забыть, хотела строить отношения с тем, кому была интересна, а не витать в облаках, надеясь на всего лишь свои предположения.

И вот теперь, стоя в очереди на регистрацию и болтая о всякой ерунде, которая сейчас совершенно мешала моменту, я вдруг поняла, что все это время она пыталась мне намекнуть на что-то, от чего я так упорно открещивалась и бежала.

Она рассказывала о том, как прошло ее выступление, о крепких русских мужчинах, за спиной которых не страшно спрятаться, потому что такие крепыши точно не дадут упасть в грязь лицом. О том, что в России очень приветливые и дружелюбные люди, о том, что такой красоты, как здесь, она никогда не видела и что обязательно приедет сюда еще не один раз, но теперь уже посетит прекрасный Питер, о котором ей много рассказывали.

Честно, мне хотелось ее быстрее отправить назад, в Лондон и не слушать этой ерунды, потому что смысла в этих словах не было, а нарастающая тревога норовила выплеснуться и превратиться в извержение вулкана со всеми сопутствующими последствиями.

Кажется, Лиззи так улыбалась, что у нее, должно быть, сводило скулы, но она не переставала этого делать и плюс все время болтала так быстро, что я порой не успевала понимать, о чем она тарахтит. И когда мы дошли до зеленого коридора и паспортного контроля, я уже хотела выдохнуть с облегчением, клюнуть ее в щеку и отправиться домой. И все вроде бы шло по плану. Она поцеловала в щеку, сказала благодарственную речь, мило прослезилась, вытирая уголки глаз, от чего мне хотелось закатить свои к потолку. Еще раз обнявшись со мной, она отдала паспорт и пошла на досмотр, а я развернулась и пошла к выходу, чтобы покинуть здание аэропорта.

Но тут ее пронзительный крик разрезал общий гул аэровокзала.

– Стася?! Стася, подожди!

Лиззи заставила меня остановиться. Я развернулась на крик и увидела, как она выбегает ко мне назад. Как ее останавливает персонал аэропорта, ругнувшись сквозь зубы. Как она объясняет что-то мужчине в пиджаке и опять зовет меня:

– Стася, подожди!

Я стояла и смотрела на все это как на плохую драму. Потом все же опомнилась и подошла ближе, уже зная, что ничего хорошего ее слова мне не принесут.

– Ты сошла с ума? – наконец выдавила я.

– Девушка, пройдите на паспортный контроль, – сказал строго один из охранников. – Вы уже перешли черту досмотра.

– Дайте минуту. Мне нужно сказать кое-что важное, – заторопилась Лиз. – Я должна это сказать.

Она поправила куртку и джинсы, отбросила назад волосы, сделала вдох, спокойно выдохнула, посмотрела мне в глаза, где, скорее всего, встретила непонимание и укор.

Ее щеки порозовели, она опустила глаза, потом опять посмотрела на меня и, взяв меня за предплечье и выдохнув, сказала:

– Его поцелуй был не из жалости. Это было ответное чувство. Ответное, понимаешь?

Я смотрела на Лиззи, но никого и ничего не видела. Может быть, я должна была обрадоваться или хоть что-то сказать в ответ, но я просто молча смотрела на родинку на ее подбородке и ничего не хотела говорить и слышать. А она продолжала:

– Он не хотел показывать свои чувства. Но они есть. Поверь. Поверь и прости. Прости за то, что сказала это. Я его долго допрашивала, но он просил ничего не говорить тебе. Я и не хотела. Просто это неправильно.

Она взяла мою ладонь и прислонилась щекой к моей щеке.

Я чувствовала себя так, будто меня подключили к розетке с переменным током в тысячу вольт, от чего колбасит и бьет, как при шоковой терапии. Я не видела ничего вокруг и не слышала даже биения сердца. А может, оно остановилось в этот момент?..

– Прости, – еще раз повторила она. – Я просто хотела, чтобы ты это знала. И еще. Позвони ему. Хотя бы сказать, что ты прощаешь.

Сказав это, она развернулась и следом за охраной аэропорта проследовала назад на таможенный контроль…