Сросшиеся с ним

Вбежав в палату, я слышу, как сбивается с ритма аппарат, подключенный к сердцебиению Брэя.

— Что происходит? — спрашиваю я, расталкивая врачей, чтобы добраться до другой стороны кровати Брэя, той, которая сейчас не занята медсестрами и врачами.

Я беру его руку в свою и наблюдаю, как он поворачивает голову в мою сторону. Его глаза фиксируются на моих. Аппарат начинает замедляться. Врачи замирают и смотрят на меня. Я вижу, что все смотрят на меня, но не решаюсь прервать зрительный контакт с Брэем.

— Что случилось? — спрашиваю я, все еще не отводя взгляда от Брэя.

— Кажется, у мистера Уильямсона случился приступ паники. Он начался, как только вы вышли из комнаты.

Я прищуриваю глаза. Брэй никогда ничего не боялся. Почему, черт возьми, у него сейчас панический приступ?

Глава двадцать вторая

Брэй

Она плачет. Я чувствую, как ее тело сотрясают рыдания. Она рассказывает мне о своем брате, умоляет меня проснуться. Я пытаюсь сказать ей, что не сплю. Мои глаза открываются, приспосабливаясь к яркости освещения надо мной. Это самое бдительное и осознанное состояние за все это время. Я не собираюсь позволять темноте затянуть меня обратно.

Райли говорит мне, как она разбита, как сильно нуждается в том, чтобы я проснулся. Почему я не могу проснуться? Я пытаюсь заставить свое тело пошевелиться. Мои пальцы, я чувствую, как они слегка шевелятся. Что, черт возьми, со мной не так? Что, бл*дь, произошло? И почему, бл*дь, Райли сейчас рыдает?

Я должен быть в состоянии утешить ее. Я ненавижу, что она расстроена, а я ничем не могу ей помочь. Это моя работа — помогать ей, быть для нее плечом, на котором можно поплакать. Я обещал ей, что буду самым лучшим парнем на свете, а сейчас я ее подвожу.

Я прилагаю все усилия, чтобы заставить свои пальцы двигаться; они слегка сгибаются, и я чувствую, как напрягается ее тело. Просто посмотри вверх, детка, просто посмотри вверх, и ты увидишь, что я здесь. Я не сплю. Ты сказала мне проснуться, и я послушался. Просто посмотри вверх, черт возьми.

Мой мозг говорит моему рту говорить. Я чувствую слова на кончике языка, но у меня ничего не выходит. Какого хрена? Я хочу закричать. Я хочу ударить что-нибудь, что угодно. Райли, все, что я хочу сказать, — это Райли. Почему, бл*дь, я не могу произнести имя, которое так люблю?

После нескольких минут попыток я наконец издаю звук. Я бы не назвал это словами, но это шум, и он привлекает ее внимание. Как молния, она спрыгивает с кровати и смотрит на меня. Ее глаза расширяются, и она начинает говорить, но я не могу разобрать, что она говорит. Она делает это слишком быстро.

Она в панике. Я сгибаю пальцы. Изо всех сил стараюсь сжать ее руку. Она снова смотрит на меня и, кажется, успокаивается. Протянув руку, она нажимает что-то у меня за головой. Я просто наблюдаю. Она так чертовски красива, почему бы мне не смотреть? Она выглядит не такой яркой, как я помню; она похудела, побледнела. У нее черные круги под глазами, красные опухшие глаза, потому что она плакала.

Мои мысли прерываются, когда кто-то входит в комнату.

— Какого черта… — кто бы это ни был, она на секунду замирает. Ей требуется не больше секунды, чтобы прийти в себя.

— Мистер Уильямсон, рада видеть вас в сознании, — она оглядывает меня с ног до головы.

Я наблюдаю за Райли, пока она смотрит, как медсестра звонит. Медсестра кладет трубку, затем похлопывает Райли по руке.

— Вы здорово напугали свою жену, мистер Уильямсон, — говорит она мне и смотрит на Райли.

Миссис Уильямсон, кто, черт возьми, такая миссис Уильямсон? Конечно, если бы я женился на Райли, это было бы не то, что я мог забыть. Я бы точно не стал возражать против брака с ней. На самом деле, если мы уже женаты, я заставлю ее выйти за меня замуж еще раз, чтобы я мог помнить это дерьмо. Что еще я забыл, если не помню такого важного события?

Райли все еще выглядит грустной. Почему она все еще такая грустная? Она отходит к медсестре и говорит что-то о звонке моему брату. Зак, где он? Сколько я уже сплю? Райли идет в сторону выхода из палаты. Я слежу за ней глазами до двери. В тот момент, когда она закрывает дверь и я больше не вижу ее, я начинаю паниковать. Мне нужно, чтобы она вернулась. Мне нужно, чтобы она была здесь. А я, бл*дь, даже пошевелиться не могу. Почему она ушла? Она вернется?

Дверь открывается, и я уже готов вздохнуть с облегчением, что она вернулась. Но это не она, это куча ублюдков, которых я не знаю. Почему она оставила меня здесь с этими людьми? Писк становится все громче и быстрее. Я чувствую, как мое сердце бьется в такт звукам аппарата. Я не хочу здесь находиться. Вытащите меня отсюда.

Райли вбегает обратно в комнату; она прокладывает себе путь сквозь толпу. Людей, которых я запоминаю, чтобы надрать им задницы за то, что они преградили дорогу моей девочке. Если бы я мог встать с этой кровати, они бы не стояли на ее гребаном пути.

Когда она добирается до меня, то берет меня за руку. Мне приходится повернуть голову в другую сторону, но каким-то чудом мне это удается, и мои глаза снова устремляются на нее. Я не смею потерять этот зрительный контакт. Я не хочу, чтобы она снова ушла. Я чувствую, как мое сердце начинает успокаиваться. Это потому, что она здесь; она — мое спокойствие, мой человек. Мне чертовски нужно, чтобы она оставалась здесь.

Я слушаю, как врачи говорят с ней обо мне. Они проводят кучу тестов. Один из ублюдков подносит к моим глазам гребаный фонарик и требует, чтобы я следил за его движениями, как будто я собираюсь перестать смотреть на Райли. Когда я не двигаю глазами, Райли сводит брови.

— Брэй, ты должен слушаться. Ты должен попытаться, пожалуйста. Просто делай то, что говорят врачи. Ты можешь это сделать. Следи глазами за светом, Брэй, — ее голос становится решительным, даже требовательным. Я не хочу отводить от нее взгляд, но и не хочу подводить ее еще больше, чем уже подвел.

Я слежу за светом. Как бы больно мне ни было, как бы ни стучало в голове, словно от жестокого похмелья, я стараюсь и делаю это. Как раз в тот момент, когда доктор заканчивает со светом, дверь распахивается, и входит Зак в своем обычном образе. Требовательный, высокомерный и чертовски наглый. По-другому и быть не может. Я улыбаюсь, или, по крайней мере, думаю, что улыбаюсь. Райли задыхается.

— Он улыбнулся. Это ведь хорошо, да? — спрашивает она у врачей.

— Это очень хороший знак, миссис Уильямсон, — говорит доктор.

Вот опять, миссис Уильямсон. Если все ее так называют, то я, должно быть, женился на ней, черт возьми. Эта мысль вызывает у меня улыбку. Я смотрю на нее, не обращая внимания на шум, который поднимает Зак, задавая миллион вопросов доктору.

Волнение, которое я вижу в ее глазах, когда мне удается улыбнуться ей, вселяет в меня чувство глубокого спокойствия, что все будет хорошо. Что у нас все будет хорошо. Мне просто нужно выяснить, что, бл*дь, со мной не так, и заставить свое тело делать то, что оно должно делать.

— Почему он, бл*дь, молчит? — Зак рычит на доктора. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, пытаясь сосредоточиться на том, о чем они говорят. Может, кто-то сможет объяснить мне, что, бл*дь, происходит.

— Он только что очнулся после двухмесячной комы, мистер Уильямсон. Такие вещи требуют времени. Пока он положительно реагирует на все тесты. Нам нужно сделать еще одно МРТ, но пока все выглядит хорошо, — доктор говорит с Заком, как будто меня нет в этой гребаной комнате.

Райли, должно быть, замечает мое взволнованное состояние, хотя я не уверен, как именно, потому что в данный момент я не могу ни пошевелиться, ни сказать что-либо. Она сжимает мою руку, и я перевожу взгляд на нее.

— Брэй, ты… ты помнишь меня? Ты знаешь, кто я? — спрашивает она самым мягким и тихим голосом.

Я улавливаю надлом в ее голосе; я чувствую, как от нее исходит страх, как дрожат ее руки. Какого хрена она решила, что я ее не помню? Ее невозможно забыть.

— Брэй, молчи, хорошо? Просто моргни один раз, чтобы сказать «да», и два раза, чтобы сказать «нет», — говорит она.

Я моргаю один раз и смотрю ей в глаза. Она вздыхает с облегчением.

— О, слава Богу. Я на секунду подумала, что ты забыл, какая я чертовски классная, — она улыбается мне.

Мне хочется притянуть ее к себе и поцеловать прямо сейчас, но я не могу. Я не могу ничего сделать. Я так хочу попробовать эти губы на вкус. Я смотрю на них, такие чертовски пухлые и вкусные. Райли смеется; возможно, это банально, но сейчас это самый прекрасный, приветливый звук.

Она медленно наклоняется, кладет свою голову рядом с моей и шепчет мне на ухо:

— Даже если ты только что очнулся и не можешь говорить, я все равно вижу, о чем ты сейчас думаешь. Эти мысли не должны возникать в палате, полной врачей, не говоря уже о твоем брате, — она нежно накрывает мои губы своими.

Я на седьмом небе от счастья. Мне просто необходимо, чтобы она не отпускала мои губы. Но она не делает этого; она отстраняется после самого нежного поцелуя, словно боится, что сломает меня или что-то в этом роде. Я хочу большего. Мне нужно больше. Райли смеется и качает головой.

— Рай… — мне удается вымолвить несколько звуков. Я только что почти произнес ее имя целиком. Вся комната затихает, все взгляды устремлены на меня. Я смотрю только на одну пару глаз, тех, что принадлежат второй половине моей души. Ее глаза начинают блестеть. Черт, я опять довел ее до слез.

— Брэй, спасибо, бл*дь. Я знал, что ты вернешься к нам. Я знал, что ты очнешься, — говорит Зак, наклоняясь к моему уху. — Не смей меня больше так пугать, ублюдок, — негромко говорит он. Выпрямившись, он хватает меня за запястье и сжимает. — Думаю, на этот раз ты действительно подарил мне седые волосы, Брэйдон. Все будущие расходы на краску для волос я перекладываю на тебя, потому что я не поседею до пятидесяти лет.

Я закатываю глаза. Он говорит мне, что поседеет из-за меня, с тех пор как мне исполнилось шестнадцать. К счастью, у нас хорошая наследственность. Моему отцу было около пятидесяти, когда он умер, и у него только-только начали появляться признаки седины.

— За… — я снова пытаюсь заговорить. Я знаю, что мне нужно сказать. Мой мозг работает просто охренительно хорошо. Но почему, черт возьми, не работает мой рот? В горле сухо, как в пустыне Сахара. Вода, вода сейчас была бы чертовски кстати.

— Брэй, не пытайся пока говорить. Все в порядке, чувак. Поверь мне, мы можем подождать, — говорит Зак.

— Во… д… а. — Кажется, мне удалось выговорить это чертово слово.

— Вода, ему нужна вода… конечно, ему нужна вода. Почему я об этом не подумала? Он ведь может пить воду, верно? — Райли отпускает мою руку, заставляя меня искать ее глазами. Куда она идет? Мне нужно, чтобы она осталась здесь. Я слежу за ее движениями: она подходит к столу, на котором стоят кувшин и чашка.

— Он может выпить пару маленьких глотков; слишком много — и ему станет плохо. Очень маленькими глотками, — отвечает один из врачей.

Я не свожу глаз с Райли, наблюдая, как она наливает воду в чашку, опускает в нее соломинку и возвращается ее мне. Она подносит соломинку к моим губам. Я стараюсь следовать указаниям врача и делаю лишь маленький глоток. Это небольшое количество воды кажется мне чертовым раем. Райли забирает чашку, прежде чем я успеваю сделать еще один глоток. Она ставит ее на столик рядом с кроватью.