Работа над ошибками

Черная «Волга» наконец уехала. Мы ждали целую вечность. Потом выяснилось, что не больше двадцати минут. И вдруг пришел бритоголовый начштаба. Сказал шутливо, с балаганными интонациями в голосе:

— Все ребята, все! Можно расходиться. Не будет больше никакого ОМОНа. Не будет больше никаких танков. Ложная тревога.

Странным показалось в тот момент, что все закончилось. Последний час потребовал от людей такого напряжения сил, такого взлета души, что лица вокруг сейчас выглядели опустошенными, обессиленными.

Все тихо начали расходиться. Без шуток и легкого трепа. С отсутствующими взглядами. Я кинула последний взгляд на Ивана и пошла к рюкзаку, брошенному в парке возле палаток. Через минуту меня догнал Саня.

— Кать! Нашу сотню попросили остаться. Надо подежурить в оцеплении до десяти часов, пока Горбачев не приедет.

И всего-то два часа? Ладно. Надо так надо.

Мы стояли в оцеплении до десяти часов. Как назло сияло солнце. Начиналась жара. Мокрая одежда и обувь высыхали, дымились испарениями, коробились, причиняя большие неудобства. Вдруг навалились усталость и голод. Жажды не было. Газировку и сигареты нам периодически приносили. Затем выяснилось — Горбачев не приедет. Обещанный на смену московский ОМОН где-то застрял. И нас сначала попросили постоять до двух часов дня, до начала митинга. Потом — до его окончания.

Я, возможно, не выдержала бы, рухнула прямо на асфальт, не произойди со мной забавный случай, который дал небольшую разрядку.

На митинг начал собираться народ. Люди текли мимо нашего оцепления неторопливой рекой. И в этой реке я увидела свою Татьяну. Подругу с работы. Она шла рядом с парторгом Хвостовой. Слушала ее и крутила головой, разглядывая все подряд. И заметила-таки меня. Я помахала ей рукой. Видимо, Татьяна сказала об этом Хвостовой. Та моментально повернула голову в мою сторону. Прищурилась, вглядываясь. Стала выбираться из толпы к оцеплению. Справилась более или менее успешно. Татьяну тем временем относило толпой. Она кричала Хвостовой, звала ее. Хвостова делала вид, что не слышит. Обнимала меня, расспрашивала, ласково улыбалась. Я с трудом удерживалась от искушения сказать:

— Да пошли вы, Тамара Авксеньтьевна, к бабушке в рай.

Сил оставалось слишком мало. Тратить их на какую-то Хвостову? Еще чего! Напоследок Хвостова обняла меня за плечи и развернулась к толпе, гордо поглядывая по сторонам: все ли видят, что она лучший друг одного из защитников Белого дома? Едва Хвостова отошла, я негромко поделилась с Саней:

— Ей-богу, с трудом удержалась, чтоб не ударить ее.

— А кто это? — тут же встряла Анюта.

— Ты не поверишь, — хмыкнула ей в ответ. — Это наш парторг. Да еще сталинской ориентации.

То ли ребята слишком устали, то ли нервы у всех были на пределе, но после десятисекундного молчания сотня грохнула дружным хохотом. Гоготали до истерики. Никак не могли успокоиться. Володя даже прикрикнул. Дескать, на вас сейчас весь мир смотрит, а вы не способны элементарную дисциплину соблюсти. И правда, везде сновали иностранцы с теле- и видеокамерами, нацеливая на нас черные глазки своих съемочных аппаратов. Мы немного притихли. Валерка Хренов вытер выступившие от смеха слезы и медленно, сладенько-сладенько проговорил:

— Что же ты, солнышко, сразу нам не сказала. Ай-ай-ай… Нехорошо. С каким ветерком мы бы ее сейчас прокатили!

Сотня снова разразилась истерическим хохотом. Володя больше не кричал на нас. Не мог. Сам досмеялся до слез, до икоты.

В шестом часу вечера мы с Саней с трудом тащились к метро, еле переставляя ноги. Мечтали лишь о горячей ванне и мягкой подушке. Почти у самого метро Саня спросил:

— Слушай, Кать! А тогда у танка точно Иван был?

— Точно.

— Ты его хорошо разглядела? Ты его действительно видела?

Я устало посмотрела на Сашку, на этого Фому-неверующего.

— Я его и сегодня видела. Не веришь? Тогда вон, смотри! Сейчас в метро войдет.

Показала рукой. Саня встрепенулся. Стал смотреть в нужном направлении. Иван в этот момент как раз обернулся, прощался с кем-то. Не разглядеть его было невозможно. Саня развел руками, признавая мою правоту. Жалостливо посмотрел мне в лицо.

— Хочешь, я его догоню?

— Не надо. Едем-ка лучше домой, спать.

— Но почему, Кать?

— Видеть его с собой на одной баррикаде — это гораздо больше, чем просто встреча. Мне хватило с избытком. От перебора я сломаюсь.

Хорошо, когда в такие минуты с тобой не подруга, а друг. Ни одного вопроса, ни одного слова. Саня все понял. Понял и принял, уважая мои чувства. Обнял меня за плечи. Я обхватила его за талию. И так, поддерживая друг друга, мы медленно поковыляли к дверям, за которыми недавно скрылся Иван.