В первый раз...

* * *

В понедельник вечером, пока Павлик отвлекал Иру, Вадим наскоро перерисовал обозначения с обеих карт. Торопился очень, нервничал. А когда складывал карты обратно, обнаружил еще кое-что. В шкафу, среди бумаг он наткнулся на рисунок – свой портрет.

Это Ира его нарисовала! По памяти. Наверное, именно тогда смутное чувство чего-то неправильного, нехорошего, постыдного, что все последние дни тихонько свербело под ложечкой и не давало дышать полной грудью, вдруг накатило так остро и оглушительно, что он сам себе стал нестерпимо противен.

И надо же – когда выбегал, столкнулся с Ирой прямо в дверях клуба. Да так позорно струсил, что понёс какую-то околесицу.

На Иру он больше не мог смотреть. Ловить её взгляды – это как снова и снова переживать отвращение к самому себе.

Павлик же, на которого ещё совсем недавно он взирал с нескрываемым восхищением, как на идола, раздражал теперь невыносимо. Все его смешки, шуточки и вечное «комрадос» бесили до яростной дрожи. И на ребят Вадим весь день срывался. Даже на Серёгу – единственного, кто затею с картами не поддержал.

Всё время думал: уж лучше бы она пришла на пару минут раньше и застала его, чем теперь вот так. Всё равно ведь узнала – Вадим до сих пор помнил тошнотворный ужас, мгновенно охвативший его в тот момент, когда она отдала ему цепочку. Когда он прочёл в её глазах убийственное «я всё знаю».

«Никто ничего не заподозрит», – уверял Павлик. Но заподозрили же! Правда, получается, обвинили во всём Иру. А это еще хуже в миллион раз.

Вчера во время зарядки он видел, как её пнул Виталик. Подло, сзади, и сразу же отскочил, чтоб на него не подумали.

Вадим сразу после завтрака отловил его, ну и тоже поддал, чтобы больше к ней не лез.

Тогда Вадим думал, что Виталик просто так её обидел – пакость ради пакости. Тот и раньше толкал девчонок и пацанов помладше. А сегодня утром увидел Иру, исписанную зелёнкой, и внутри всё похолодело.

Сразу ведь всё понял, но не хотел верить. Не хотел ненавидеть себя ещё больше.