Одержима и̶г̶р̶о̶й̶ тобой

Глава 3

Мой нос поразил резкий запах, насколько мне не изменяет память - это нашатырный спирт. Я нашла в себе силы отмахнуться от мучителя и открыть глаза. Это было фатальной ошибкой. Меня ослепило. Пришлось снова зажмуриться. Решив сделать очередную попытку, я слегка приоткрыла правый глаз, а затем левый. Передо мной высился белоснежный потолок и длинная лампа.

– Я в раю? – хрипло произнесла я.

– Ну слава всевышнему, – бросилась на меня с объятиями Леся.

– Ты ее сейчас задушишь и нам придется снова ее откачивать, – шикнула Лера. Леся состроила ей недовольную рожицу, но спорить не стала.

Спустя пару минут мне пришло осознание, что я лежу на кушетке в медпункте. Появилось непреодолимое желание встать. Я уже было собралась подняться, но кто-то очень нежно взял меня за руку, и нажав легонько на плечо, положил меня обратно.

– Не надо, иначе снова голова закружиться. Полежи.

Это была Саша. Со всей своей лаской в голосе она не смогла скрыть волнение. Слегка облокотившись на руки, я увидела, что в медицинском кабинете стоят мои девочки и классная руководительница, которая тревожно общается с фельдшером.

– Что случилось? – спросила я тише, чем хотелось. Горло саднило.

Саша протянула мне стакан с водой и ответила: – Мы столкнулись, ты упала без сознания, я очень испугалась за тебя.

– Почему я здесь? Кто выиграл? Где тренер?

В голове было столько вопросов, от чего она начала трещать. Лера перехватила слово.

– Когда ты упала, Лиана начала вопить, что ты притворяешься, что они начали побеждать, а ты не умеешь проигрывать. Саша смогла сделать так, чтобы та замолчала.

Слегка улыбнувшись так, чтобы не было больно, я посмотрела на подругу. Ее глаза в зависимости от освещения меняли цвет. Сейчас они были серые с зеленоватым отливом - цвет надвигающейся бури.

– Сааш, ты же мне потом расскажешь как это сделала?

– Ди, я рада, что тебе становится лучше, – легкая усмешка тронула ее уставшее за день лицо, – но в другой раз.

– Ладно, – я перевела снова взгляд на Леру, – что с игрой?

Она продолжила: – когда ты не открывала глаза после нашатырного спирта, было решено перенести тебя в медпункт. Тренеры и судьи долго спорили, что можно сделать с данной ситуацией, и решили... Предупреждаю, тебе не понравится их решение.

– Давай уже.

– Они перенесли игру, результаты обнулят, и повторная игра состоится 24 декабря, – выпалила Лера и затихла.

– Вы могли выиграть матч и без меня, – меня начала поглощать злость, – им было выгодно, они понимали, что проиграют встречу. А почему Михаил Иванович ничего не предпринял? – Негодование накрывало меня. Хотелось, как маленькому капризному ребенку, начать пинаться ногами, но здравый смысл все таки еще присутствовал во мне.

– Он очень переживал за тебя и за команду, как бы мы играли, не зная в каком ты состоянии? – с дрожащим голосом произнесла Леся.

Я посмотрела на нее, волосы прилипли к ее мокрому от пота и слез лицу.

– Дорогая не плачь, все будет хорошо, два дня отдыха, и я снова возьмусь за тренировки.

Тут в кабинет вошла Наталья Андреевна, с ее лица еще не сошел испуг.

– Сожалею, но ты без нагрузки на неделю, и если тебе станет лучше, то можно тренироваться и то, только в легкой форме, а если лучше не станет, боюсь ты пропустишь игру, – сказала с грустью в глазах заходящая следом фельдшер.

Мои глаза стали больше, чем у лемура.

– Но как? Надо снова готовится к матчу, я не могу оставить команду.

Перебивая меня, Наталья Андреевна дополнила слова фельдшера: – на тренировках ты можешь присутствовать, но на них ты будешь только наблюдать и комментировать, без какой-либо нагрузки. За этим проследит ваш тренер, – ставя этой фразой точку в разговоре.

Все притихли. Было слышно только надоедливое жужжание лампочки. Отчаяние. Вот каким оно было на вкус. Не то чтобы мне хотелось поскорее его попробовать, просто все произошло так некстати. Мне связывают руки, но я думаю тренер прекрасно меня поймет и закроет глаза на заключение врача. Все таки у нас с ним одна цель - победа, с ним-то уж я договорюсь.

Я приподнялась на локтях. В глазах девочек читался страх. Страх за меня, за предстоящую игру. Придется пойти на хитрость. Она еще никому не вредила.

– Ладно, не беда, мы с этим справимся. Скамейка, значит скамейка. Девочки езжайте домой, а я позвоню маме, она меня заберет.

Они, конечно, никуда не хотели уходить, но усталость от игры сказалась на всех нас. Они посмотрели друг на друга и приняли единогласное решение. Каждая прошла мимо меня и обняла, Леся даже чмокнула в щечку, что вызвало у меня умиление. От такого резкого перепада настроения даже не заболела голова. Видать смена на положительный лад понравилась моему организму.

И тут я вспомнила.

– Наталья Андреевна, чуть не забыла. Никита все таки проводил меня, – фельдшер стояла рядом и врать, что ее не было на месте было бы странно, и это могло раскрыть наш план, поэтому я начала импровизировать. – По дороге у меня закружилась голова, и мы присели на пол. Никита не мог меня оставить в таком состоянии, даже сбегал за водой, – я удивлялась, как быстро придумывают такую глупость, но очень надеялась, что учитель в нее верит. – В итоге он пропустил большую часть урока из-за меня. Простите, – вдобавок посмотрела на нее жалобными глазами, молясь, что она не станет его наказывать.

Классная руководительница слегка улыбнулась и, кивнув головой, вышла из кабинета. Видимо, для нее это было самой незначительной проблемой сегодняшнего дня. Оставалось только надеяться, что она мне поверила.

Голова кипела от поступающей информации, но одну мысль я все таки успела поймать. Я же хотела позвонить маме. Начала искать в сумке телефон, но кто-то вдруг постучал в дверь. Если бы это были девочки или фельдшер, они бы вошли без стука.

– Войдите, – сказала я, но получилось достаточно тихо.

Послышались шаги. Первое, что я увидела, были серые глаза и холодно-пепельный цвет волос. Потом мой взгляд упал на огромный сверток в руке. И без того высоченный Никита навис надо мной, сидящей на кушетке, так, что мне стало даже как-то неуютно. Да еще этот огромный сверток...

– Власенко, ты что тут забыл?

Меня удивило его выражение лица - оно было не испуганным и уставшим, как у большинства, а скорее грустным.

– Я очень волновался.

– Что? – совсем тихо произнесла я, почти про себя.

– Я волновался за тебя. Это же из-за меня ты получила сотрясение.

– Как видишь со мной все нормально, – сухо ответила я и мне стало не по себе от своего же ответа.

Он прошел в кабинет и сел на стул, продолжая держать в руках сверток.

– Что это? – взглядом указывая на руки.

– А, это плакат, ты его уже видела. – От сказанного, у него слегла проступил румянец на щеках.

– Кстати, я хотела испепелить тебя на месте, когда его увидела, а ты еще и Димку подговорил.

Он улыбнулся. Даа, я очень хорошо помню эту улыбку. Каждая его пакость или издевка надо мной завершались его коронной улыбочкой. Однако сейчас она мне показалась милой. Улыбка была самой обычной, без каких либо ямочек или впадинок, но она была всегда искренней. И что на меня нашло? Власенко милый? Точно сильно прилетело...

– Так значит ты переживал за себя?

– В смысле? – ошарашено, посмотрев на меня, спросил он.

– Ну ты сказал: «ты же из-за меня сотрясение получила», значит ты переживал, что из-за меня у тебя будут проблемы.

Что-то поменялось в его глазах, и кроткая улыбка сошла на нет. И едва слышно, как будто он не хотел этого говорить вслух, произнес: – Семенова, я правда за тебя волновался. Мне все равно, как на мне это отразится, – он отвел взгляд в сторону, теребя кончик плаката, – я испугался, увидев тебя без сознания, а когда спустился с трибун и забежал в зал тебя уже не было. Я подошел к Наталье Андреевне, она сказала, что тебя отнесли в медпункт. С тех пор я сидел и ждал, когда ты придешь в себя.

От его признания стало не по себе. Я потупила взгляд. На мне все еще была соревновательная форма и потретрые наколенники. Мне резко захотелось развеять обстановку.

– Покажи плакат, – сказал я, удивляя себя уже который раз за день.

Никита поднял взгляд на меня, явно, как и я, ошарашенный просьбой. Он долго всматривался, ожидая подвоха, но я лишь утвердительно улыбнулась в ответ. Тогда он неуверенно начал раскручивать плакат. Он растянул его на всю ширину своих рук, так, что его голова скрылась за ватманом. В зале он казался меньше, а сейчас видно, как ярко написано слово «СЕМУШКА» намного ярче слова «ВПЕРЕД!».

Я подошла ближе, всматриваясь в нарисованные вокруг фразы, звездочки, сердечки и смайлики. Протянула руку, чтобы потрогать их, и плакат резко опустился. Не ожидавший увидеть меня рядом с собой Никита испуганно ойкнул, и так получилось, что моя рука оказалась на уровне его груди. На нем была толстовка, обычная, голубая, под цвет нашей команды. Это заставило меня задуматься. Специально ли он сказал ту фразу в коридоре: «Я лучше посмотрю, как вы продуете», чтобы позлить меня. Потому что увиденное мной говорит о том, что он пришел поболеть за нас.

Мы оба замерли, оказавшись в плену неловкой ситуации. Прошло пару минут перед тем, как я опомнилась и, развернувшись, пошла обратно к кушетке.

– Мне надо позвонить маме. – Разбавляя тишину сказал я.

– Мне выйти? – уточнил Власенко.

Вопрос был простым, но он меня озадачил. Мне не хотелось, чтобы Никита уходил. И это желание по-настоящему пугало меня. Я старалась себя убедить тем, что с ним не так грустно одной в медпункте. Пока он рядом, мысли об игре меня не атакуют. Потому что, если быть честной, я не была готова к ним сейчас.

– Останься.

Я не видела, как отреагировал Никита. Я быстро отвернулась, чтобы он не увидел моих покрасневших от сказанного щек. За спиной послышались шаги, они отдалялись, и я предположила, что он отошел к окну. Я была благодарна за то, что Никита дает мне побольше пространства. Разговор предстоял не из простых.

Я набрала маме и объяснила вкратце всю ситуацию. Я любила ее: «Дочка как же так произошло?» или «Ох Ди, я же переживаю за тебя». Она вкладывала в эти слова всю свою любовь, но в силу моего характера эти фразы я слышала чаще, чем большинство других. Расстраивать маму мне никогда не нравилось, но меня всегда удивляла ее реакция на мои «случайные» происшествия. Она никогда не кричала на меня и тем более не поднимала руку, как бывало с другим ребяатми по их рассказам. Она всегда спокойно выслушивала недовольства Натальи Андреевны и директора, а после давала мне слово, чтобы посмотреть на ситуацию моими глазами. Она, конечно, не гладила меня по головке за мои поступки, но и не отчитывала. Мы просто разговаривали, обсуждая, как можно было бы поступить иначе или как избежать такой ситуации.

Как я и предполагала, она задала миллион вопросов, на которые я пообещала ответить в машин по пути домой. Я отключилась и убрала телефон обратно в сумку. Развернувшись, я начала разглядывать спину Никиты. Он по прежнему стоял ко мне спиной, смотря в окно. Не знаю, слушал ли он наш разговор или ушел в свои мысли. Но из-за оверсайз свитшота он казался больше обычного и выглядел он напряженно.