Одна ночь в году

* * *

— Я тебя не съем, — сообщил Алтуфьев, едва она вернулась.

Он растянулся на ковре перед камином и играл с Барни.

— Что?

— У тебя такой вид, будто ты приготовилась отбиваться. Успокойся, Топорникова, за прошедшие годы я не превратился в сексуального маньяка, набрасывающегося на всех хорошеньких женщин, с которыми остаюсь наедине.

Уши опять заполыхали.

— Я вовсе не…

— Да неужели? Тогда почему ты столь решительно сжимаешь кулаки? Хочешь, дам кочергу? Уверяю тебя, с кочергой у тебя больше шансов отбиться.

Лиза окончательно почувствовала себя дурой.

— Прости, Саш, — покаянно пробормотала она, — мне так жаль…

Алтуфьев фыркнул.

— Чего тебе жаль? Что я не набрасываюсь на тебя? Или что кочерга не пригодится?

Уши нещадно горели, как и щеки. Больше всего Лизе хотелось провалиться сквозь пол куда-нибудь в подвал. Должен же в этом домине быть подвал? Вот там бы она и встретила Новый год, в компании банок солений хозяйственной Надежды Борисовны. А уж если бы обнаружила бутылочку вина, то праздник бы точно удался.

— Эй, Топорникова, ты здесь?

Лиза тряхнула головой. Ну вот, опять она погрузилась в нелепые размышления. Помнится, Юру эта ее привычка сильно раздражала.

— Наверное, мне лучше уехать.

— Куда уехать? И, главное, на чем? Не глупи, Топорникова.

Настроение внезапно безо всяких причин рвануло вверх.

— Саш, а почему ты меня зовешь по фамилии?

Он пожал плечами. Немного подумал. Опять пожал плечами.

— Не знаю. Привычка, наверное. Прошу к столу. Телевизор включать будем?

Лизе не хотелось смотреть очередной концерт, но это ведь тоже традиция — пить шампанское под бой часов.

— Давай включим за пару минут до Нового года, хорошо? — предложила она.

Алтуфьев кивнул и принялся разливать по бокалам вино.

— Это оставим на торжественный момент, — пояснил он, указав на обтянутое фольгой горлышко, торчавшее из ведерка.

Лиза согласилась, хотя и подумала, не будет ли для нее слишком — столько спиртного?

— За встречу?

Они пригубили вино, и за столом повисло неловкое молчание. О чем можно разговаривать с человеком, с которым не виделись так много лет? Вспоминать школу? Ученические проделки? Нет, не то, ведь объектом злобных шуток одноклассников нередко становился «ботаник» Сашка. Не самая лучшая тема. Тогда поговорить об учителях? Лиза судорожно припоминала, как звали злобную химичку, когда Сашка пришел ей на помощь и спросил о Димке. О своем сыне она была готова рассказывать часами, но вовремя опомнилась, сообразила, что вряд ли Алтуфьеву интересны подробности их с Димкой жизни. Но разговор уже завязался. Саша поинтересовался, часто ли ломается ее машина, на что Лиза с готовностью сообщила, что подобное с «Фордом» произошло впервые. До сих пор, несмотря на возраст, старичок исправно бегал. Перешли на обсуждение дорог, дорожной полиции, водителей-новичков, Лиза не без удовольствия рассказала несколько забавных анекдотов о блондинке за рулем. Как женщина с немалым водительским стажем, она подобные любила — потому что ни слова правды в них не находила. Бутылка постепенно пустела, неловкость прошла, они болтали, словно старые друзья. В какой — то момент Саша спросил о Васильеве, и Лиза ответила честно:

— Да сама я виновата, понимаешь? Он ведь всегда таким был. Избалованный папенькин сынок. Инертный, ленивый. Вот только юная влюбленная дурочка ничего не замечала. Конечно, он ведь так красиво ухаживал. Цветы охапками носил, стихи сочинял. Ну, я и решила, что это и есть настоящая любовь.

— И когда же ты прозрела?

Она вздохнула. Не хотелось вспоминать о том времени, когда только родился Димка, она валилась с ног от усталости и недосыпа, а Юрка психовал и требовал к себе внимания. Злился, что жена бродит по дому серой тенью, а не нарядной ухоженной женщиной, которой он привык ее видеть. Готовит молочные смеси и кашки, а не ужин из трех блюд. Ну, конечно, еще и отказ от секса сыграл свою роль. Глупый Васильев даже не подумал, что белье в машинку по — прежнему загружает Лиза. Не заметить следы чужой ярко-красной помады на внутренней стороне воротника она бы при всем желании не смогла. Быть может, следовало промолчать, сделать вид, будто не увидела, но Лиза взорвалась. Юрий сначала пытался юлить, но сообразил, что отвертеться не получится, и перешел к мерзким (на взгляд супруги) аргументам, что он — молодой здоровый мужик, у него имеются определенные потребности. О его потребностях жена ничего слушать не желала. Побросала в сумку вещи, схватила сына и сбежала к Татьяне.

Потом последовал развод, тяжелый, выматывающий. Размен квартиры. Лиза хотела гордо уйти только с личными вещами, но Танька вправила ей мозги.

— На улице с ребенком остаться захотела? — возмущенно выговаривала она. — Твоя мать — женщина еще молодая, не сегодня-завтра замуж вновь выйдет, куда ты тогда, дурында, пойдешь? Или станете вчетвером в двушке ютиться?

— Но ведь квартиру нам Юркины родители купили, — робко возражала Лиза. — Я на нее прав не имею.

— Еще чего! — кипятилась подруга. — Чего поглупее придумай! Раз в браке приобрели, значит, твоя доля есть. А твой Димка, между прочим, их единственный внук.

Васильевы-старшие, впрочем, теплых чувств к единственному внуку не питали. Как и к единственному сыну. Они искренне полагали, что дав Юре образование, сыграв свадьбу и подарив молодой семье квартиру, выполнили свой родительский долг. Самоустранились из жизни наследника и вспоминали о его существовании только по праздникам. В отношении к Димке бабушки и дедушки после развода отца и матери ничего не изменилось. Редкие телефонные звонки, поздравления с Днем рождения и подарки три раза в году. Помимо дней рождения, Димыч получал очередную коробку на Новый год и Рождество. Ни о каких походах в гости, в зоопарк или в кино и речи не заходило. Впрочем, Лиза не могла бы сказать, что ее такое отношение не устраивает. Не лезут в их жизнь, не скандалят — и ладно.

С Юркой получилось куда хуже. После развода он быстро нашел себе новую жену, но с ней расстался спустя полгода. Второму разводу предшествовало увольнение, после которого Васильев принялся прикладываться к бутылке. Супруга номер два долго терпеть не стала и выставила муженька за порог, после чего он вспомнил о существовании первой семьи и принялся донимать Лизу звонками.

— Знаешь, Саш, не хочу портить праздник грустными разговорами. Давай лучше о чем-нибудь другом, ладно?

— Хорошо, — покладисто согласился Алтуфьев. — О другом так о другом. Знаешь, ты мне нравилась в школе. Очень нравилась.

От неожиданности Лиза, как раз сделавшая очередной глоток, поперхнулась и закашлялась.

— Ты — что?

— О! Пора открывать шампанское, — бросив взгляд на часы, как ни в чем не бывало, заявил Саша.

В подтверждение его слов блямкнула напоминалка на телефоне. Алтуфьев нажал на кнопку на пульте, загорелся огромный плоский экран.

— Не хочешь переместиться к камину? — непринужденно предложил Саша.

Лиза подумала и кивнула. Было что — то киношное, не из обычной жизни, в том, что бы пить шампанское на шкуре перед камином. Возможно, если бы она выпила меньше, но и не согласилась бы, но сейчас ей так хотелось хотя бы ненадолго почувствовать себя героиней фильма или романа.

— Прошу.

Игристое вино полилось в высокие бокалы. На экране часы отсчитывали последние секунды уходящего года.

— С Новым годом! — провозгласил Саша.

— С новым счастьем! — откликнулась Лиза.

Она осторожно пригубила прохладное острое шипучее вино. Никогда прежде не доводилось ей пробовать настоящего шампанского — она разглядела этикетку с надписью «Дом Периньон». Отхлебнула немножко, подержала во рту и решила, что «Асти» ей все равно нравится больше. Допила залпом и сообщила удивленно вздернувшему брови Алтуфьеву:

— А ты мне тоже нравился!

— Не может быть! — не поверил он. — Это ты только что придумала.

— И зачем бы мне сочинять?

— Ну, не знаю. Чтобы мне обидно не было, например.

Лизе стало смешно.

— А почему тебе должно быть обидно?

— Потому что я был в тебя влюблен, а ты не обращала на меня внимания.

— Обращала!

— Нет!

— Да!

Разговор определенно заворачивал куда — то не туда. Даже в состоянии хмельного веселья Лиза это уловила и спросила:

— Мы о чем вообще спорим?

— А мы спорим? — удивился Алтуфьев.

Поставил свой бокал на пол, наклонился и поцеловал ее. Вот так просто, без предупреждений, долгих переглядываний и ещё какой-либо подготовки. Лиза смущенно пискнула, но запрокинула голову и подалась поближе. И тут зазвонил телефон.

— Не бери трубку, — прервав поцелуй, велел Сашка.

— Не могу, — смущенно ответила Лиза. — Это мама. Если я не отвечу, она разволнуется.

Нехотя встала, побрела к столу и провела пальцем по экрану.

— С Новым годом! — отчетливо выговаривая каждое слово провозгласил Свен. — С новым счастьем!

Мама полагала, что в новом году первый звонок должен быть от мужчины — на удачу. Потому поздравлял Лизу всегда ее муж, после чего передавал трубку жене.

— С Новым годом, дорогая, — защебетала мама. — Как у тебя дела? Димыч здоров? Я вам посылку выслала.

— Спасибо, мам. С Димкой все в порядке. Со мной тоже. Посылку заберем. Вас тоже с Новым годом, — скороговоркой отозвалась Лиза.

— С Татьяной отмечаете? Передавай ей привет. Там для нее тоже подарок придет. У тебя отпуск когда? Я уже соскучилась, не терпится увидеться. Свен тоже спрашивает, когда приедете. Он запланировал для Димки поход в какой-то парк.

Лиза слушала веселый голос матери и не находила сил признаться, что отмечает праздник вовсе не с подругой, а с бывшим одноклассником, которому, как оказалось, она нравилась много-много лет назад. Нет, мама бы ее не осудила, но точно забросала бы вопросами, а ответов у Лизы на них пока что не было.

— Спасибо, мам. Мы приедем, обязательно приедем. Весной, думаю. Целую тебя и Свена.

Из трубки доносилась веселая музыка — мама с мужем встречали праздник в каком-то ресторане. Как и многие шведы, Свен считал основным зимним праздником уже прошедшее католическое Рождество — вот его отмечали непременно дома, собирая всю семью: дочь Свена от первого брака, зять, сын с невесткой, многочисленные внуки. Второй муж матери не раз сокрушался, что Лиза и Димка никак не присоединятся к большому дружному семейству за праздничным столом. Но что поделать, если отпуск выдавался либо весной, либо осенью? Даже летом начальник отправил Лизу отдыхать всего один раз, в первый последекретный год.

Мама все рассказывала, как у них со Свеном дела, делилась подробностями из жизни новой семьи, задавала вопросы. Лиза машинально отвечала, но ни одно слово из сказанного мамой в ее памяти не задержалось. Распрощавшись и положив телефон, она замерла в нерешительности у стола. Что делать? Вернуться к камину — и к Сашке? Ей хотелось, очень хотелось, но она опять испугалась. Боялась, что будет выглядеть глупо, что Саша захочет продолжения, что он этого самого продолжения не захочет… Она передвигала по скатерти тарелки и никак не могла заставить себя даже повернуться к Алтуфьеву. Если бы он хоть немного помог ей, хотя бы окликнул! Но Сашка молчал, и только Барни радостно поскуливал, вертелся у ног, бросал жадные взгляды на тушку гуся, лишившуюся ножек.