Мой муж, мой сталкер

Глава 3

Эван

Месяц спустя

Я недооценил, насколько это будет непросто.

Притворяться, что то, что я чувствую к Джоли, — это нормально.

Я готовлюсь к «работе», стою у кухонной стойки в галстуке, которым когда-то задушил человека до смерти, потягиваю кофе и изо всех сил пытаюсь оставаться неподвижным. Чтобы выглядеть как обычный муж. Это мой утренний процесс, пока она принимает душ и одевается, так мило напевая себе под нос. Я стою здесь и борюсь с ослепляющим желанием ворваться в нашу спальню, прижать ее к себе и трахнуть снова. Снова. Снова. Даже несмотря на то, что сегодня утром она уже была у меня дважды. В первый раз она стояла на четвереньках в постели. Второй раз на краю раковины в ванной.

Мой член задушен в моих брюках, умоляя, чтобы его выпустили.

Но я должен контролировать свою страсть к ней. Я должен держать это в узде, насколько это возможно, чтобы она могла поверить, что я ее нормальный муж. Это то, о чем она просила. Это то, что ей нужно.

И это работает на нее, эта нормальность.

В дополнение к ее собственной силе, нашему распорядку дня, поддержке того, что дома есть кто-то, кто ее любит… это часть того, что ее исцеляет.

Так что я буду придерживаться прежнего курса.

На следующий день после того, как мы провели нашу первую ночь вместе, я потихоньку начал переезжать к ней. Я оставлял ботинки в ее прихожей, мою зубную щетку в шкафчике. Рубашку в ее прачечной.

Я трахал ее каждую ночь. Пристрастил нас обоих.

Боже, мы так сильно зависимы.

Привилегия называть ее своей женой только усиливает постоянную боль. Я смог подождать целых две недели, прежде чем попросить Джоли стать моей женой, подарив ей бриллиант, окруженный желтыми топазами, которые напоминают мне о ее глазах. Мое здравомыслие зависело от того, скажет ли она «да», и она согласилась. Она так и сделала, со слезами на глазах бросившись в мои объятия, и я едва мог поверить в свою удачу.

Это случилось.

Я нашел своего ангела и сделал ее своей.

Теперь я должен оставить ее у себя. В безопасности. Счастливой. Не тронутой никем, кроме меня.

Навсегда.

Мои руки сжимают край кухонной столешницы, когда я слышу отчетливое скольжение ее трусиков, поднимающихся по бедрам, скрывая киску, которую я жажду шестьдесят минут из каждого часа. Если я достаточно сконцентрируюсь, клянусь, я могу услышать ее сердцебиение из другой комнаты. Мой пульс бьется в том же ритме, с той же скоростью.

Джоли вплывает на кухню, ее лицо сияет, раскраснелось и выглядит великолепно.

На ней штаны для йоги и облегающая футболка, подчеркивающая ее великолепные сиськи.

Я чуть не ломаю стол, усилив хватку.

— Доброе утро. — Она прикусывает губу и наклоняет голову. — Еще раз.

— Доброе утро. — Я приказываю себе отступить и воздержаться от поцелуя. Это больно, но иначе ни один из нас никогда не выйдет за дверь. — Приготовил твой тост с сыром, — говорю я, трижды проверяя свою работу, затем протягиваю ей тарелку.

Моя жена делает небольшой вдох.

— Спасибо.

Если бы она знала, кто я такой, если бы она знала, что я лгу, любила бы она меня?

Попытается ли она уйти?

Эти страхи постоянно отдаются эхом внутри меня. Вероятно, так будет всегда.

Они могут свести меня с ума еще больше, чем я уже есть.

Джоли прислоняется спиной к стойке и откусывает кусочек своего любимого завтрака. Мультизерновой тост с ломтиком чеддера сверху.

— Мммм. — Она сглатывает, улыбаясь мне, пока я завороженно смотрю на ее горло. — Это всегда вкуснее, когда ты это готовишь.

— Ты не знала, что вышла замуж за кулинарного мастера, не так ли? — говорю я с невозмутимым видом. — Тост. Зерновой. С одним кусочком сыра. Еще я могу разложить мороженое по вазочкам. Нет ничего, что я не мог бы сделать.

Ее хихиканье заставляет мое сердце биться быстрее.

— Я люблю готовить, так что ты в безопасности. Кроме того, ты убиваешь пауков. Это то, что действительно имеет значение.

Я убиваю гораздо больше, чем пауков, дорогая.

Например, человека, который похитил тебя.

Хорошо иметь контакты внутри тюрьмы.

Я не всегда был убийцей. Я рос относительно нормально в пригороде, хотя у меня было не так много друзей. Отношения с людьми никогда не были естественными. Мой интерес к книгам о военной истории и войне привел меня к тому, что я пошел в армию после окончания средней школы, и там… там меня научили убивать. Как разделять и выполнять это без эмоций. Когда моя служба закончилась, и я оказался в безвыходном положении, я вернулся к тому, что знал. Вот так просто.

Теперь она — это все, что я хочу знать. Все, что я хочу изучать.

Я продолжаю выполнять работу, но мои мысли всегда здесь и сейчас. Сосредоточены на ней.

— Готова к сегодняшнему дню? — спрашиваю я Джоли.

Она сглатывает с еще большим усилием, ее хорошее настроение тускнеет.

— Я не знаю. Может быть, я могла бы отложить это до завтра?

Нервная дрожь в ее голосе вызывает мучительный спазм в моей груди. Чего бы я только не отдал, чтобы избавить ее от болезненных воспоминаний. Раздавил бы их, как жуков. Но я не могу этого сделать. Так что я могу только сделать все, что в моих силах, чтобы показать Джоли, какая она сильная. Было бы легко защищать ее самому до конца ее жизни — и это мой инстинкт. Я хочу заключить ее в свои объятия, спрятать подальше, оставить в тени, где ей будет удобно. Но она способна на большее. Ей нужно больше от самой себя, чтобы быть счастливой. Делать ее счастливой — моя работа, но за первый месяц нашей совместной жизни я понял, что мы должны делиться этой работой, независимо от того, тяжело мне это или нет.

— В классе самообороны только женщины. Этому тоже учит женщина. Это хорошо освещенная студия.

Джоли кивает. Ничего не говорит.

— Ты можешь это сделать, ангельские глазки. Я знаю, что ты можешь. — Я протягиваю руку и провожу рукой по ее конскому хвосту. — Я с тобой. Я лишь на расстоянии одного телефонного звонка.

— Хорошо.

Я буду в конце квартала.

Но ей не нужно это знать.

— Думаю, если все пойдет ужасно, мой сеанс терапии после этого поможет сгладить ситуацию. — Она отрывается от прилавка и поворачивается, глядя на часы на плите. Ее глаза расширяются. — Крис! Ты опоздаешь на работу.

Я вздрагиваю.

— Черт. — Я поправляю узел своего галстука. — Хорошо, что я хороший работник, иначе они бы никогда не стали меня терпеть.

— Ты стоишь того, чтобы подождать. — Она откладывает остатки тоста и протягивает руки для объятий. — Увидимся вечером.

Я паникую.

Если я обниму Джоли, то прижму ее спиной к кухонному прилавку. Сорву эти тонкие, обтягивающие задницу штаны с ее ног. И буду вколачивать в нее свой член, пока она не начнет кричать… и она никогда не попадет на урок самообороны. Или на ее сеанс психотерапии после этого. Но тот факт, что я страховой агент, станет еще более нереалистичным, если я не буду придерживаться графика.

Но я не могу оставить ее в подвешенном состоянии.

Она уже начинает странно смотреть на меня из-за того, что я колеблюсь.

Я прикусываю язык так сильно, как только могу, и притягиваю ее ближе, прижимаясь щекой к ее макушке. И тут же зверь внутри меня воет, мой член протестует против того, что он застрял в моих штанах. Ее легкий аромат плывет вверх, и я опускаю нос к изгибу ее шеи, резко вдыхая, мои руки зарываются в ее волосы, запутывая ее конский хвост. Я не могу сдержать навязчивую идею, когда мы прикасаемся друг к другу. Мой контроль ослабевает.

Мои бедра прижимают ее к стойке. Я опускаю колени и трусь о ее киску, заставляя ее хныкать, ее соски превращаются в маленькие камушки под футболкой.

Остановись. Мне нужно остановиться.

Я ее муж, тот, кто делает то, что лучше для нее, и самое лучшее — продолжать притворяться нормальным мужчиной. Не одержимым преследователем. Не наемным убийцей. Просто старый добрый Кристофер. Самое лучшее для нее — научиться защищаться. Не потому, что в этом когда-нибудь возникнет необходимость, а потому, что это вернет ей уверенность, которую она потеряла.

Ее еженедельный сеанс терапии также является обязательным.

Так я узнаю, что происходит у нее в голове, и компенсирую это.

Ты должен отступить.

Я прижимаю свои оскаленные зубы к ее уху.

— Что бы ни случилось сегодня, помни, что твой муж собирается трахнуть тебя сегодня так грязно и сильно, что у тебя неделю будут дрожать ноги.

Джоли стонет, ее пальцы цепляются за мой ремень, но я отстраняюсь, прежде чем она успевает расстегнуть его, рискуя поцеловать ее в идеальный рот, чтобы облегчить боль от расставания.

— Я люблю тебя, — говорю я, пристально глядя ей в глаза.

— Я тоже тебя люблю, — шепчет она.

С силой воли сорока мужчин я поворачиваюсь и выхожу за дверь.

Затем я довожу свою машину до конца квартала и жду, пока она уедет, чтобы я мог последовать за ней.

Когда я нашел уроки самообороны для Джоли, я не предлагал ей их до тех пор, пока студия не была тщательно проверена. Я пошел ночью и проверил замки. Просмотрел личные дела каждого сотрудника, поискал их в Интернете, чтобы убедиться, что они не прячут ненормальных бойфрендов или темное прошлое.

Студия безупречно чиста. Настолько близка к тому, чтобы быть достойной ее, насколько это вообще возможно.

Я также установил камеру и микрофон в углу комнаты, чтобы следить за каждой секундой. Это то, что я делаю. Я выслеживаю своего идеального ангела-жену.

У меня нет рабочего графика с восьми до пяти, зарплаты или страховки. Мои деньги зарабатываются ночью, с помощью пистолета, пока она крепко спит, измученная занятиями любовью.

Когда Джоли впервые стала моей, она не очень часто выходила из дома. Только для терапии. Постепенно она начала ходить в магазин, покупать одежду, гулять по пляжу. И вот я тоже начал делать эти вещи. Она просто не могла меня видеть.

Если бы я попытался объяснить эту жгучую потребность наблюдать за Джоли каждую секунду дня, это прозвучало бы как безумие. Может быть, так оно и есть. Я не из тех мужчин, которые могут просто уйти на работу и оставить безопасность своей жены на волю случая. Я знаю больше, чем кто-либо другой, насколько опасным может быть этот мир — я одна из опасностей. Однажды ее похитили. Это больше не повторится.

Другие мужчины не приближаются к ней без последствий.

Это случалось один или два раза, и я справлялся с ситуацией.

И это обязательно повторится, потому что она не только чертовски красива, внутри нее есть свет, который светится так ярко, что люди не могут удержаться от желания приблизиться к теплу.

Вот почему я отказываюсь пропустить ни одной секунды ее дня. Я задерживаю дыхание каждый раз, когда она улыбается, я стону, когда она незаметно поправляет лифчик, я ловлю каждое слово, которое слетает с ее губ во время терапии. Мой член тверд весь день, пока я скучаю по ней, нуждаюсь в ней, думаю о ней.

Теперь я сижу в своей машине дальше по улице после ее занятий по самообороне, наблюдая по телефону, как ее вызывают в переднюю часть комнаты. Ее руки спрятаны в рукавах толстовки, поза неуверенная. Но она выходит вперед и встает в оборонительную стойку, как было указано. Большую часть урока она стояла в стороне и наблюдала, но теперь она выполняет движения, которым их учили, и ударяет инструктора.