Завтрак для фанатки

* * *

Следующий день пролетел просто незаметно. Теперь, когда до моего отъезда оставались считаные дни, они все летели слишком быстро. А мне хотелось все же наладить отношения с Джонатаном, может быть, попросить у него прощения, если я его чем-то обидела, прояснить все с Томом, который мог надеяться на что-то большее, и провести время с Лиззи, которая незаметно стала очень близка.

Я чувствовала тоску, сейчас, заранее, я уже ощущала эту грусть по городу туманов, по этой дружной семье, по неугомонной Лиззи и великолепному Коулу-младшему, которого я не видела со вчерашнего вечера, когда он нам с Томом так недобро пожелал отличного вечера.

Часы показывали восемь после полудня, когда, сидя в кухне с Клер и диктуя ей рецепт варенья из одуванчиков, мы услышали, как открылась дверь в дом. Я почему-то занервничала перед встречей с ним, а я точно знала, что это пришел Натан.

– Итак, промыть все в воде, – повторяла за мной мама Джонатана, записывая в тоненькую тетрадь рецепт.

– Всем привет, – прервал ее Нат. Он прошел в кухню, не раздеваясь, в обуви, занося с собой в дом запах морозного и сырого воздуха. – Мам, у нас есть молоко?

– Привет, сынок, – ответила Клер, оторвавшись от записей и поправив очки. – Сначала разденься, а потом будет молоко.

– Привет, – прочистив горло, произнесла я. Он мотнул мне головой и исчез в холле.

Внутри все потеплело только от одного его приветливого взгляда. Как там говорят: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Соглашусь, мне хватает одного его взгляда, чтобы чувствовать себя лучше.

– Стася, что дальше? – невозмутимо спрашивала Клер, возвращая из мира грез.

– Дальше… дальше нужно добавить лимонную кислоту, – продолжала я диктовать.

Джонатан вновь появился в кухне. Волосы приглажены гелем, лицо гладко выбрито, рукава рубашки закатаны по локоть. Мне определенно нравились его жилистые руки, покрытые порослью. Он загреб пятерней челку и взлохматил укладку. Я улыбнулась.

– Так. Что дальше? – требовала Клер. – Не отвлекайся, дорогая.

– Да-да… – промямлила я.

Натан улыбнулся, и я, опустив глаза в телефон, где был присланный мамой рецепт, стала продолжать диктовать его миссис Коул.

– Мам, а где молоко? – удивленно спросил Натан, открывая холодильник.

– Обычно оно на нижней полке, – уточнила миссис Коул. – Посмотри повнимательнее.

Я усмехнулась. Джонатан достал бутылку с молоком и стал искать стакан, открывая все шкафы сверху.

– А стакан?

– Нат, сынок, ты нас отвлекаешь. Стаканы на верхней полке справа, – укоризненно произнесла она.

– А рогалики?

– Рогаликов нет. Пожалуйста, больше…

– Как нет? Но…

– Приходил Том, и мы пили чай, Натан. И…

Она не успела договорить, когда пластиковая бутылка с шумом опустилась на столешницу рядом с варочной панелью, а Джонатан, развернувшись к нам лицом и сложив руки на груди, вдруг сказал:

– Все, с меня хватит.

– Что ты имеешь в виду, дорогой? – забеспокоилась Клер и сняла очки.

– Мама, – вздохнул он, – ты скормила Тому мои рогалики?

– Да, Джонатан. Я угостила твоего друга и не купила свежих. Что в этом такого? – возмущенно спросила она.

– Да то, что раньше ты никогда так не поступала.

Я заерзала на стуле – никогда не любила такие ситуации, эта сцена точно не предназначалась для меня. Но я наивно ошибалась.

– Раньше? – удивилась Клер. – Когда это раньше?

– Тогда, когда ты не сшибла машиной свою русскую подружку.

Я вжалась в стул. «Русскую подружку»? В груди что-то дрогнуло и застыло, а потом сдавило так, что я с трудом заглотнула воздух.

– Джонатан, что ты такое говоришь? – возмутилась Клер и посмотрела на меня. Я опустила глаза, разглядывая что-то в телефоне, хотя ничего не видела.

– Да вы просто все с ума сошли после ее появления в доме. – Он даже повысил голос, что случалось крайне редко. Я внутренне вся сжалась, хотя казаться еще меньше, чем я была сейчас, уже не могла.

Коул подошел ближе и, уперев руки в стол, завершил монолог, стоя напротив меня:

– Лиззи все время с ней пропадает в магазинах и галереях, ты заботишься о ней, как о своей младшей дочке. А Том… У Тома вообще крышу снесло. Через каждое слово ее имя проскальзывает. Я приехал домой после того, как не был здесь почти два года, и мне даже молока не нальют в стакан! Не говоря про рогалики!

Я с вызовом посмотрела на него, чтобы только прекратить эту браваду, но его взгляд был еще красноречивее.

– Да что ты такое говоришь?! Неужели ты не понимаешь, что ты обижаешь Стасю?

Меня обдало холодом, потом вдруг бросило в жар, а потом… Потом я встала и сказала, глядя в его недоумевающие глаза:

– Он прав. Я слишком надолго здесь задержалась…

– Да что ты? – с клоунской гримасой бросил Коул.

– Джонатан, замолчи! – приказала Клер.

В кухне появился Ричард.

– Что происходит? – обеспокоенно спросил он.

– Ничего не происходит, – ответила я. – Просто…

Я больше не могла сдерживать подступивших слез. Задев стул и уронив его, я бросилась в комнату, забежала в свое убежище и захлопнула дверь. Прижалась спиной к ней и расплакалась, проклиная свою тоску по этому дому и этим людям. Все вставало на свои места. Жизнь была и будет всегда той еще стервой, которая никогда не дает спуска. Только ты расслабишься, она уже ждет за углом, чтобы поставить новую подножку, и еще случая, чтобы злорадно пнуть тебя после падения посильнее.

Мне было жалко себя… Я плакала, растирая слезы по щекам, решая в голове простые уравнения, подкинутые Вселенной.

В дверь постучали.

– Детка, открой мне, пожалуйста, – это была Клер. – Джонатан сам не понимает, что говорит.

Я встала с пола и вытащила из-под кровати чемодан.

– Дорогая, я сама не знаю, что с ним происходит, что это за детская ревность такая.

Я открыла шкаф и стала снимать с вешалки одежду.

– Стася, он сейчас же извинится перед тобой.

Я вытащила вещи из комода и тоже отправила их в чемодан.

– Милая, открой, мне неудобно разговаривать с тобой через дверь.

Я застегнула чемодан и открыла ей дверь.

– Стася… – Клер растерялась, увидев чемодан. – Что ты делаешь?

Я стерла последние слезы и ответила:

– Собираю вещи.

– Зачем? Ведь твой самолет только через два дня.

– Я сдам билеты и улечу сегодня.

– Милая… – Она обняла меня за плечи, потом развернула к себе и прижала к груди. – Подумай, что ты делаешь?

– Клер. Не надо меня уговаривать. Я все решила.

– Натан просто глупый мальчишка, – снисходительно бросила Клер.

– Мальчишка?! Клер, ему скоро двадцать четыре. Вы считаете, что он все еще маленький мальчик? – возмутилась я.

– Он попросит у тебя прощения, – спокойно говорила она. – Он просто устал. И это на него совсем не похоже.

– Нет, Клер, – я замотала головой. – Я не могу здесь оставаться. Это ваш дом, ваш сын. А я ворвалась…

Я высвободилась из ее рук и направилась в туалетную комнату за косметичкой. Пока я собирала свои пузырьки, у меня за спиной появился Коул.

– Ты… Ты что, действительно сейчас уедешь? – неуверенно спросил он.

Я завязала волосы в хвост и повернулась к нему, вложив в свой взгляд все чувства, которые меня сейчас переполняли.

– Пожалуйста, не уезжай. Я… Я…

– Что… ты?! – с вызовом произнесла я.

– Я…

– Ты самовлюбленный эгоист! Том был прав! – выпалила я.

– Ах, Том! Да, беги к Тому, беги и пожалуйся на меня! – в ответ выкрикнул он.

– А ты поезжай к Скарлетт и расскажи, что ты на самом деле чувствуешь рядом с ней! А не приходи к одиноким девушкам в спальню с разговорами!

Толкнув его плечом, я вышла из ванной комнаты. Клер наблюдала за нами в проеме комнаты.

– Ты психованная дура! – крикнул он вслед.

– А ты идиот! – ответила я.

Сложив все, что оставалось, в карманы чемодана и еще раз оглядев комнату, я направилась в холл, отбивая чемоданом марш «Прощание славянки» по ступенькам этого дома.

Я, конечно, понимала, что поступаю глупо и мне придется искать ночлег, если я не смогу поменять билет. Но тот поезд, тот товарняк, который подтолкнул Коул, уже начал движение, и его уже никто не смог бы остановить.

– Стася! – Джонатан подлетел ко мне, перепрыгивая через две ступени. – Сейчас поздно, куда ты поедешь?

– Оставь меня! – Я выдернула руку из его хватки. – Я еду в аэропорт. Goodbye, London!

Он схватил меня за плечи и слегка встряхнул.

– Прекрати! Что ты творишь? – Теперь ему, кажется, уже не было так обидно за рогалики, что-то такое неуловимое мелькало у него во взгляде, но я, к сожалению, пребывая в дикой ярости, не могла разглядеть, что это.

Поэтому, вырвавшись, сквозь слезы только и смогла сказать:

– Отпусти меня! Я тебя ненавижу!

Последние слова подействовали на нас обоих, я испугалась, а Натан выглядел потрясенным. Сделав шаг назад, он опустил глаза, потом посмотрел еще раз на меня, желваки на его лице пришли в движение, губы вытянулись в узкую полоску, а подбородок выдался вперед, скулы заострились. Сглотнув, он с трудом произнес:

– Спасибо… Это отрезвляет лучше, чем сравнение с унитазом…

– Не за что! – все еще бурно реагируя, рявкнула я, натянула шапку, пуховик, намотала шарф, открыла дверь, но остановилась, повернулась к лестнице. – Простите, Клер, – выдохнув, выдавила я. – Простите.

Потом взяла чемодан, сумочку и шагнула на воздух, прочь из дома Коулов.