Песня Цикад

* * *

Прошлой ночью перед сном я слушала цикад. Их навязчивая песня гудела и жужжала в открытом окне в холодном порыве позднего сентябрьского воздуха. Пара сверчков пытались подпевать этому нервирующему припеву, но сверчкам никого не удавалось обмануть. Их скудное щебетание не шло ни в какое сравнение с вечным гулом оперы цикад. Пока я тихо лежала в темноте, песня цикад мутировала и превращалась в отдельные голоса. Голоса шептали: "Убей ее, Анна. Убей ее. Убей свою сестру Сэди". Я была шокирована этим убийственным предложением, но я громко рассмеялась. Это был момент, который, как я предсказывала, когда-нибудь наступит; я окончательно сошла с ума. Честно говоря, Сэди была эгоцентричной, ленивой сучкой, и ее вера в то, что все на планете ей что-то должны, раздражала, но убивать ее казалось немного экстремальным. И, в конце концов, она была моей сестрой.

Осознание того, что я потеряла голову, странно успокаивало. Как будто с моих плеч сняли тяжкий груз. Если бы я действительно была сумасшедшей, это не только объяснило бы, почему я слышала голоса насекомых, которые говорили мне убить Сэди, но и почему я соглашалась с ними. Мне было интересно, проходят ли серийные убийцы через подобный мыслительный процесс, когда планируют кого-то укокошить. Сомневался ли Сын Сэма в том, что соседская собака велела ему пойти на убийство? Сомневался ли Альберт Фиш в "Самом Господе", когда получал божественные послания об убийстве и поедании детей? Задумался ли Чарльз Мэнсон: "А может, я просто сумасшедший?", когда послал свою семью зверски убить Шэрон Тейт и ее друзей? Колебались они или нет, но они следовали своему призванию. Я так же задавалась вопросом, каким серийным убийцей буду я. Буду ли я организованным серийным убийцей, планирующим каждую деталь, вплоть до избавления от тела? Или же я буду неорганизованным серийным убийцей, совершающим убийства в самый ответственный момент, исходя из своих непредсказуемых перепадов настроения? Только время покажет, но, учитывая мой тип личности, я определенно была расчетливым злодеем.

Сэди была на два года младше меня, и мы жили в одной небольшой квартире с двумя спальнями. Возможно, она была самой худшей соседкой на свете. В то время как я занималась всеми домашними делами — закупкой продуктов, готовкой, уборкой и оплатой счетов, — она монополизировала телевизор, съедала все мои закуски, одалживала мою одежду без спроса, крала деньги из моего кошелька, чтобы купить травку, расхаживала полуголой, демонстрируя свою увеличивающуюся в геометрической прогрессии задницу, и приводила домой пьяных незнакомцев, чтобы трахаться, по крайней мере, раз в неделю. Только на прошлой неделе она ввалилась в квартиру, пропахшая травкой, с каким-то бородатым придурком в бейсбольной кепке.

Я заснула на диване, смотря телевизор, и меня разбудил смех Сэди, споткнувшейся о собственные ноги.

— Эй, а ты чего еще не спишь?

Сэди лежала на полу.

— С тобой все в порядке? — спросила я.

Сэнди фыркнула.

— Сэди, мы уже говорили о том, что ты приводишь домой незнакомцев. Это опасно.

— Нет, ты говорила об этом, а я решила тебя игнорировать.

— Так не пойдет, это я плачу за квартиру и большинство счетов, поэтому я могу устанавливать правила. Правило nъmero uno (номер один) — не приводить домой незнакомцев из бара, особенно в будний вечер, когда на следующий день нужно работать.

— Завтра мне не нужно работать!

— Ты записал в календаре свои часы на завтра, значит, завтра ты работаешь.

— Неа, не хочу.

— В смысле? Почему ты не работаешь завтра?

— Потому что я вчера уволился с работы.

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать тот факт, что Сэди уволилась с третьей работы за шесть месяцев. Затем я вышла из себя.

— Что, блядь, с тобой не так?

— Что со мной не так? Что, блядь, с тобой не так?

Бородатый осел заговорил.

— Послушайте, дамы, если вы двое хотите устроить домашний спор, я просто пойду домой.

Я только сейчас повернула голову и заметила что все это время он стоял в дверном проходе, прислонившись к косяку и ковырялся зубочисткой в зубах.

Сэди вскинула голову и направила свой гнев на него.

— Заткнись, Дилан!

— Я Джейк.

— Неважно. Иди потусуйся в моей спальне. Я буду там через минуту. — Она указала на дверь с надписью "ПРИНЦЕССА", написанную розовыми неровными буквами.

Не говоря больше ни слова, Джейк шаркающей походкой пересек гостиную, открыл дверь и закрыл ее за собой.

— Какую часть фразы "не приводи незнакомцев домой из бара" ты не понимаешь?

— Ту часть, где мне все по барабану.

Пошатываясь Сэди прошла мимо меня и скрылась в своей комнате.

Я была слишком зла, чтобы спать, но было уже поздно, и мне нужно было рано вставать, чтобы идти на работу. Особенно теперь, когда только у меня снова была работа. Я проглотила свое разочарование, прокляла Сэди под нос и легла спать. Некоторое время я ворочалась и ворочалась, но в конце концов заснула.

Примерно через час я проснулась от того, что Сэди кричала:

— Трахни меня сильнее, Дилан. О, да! Не останавливайся! ДА!

Я должна была разозлиться, но я начала смеяться, когда трахальщик Сэди сказал:

— В последний раз говорю, меня зовут Джейк!

После той ночи Джейка больше не приглашали в квартиру.

* * *

Нравится мне это или нет, но я была ангелом-хранителем моей сестры — неблагодарная работа, которую родители взвалили на меня, когда устали заботиться о ней после моего отъезда в колледж. Однажды в выходные, когда я была за городом и планировала дальнейшую жизнь, мои родители приняли ответственное решение, и в следующее мгновение я узнала, что воспитываю двадцатидвухлетнего малыша.

Когда я запротестовала, они объяснили, что она больше не может жить в их доме. Поскольку моя сестра категорически отказывалась брать на себя ответственность за уход и содержание себя, не считая того, что раз в месяц ей нужно подтирать... подбородок, ей пора было покинуть гнездо. И ей некуда было идти. Сэди не была моим любимым человеком, но я не могла жить с собой, если бы она была бездомной.

Я согласилась взять ее к себе при двух условиях: во-первых, ей нужно найти работу и помогать в ведении домашнего хозяйства, а во-вторых, она либо запишется на занятия в одну из местных художественных школ, либо найдет другое применение своей творческой энергии. Это было два года назад. За это время она успела найти работу, уволиться, найти другую работу, уволиться, найти еще одну работу, и вот теперь она ищет работу номер четыре. Единственным выходом для творческой энергии у нее был переключатель каналов и злобное чувство юмора, которое она направляла на звезд реалити-шоу, кривляющихся на экране. Иногда она плохо целилась, промахивалась мимо телевизора, и ее недобрые слова попадали в меня. Иногда она могла быть очень злой. Конечно, никто никогда не верил мне, когда я говорила, какой противной она может быть. Она одурачила всех своим веселым личиком и милым детским голоском. Она научилась этому у мамы, королевы злобных стерв. Она любит изображать, кота с большими и грустными глазами, когда встречает кого-то нового, но без проблем показывает мне свое истинное лицо.

Не было ничего более тошнотворного, чем наблюдать, как мама и Сэди сидят и осуждают всех в мире, в котором ни у кого из них не хватило смелости принять личное участие. У них было много мнений о людях, местах и вещах, которые ни один из них никогда не испытает на собственном опыте. Помимо того, что они говорили гадости о соседях и коллегах, одним из любимых занятий матери и дочери было высмеивать и критиковать меня, мальчика, точнее девочку для битья в семье и предмет каждой ненаправленной шутки, вызванной враждебностью. Я прикусывала язык и выслушивала их злобные слова и обвинения в том, почему я до сих пор не нашла себе мужчину. Как будто я когда-нибудь приведу кого-нибудь домой, чтобы встретиться с этими двумя злобными гарпиями. Ни у кого не будет шансов, если они будут совать свой нос в их жизнь, в нашу жизнь. Кроме того, после того, как я застала Сэди делающую минет моему парню за день до выпускного, я не доверяла ей настолько, чтобы приводить домой кого-либо, кто мне нравился.

Цикады продолжали жужжать за моим окном. Они говорили мне, что я никогда не буду счастлива, пока моя сестра не уйдет из жизни. Возможно, они были правы. Насекомые напоминали мне, что она спит, всего в нескольких футах от меня, в коридоре моей спальни. Все было просто. Вылезти из-под простыней, на цыпочках прокрасться по коридору и задушить ее розовой подушкой принцессы. Я представила себя стоящей над ней, с жестким ватным оружием и суровым лицом, пока она пытается освободиться от захватывающего дух переживания того, что ее жизнь оборвалась.

* * *

Я дрожала от удовольствия, представляя себе смерть Сэди. Я представила маму на похоронах, закутанную в свою шубку, крокодиловы слезы падали из ее глаз, когда она имитировала эмоции, которых у нее не было. Папа тоже был там, он выглядел озабоченным, ожидая поминок моей сестры, чтобы утопить свое беспокойство в выпивке. Хотя фантазия наполняла меня чувством тошноты, я хихикала при мысли о том, что буду единственным членом семьи, у которого хватит ума произнести надгробную речь Сэди. Наконец-то последнее слово будет за мной.

Голоса цикад становились все настойчивее; насекомые нетерпеливо ждали, когда я выполню их просьбу. Я старалась не обращать внимания на безумный стрекот, но он становился только громче и громче. Я перевернулась на спину, зажмурила глаза и попыталась заснуть. Я даже попыталась напевать поп-песню, чтобы заглушить увертюру насекомых, которая больше походила на гипнотический белый шум, издаваемый колеблющимся вентилятором.

Убей Сэди, убей Сэди, убей Сэди!

Я должно быть, сошла с ума. Нормальные люди не слышали призывов убить своих братьев и сестер в брачных криках местных диких животных или насекомых, какими бы надоедливыми и злыми они ни были. Часы на моем комоде мигнули зеленым 11:37. Я слушала цикад уже около часа. Время летит незаметно, когда ты теряешь рассудок.

Вскоре после полуночи я оказалась у изножья кровати Сэди. Убить Сэди оказалось гораздо проще, чем я ожидала. В ушах звенело от все более громкого пения цикад. Я хотела, чтобы шум прекратился. Я хотела просто поспать. Единственным способом утихомирить жуков и освободиться от ответственности было подчиниться им.

Сэди так и не узнала, что ее ударило — статуэтка Девы Марии, которую наши бабушка и дедушка подарили ей после первого причастия. Мраморное основание ударилось о голову Сэди с приятным, тяжелым стуком и обнажило ее череп через глубокую красную рану. Кровь брызнула мне в глаза и на мгновение ослепила меня. Мне никогда не приходило в голову, насколько сильно может кровоточить чей-то скальп. Так много крови. К такому я не была готова! Острый медный запах забрался мне в нос и в горло, вызывая рвотный рефлекс. Когда меня вырвало в розовую пластиковую корзину для мусора Сэди, я завернула ее безжизненную тушку, как буррито, в розовые простыни. Расстелив одеяло на ковре, я скатила ее с матраса на пол.