Избави нас от зла

«О, если б мог я химией одной
Осеменить душевный свой настрой,
Одним движеньем все переменить
И в матке химии преобразить!
Я б девять месяцев томился в ней,
Я б возродился, стал бы веселей». Граф Рочестер. «Желание»

— Я долго, очень долго стоял не шелохнувшись. Крик краснокожего продолжал, казалось, эхом отдаваться в моих мыслях. Внезапно я ощутил руку на своем плече и стремительно обернулся. Воображение нарисовало мне оказавшихся рядом родителей: улыбавшуюся и протягивавшую ко мне руки мать, отца, такого же внушительного и серьезного, каким он всегда был. Потом пошел снег, и, как только первый порыв ветра бросил мне в лицо горсть снежных хлопьев, видение исчезло. Я пошел вперед, в том направлении, где они стояли, но там, конечно, никого не было. Я продолжал идти, ориентируясь по грохоту водопада, а потом миновал его и пошел туда, где сквозь пургу мне виделась гряда скал.

Действие крови краснокожего вскоре стало ослабевать, и под вой ветра вернулись мои бредовые видения. Я воображал, что слышу пульсацию в ушах, сначала очень слабую, потом усилившуюся, напоминавшую биение крохотного сердца, которое становилось все громче и громче, пока я не перестал слышать даже шум бури. Это биение почти лишило меня слуха, и я рухнул в снег, громко закричав. Стук в ушах сразу же прекратился, и я огляделся. Было темно. Я понял, что мне суждено умереть, потому что краснокожий забрал с собой наши одеяла, оставив мне только тыкву-горлянку с каким-то крепким отваром и два мешка с едой. На что мне было надеяться в таком месте и на таком холоде? Но я продолжал брести вперед, ожидая возобновления сокрушительных ударов в животе.

Я шел всю ночь и не слышал ничего, кроме воя метели. Но — странное дело! — я не валился с ног, продолжая идти, словно подгоняемый ветром, как будто все мое существо стало бестелесным духом, а ноги двигались сами, попеременно превращаясь в быстрые порывы воздуха. Забрезжил рассвет. Тени на снегу растаяли; все вокруг казалось сделанным изо льда золотисто-голубого цвета. Я обернулся на восток, чтобы взглянуть на встававшее солнце. До этой минуты меня не покидала мысль, что оно не взойдет для меня никогда. Внезапно мне показалось, что в поле зрения попала двигавшаяся точка. Я прищурился и еще немного повернул голову. Точка становилась все больше, и, вглядевшись пристальнее, я увидел, что она движется по моим следам на снегу. Первой моей мыслью было то, что краснокожий шагает за мной по пятам — ведь он мог передумать и вернуться. Приближавшаяся фигура была одета в меха, какие носили аборигены, в волосах были перья, лицо ярко раскрашено. Но когда расстояние между нами уменьшилось, я заметил, что взгляд его глаз был ярче любого, какой мне приходилось встречать прежде. Глаза горели подобно алмазам, а лицо, хотя и без единой морщины, казалось необыкновенно старым. По всему моему телу пробежала дрожь удовольствия, и я вспомнил, милорд, видение Странствующего Еврея, с которым встречался Паша. Я понял, что это тот же самый человек, что мне явилось то же самое существо. Еще когда он подходил ко мне, моя боль начала стихать, а потом я почувствовал, что она исчезла вовсе. Я готов был броситься ему навстречу, даже закричать, но как будто совершенно окаменел. Однако Странник продолжал идти, не замедляя шаг. Я наблюдал за ним, но он вдруг пропал, и я снова обрел способность двигаться. Я побежал по снегу, но там, где он был, не осталось даже следов его ног. Я огляделся. По одну сторону от меня раскинулось озеро, по другую были утесы, но ни на глади озера, ни на скалах не было заметно никакого движения. Я споткнулся и вскрикнул, но мне ответило только насмешливое печальное эхо. А потом, совершенно неожиданно, я увидел его — лицо старика.

Как и в моих снах, это был контур выпиравшей из склона горы. Я пошел вперед, и лицо, казалось, исчезло. Тогда я вернулся на то место, где споткнулся, и лицо появилось снова. Я прижал руки к животу, потом поднял их. Они были выпачканы густой кровью и ярко блестели.

— И что теперь? — закричал я. — Где вы?

Никакого ответа. А потом, очень приглушенно, я услыхал стук сердца — крохотного, беспощадного, колотившегося глубоко в моих внутренностях.

Я не мог двинуться с места и опустился в снег. Не могу сказать, как долго я оставался в таком положении, потому что не ощущал ничего, кроме окончательной потери надежды. Были только холод и бившееся сердце, да еще лицо на склоне горы, каменный профиль. Возможно, как те мудрые люди из индейского племени, я вглядывался в него много дней или даже недель. Я мог быть уверен, что время не остановилось, потому что сердце внутри моего живота звучало все громче и громче, отдаваясь в ушах, напоминая о пробуждении к жизни младенца. Но каким-то образом, чему я не могу дать объяснения, этот ход времени, казалось, замер, предвещая мертворожденное дитя. В моем воображении это маленькое сердце остановилось в одну секунду. Удар, пауза, и время остановилось. В наступившей тишине моя боль бесконечно усилилась, но я не впал в обморочное состояние, как это обычно случалось со мной со времени последнего пребывания в Праге, — скорее, сама боль и весь мир вокруг меня впали в забытье вместо меня. И концом этого мира было каменное лицо. Не осталось ничего, кроме этого лица.

Оно медленно повернулось, как я уже много раз видел в своих снах. Теперь оно было живым, перестало быть каменным. Я встретил взгляд Странника. На нем не было меховых одежд и перьев в волосах, и лицо его не было раскрашено. Одеянием он походил, скорее, на нищего, каких можно встретить на любой английской дороге. Его черный плащ был грязен и засален, остальная одежда ветхая и вся в заплатах. В зубах была зажата тонкая кривая трубка.

Он долгое время смотрел на меня немигающим взглядом, выпуская струйки лилового дыма. Наконец вынул изо рта трубку, но выражение его лица не изменилось. Оно казалось замершим на веки вечные, каким и должно быть каменное лицо.

— Почему, — медленно проговорил он, — я должен дать вам то, чего вы хотите?

Его голос отличался волшебной мелодичностью, еще более удивительной, милорд, чем ваш голос. Звук его заставил меня онеметь. Я позабыл те слова, которые собирался сказать ему, и прерывисто вздохнул, силясь заставить себя заговорить.

— По той же причине, — прошептал я, — которая привела вас к раввину Льву.

Странник поднял брови и сделал глубокую затяжку из своей трубки.

— Так ли? — спросил он, выпуская дым.

Я схватился за живот. Он все еще сочился кровью, однако прикосновение к нему каким-то образом вернуло мне уверенность.

— Вы знаете, что там, — сказал я. — Семя наихудшего зла. Не для того ли явились вы тому еврею, чтобы спасти его и целый мир от болезни, которую распространяет то существо, что у меня внутри?

Странник так пожал плечами, словно мой вопрос развеселил его.

— Нынешний мир и без того уже достаточно болен, — сказал он.

Он махнул рукой, и там, где прежде, казалось, совсем ничего не было, я увидел снова гору, озеро и громадное пространство, занятое лесами.

— Долго ли, — спросил он меня, — будут еще приходить сюда краснокожие, чтобы найти меня, как сделали это вы? Нет, не долго. Так же как туман перед лучами утреннего солнца, они отступят, а потом совсем исчезнут. Таков порядок вещей, такова болезнь мира.

Я отрицательно замотал головой и еще крепче обхватил свой живот.

— И все же вы приходили к тому еврею.

Странник откинулся назад и снова пожал плечами.

— Что из того?

— Вы дали ему книгу.

— Ну, и о чем она, по-вашему, говорила?

— Она предлагала путь в тайный мир, потому что, как я узнал, мир, в котором живут люди, не более чем тень истинного мира. Тайный мир, ваш мир, населяют существа из снов. Я не знаю, кто вы: ангел, бог или демон, — но некоторые из вас действительно демоны. Я достаточно насмотрелся на все это.

Странник насмешливо улыбнулся.

— Демоны? Говорите, кого вы имеете в виду?

— Вы знаете.

Он отрицательно покачал головой, не переставая улыбаться. Потом поднялся на ноги, подошел ко мне и взял за руки.

— Верно, — тихо стал он шептать мне на ухо, — что в этом мире есть необыкновенные силы, обладающие полнотой власти. Силы эти настолько необычны, что вам даже незачем знать это. Мы непостижимы для смертных, так же как и для вампиров, которые сами когда-то были смертными. Тот, о ком вы говорите… Он очень велик и могуществен, но не сильнее меня. И он не существо из снов, как вы его называете. И все же он нашел, как…

Я почувствовал, как ужас расползался в моей крови, но одновременно меня охватил какой-то восторг.

— И это желание, — прошептал я, — эти его честолюбивые помыслы… Они и сделали его тем, что он есть?

— Как ночных бабочек губит пламя свечи, так чернеют и души, приблизившись слишком близко к нашему миру.

— Когда-то он был смертным?

— Смертным, который стал вампиром, а теперь и существом, не имеющим названия.

— И все же, как я сам видел, способным уничтожать вампиров.

— Тогда будьте осторожны: ведь вы даже не один из них. Не подбирайтесь слишком близко.

— Я, так или иначе, должен умереть, если вы не дадите мне власть, которую дали раввину Льву.

Странник посмотрел на меня, потом рассмеялся.

— Дайте мне власть, — зловеще проговорил я, — и я умерщвлю его, как он лишил жизни моих родителей и разрушил мой мир…

Он снова рассмеялся.

— Почему меня должно интересовать, что именно вы сделаете?

— Я не могу вам ответить, — сказал я, потом нахмурился и добавил: — И все же это уже заботит вас.

Улыбка растаяла на лице Странника, и он так близко наклонился ко мне, что его щека коснулась моей.

— Почему вам понадобилось являться тому еврею, — спросил я, медленно выговаривая каждое слово, — если так много других в этом мире, который, как вы говорите, болен? Зачем вы дали книгу именно ему? Зачем вы дали ему власть?

Он ничего не ответил.

— Чтобы уничтожить демона, — продолжал я, словно отвечая самому себе. — Это совершенно ясно. И все же зачем? Почему это должно было вас заботить? Правда, возможно…

Я помолчал и снова взглянул на него.

— Вероятно… — тихо сказал я. — Не лежит ли ответственность за его падение каким-нибудь образом на вас?

Взгляд Странника стал, казалось, неизмеримо глубоким.

— Кто он был? — прошептал я. — Как он пал?

— Это, — пробормотал Странник, — особая история.

— И все же не совсем особая, — возразил я. — Если вы дали повод к его падению, значит, причиной моего падения тоже стали вы.

Странник еще какое-то мгновение смотрел на меня, потом внезапно поднялся на ноги.

— Вы не в состоянии понять, чего вы от меня требуете!

Я сделал глубокий вдох.

— Пусть так, но я прошу все того же.

— Тогда, — сказал он, согласно кивнув головой, — поостерегитесь, как бы самому не уподобиться тому существу, которое тщитесь уничтожить.

— У меня достанет отваги пойти на такой риск.

Странник слабо улыбнулся.

— Так было… и так будет… — прошептал он. — Запретный плод всегда будет сорван.

Он наклонился надо мной, нажал руками на мой живот, потом поднес ладони к моему лицу.

Я посмотрел на сгустки крови на его пальцах, моей собственной крови.