Судьбоносное испытание

— Вот те на! Говорящий! — прошептал еле слышно себе под нос изумленный Игнат, осеняя себя как водиться крестным знамением.

— Ну и что тут такого?! — съязвил кот, — А если бы я на гуслях играл да в присядку ходил, тебе б это менее странным показалось, а?

— Нет конечно, но… необычно как-то.

— Что, необычно?! Забыл куда и зачем подрядился?!

— Вздремнул немного, вот туго и соображается.

— А то?! Вздремнул он! Спать бы тебе тут вечным сном дьякон, кабы не беда с хозяйкой моей приключилась! А я ее близкий помощник — кот казанский — Алабрыс, слышал, наверное?

— Как же, народная молва о тебе далеко докатилась.

— То-то же, — горделиво подытожил кот, — Давай, вставай за работу пора приниматься, чую, приближается кто-то к нашему перекрестку. Ты только сразу на рожон-то не лезь, может там вмешательство твое и вовсе не надобно. Для начала разузнай все как следует, схоронись где-нибудь, поближе к дороге, послушай, понаблюдай, а уж дальше и действуй, как знаешь, по обстоятельствам.

«Ну, что же с Богом!» — задержавшись у двери, произнес, ободряя себя, Игнат и целеустремленно вышел из теплой старухиной избы в неприветливую темноту дремучего леса.

Там он нашел для себя прекрасное потайное укрытие за большим каменным валуном, тютелька в тютельку у края заснеженной тропки идущей по направлению от Калинова моста к дорожной развилке. Затаился и стал ждать нагаданных котом гостей.

Из-за сгустившихся было и также неожиданно растаявших на небе облаков выглянул яркий месяц, и без того яркие дотоле звезды кажется, повеселели еще пуще прежнего. Зимний лес озарился и засверкал тем величественным, тем особым, полным мистической тайны светом, под покровом которого именно и разворачиваются такие удивительные и такие обычные для этих мест истории.

На тропинке показалось какое-то движение. Игнат насторожился, весь обратившись в пристальное внимание.

Судя по голосам, разговаривали двое. Один вяло ворочал языком другой усердно его уговаривал:

— Смотри на меня, видишь?! Меха какие роскошные, золотишка вот, полные кисеты, ем, пью от пуза, в каретах дорогих катаюсь, холопов за чубы деру, красота! И тебя научу как разбогатеть, дело-то совсем не хитрое. Хочешь ведь в хоромах жить?! По глазам вижу, хочешь! И хватка у тебя, что надо, купеческая! А делов всего-то к реке сходить, да заклинание на мосту прочесть. Или трусишь чего? Так ты скажи, неволить не стану, — так и этак обхаживал, ничего не подозревающего, крепко подпитого крестьянина, кружившийся вокруг него черт.

— Ты кого трусом назвал?! — возмутился крестьянин, — Что бы Иван Колюжый струсил?! Вот тебе! — продемонстрировал он громадный кукиш, своему собеседнику, — не проведешь! — Говори, где мост, сам пойду!

— Ну, красавец Ваня! Молодец, богатырь! Вот только условие есть одно деликатное, не знаю прямо, как и сказать, — юлил черт.

— Говори, не дрейфь, разберемся! — хорохорился крестьянин.

— Я вот смотрю образок у тебя на шее святой. Снять его нужно. На время Ванюшь, на время, — быстро затараторил черт, заметив гневную искру в глазах собутыльника, — только пока заклинание произнесешь, потом снова оденешь. Со мной вот смотри, все в порядке, дело-то минутное кто узнает?

— Образок снять?! Да, ты что совсем ополоумел! Я тебе за такое… — не успев договорить, осекся на полуслове крестьянин, неожиданно завидя невесть откуда выросшего перед ними на тропинке священника.

Хмельные сотоварищи, разом разинули рты, оторопело уставившись на Игната.

— Сгинь нечисть! — свинтив крышку с ампулы, хладнокровно плеснул Игнат святой водой, прямо в уродливую морду черта.

Тот взвыл как ошпаренный, и спасаясь от нестерпимой боли бросился бежать, так, что только снежная пыль взвилась клубами из под его кривых тонюсеньких ножек.

— А ты чего перья распустил?! Совсем разум пропил?! Не видишь, перед кем похваляешься?! Вот так же, — указал Игнат в сторону удаляющегося черта, — сейчас же домой беги, в святой угол падай и молись о том, что жив остался, пока не забудешься. Понял?!

Кто его знает чего надумал себе с пьяных глаз этот крестьянин по поводу неожиданного явления Игната, но словам дьякона внял беспрекословно, и так же стремительно, но в противоположную от черта сторону, по направлению к родной деревушке, забавно вихляя и спотыкаясь на узкой снежной тропе, скрылся из виду.

«То ли еще будет?», думал про себя Игнат, возвращаясь в избу погреться.

— Молодец, лихо управился! — похвалил его вольготно устроившийся на печи Алабрыс, — Только возвращаться тебе надобно, чую опять там какое-то движение. Ну, уж раз ты, все одно, пока тут, будь добр, дровишек в печь подбрось и беги в засаду, рано еще на лаврах почивать.

Не доверять чутью Алабрыса у Игната причин боле не было.

Прихватив со стола краюху хлеба да соли в ладошку, для перекуса, отправился он обратно на дорогу, да только вот досада, споткнулся второпях на пороге и соль в дверях просыпал, лишь щепотка в руках и осталась.

Убирать за собой времени не было, махнул рукой, оставляя это занятие на потом, и выбежал скоренько в лес.

В этот раз показалась на тропе испуганная молодая девица.

Её так всю и трясло от страха. Бежала она в сторону моста, то и дело настороженно оглядываясь назад, просто лишь бы бежать, на первый взгляд, совершенно не понимая, куда ведет её эта тропинка.

Игнат незаметно выскользнул из своего потайного укрытия, и преграждая дорогу ласково обратился к девушке.

— Куда путь держишь, девица? Не заблудилась ли часом милая?

Девушка вскрикнула от такой неожиданности, затряслась еще, пуще прежнего, упала на колени и взмолилась о помощи.

— Не губите, помилуйте меня силы земные, небесные…

Игнат по-отечески поднял её из снега на ноги.

— Не бойся! Тише, дочка. Видишь дьякон я. Как звать тебя? И чего же это с тобой приключилось, что так далеко в лес завело?

— Варвара я, — отвечала понемногу успокаивающаяся девушка, — дочь Ильи сапожника. Помогите, спрячьте меня батюшка! Гонятся за мной бесы страшные, погубить хотят!

— Ну, так уж прямо и бесы?!

— Истинно вам говорю, — поклялась ему девушка, но при этих словах креста святого не сотворила, Игнат внутренне насторожился этим обстоятельством, но продолжил внимательно слушать Варварин рассказ. — Пригласила нас к себе на посиделки подруга наша вдовая, ужин устроили, разговелись, а спустя время напросились к нашему застолью четверо проезжих парней. И не случись никакой оказии, парни-то хорошие, веселые, кабы я ложку свою на пол не обронила. Наклонилась я было под стол поднять её, и увидала … вместо сапог у парней тех на ногах копыта конские, да хвосты с кисточками из-под кафтанов торчат. Испугалась я, закричала, и бежать, а они вслед за мной догонять бросились. Помогите, спрячьте меня, батюшка!

— Конечно Варварушка, помогу! Пойдем! В избу тебя сведу, там, в тепле до поры до времени и схоронишься.

Дорогу к избе Игнат Варваре рукой указал и впереди себя идти пустил, а сам позади чуть поодаль шествовал. Глаза в снег опустил, задумался, теребя в руках святой серебряный образок. Что-то в рассказе Варвары его серьезно настораживало, а что именно этого он никак понять не мог. Пока…, по мере приближения к избушке не стал замечать, что следы от Варварьиных валенок, как-то не очень-то на человеческие похожи. Стал всматриваться повнимательнее… и точно! Не следы то от валенок вовсе, а самый, что ни на есть настоящий след неподкованных конских копыт!

«Ах, вот оно, что! — мелькнула в голове у Игната, неожиданная догадка. — Ладно, посмотрим, как ты дальше нам запоешь!».

Подойдя к избушке, Варвара протянула руку отворить дверь, и тут же резко одернула её, будто ожегшись.

— Ну, что ж ты остановилась девица, входи не стесняйся, — подбодрил спутницу Игнат, совершенно забывший о просыпанной на пороге соли.

Варвара резко обернулась, с явным намерением наброситься на дьякона, и явив ему свою истинную перекошенную ненавистью бесовскую морду, зло прошипела.

— Издеваешься святоша?!

А Игнату, что делать?! Как держал в ладони святой серебряный образок, так и впечатал его в лоб бесенку прямехонько меж его коряво посаженых рожек. И держал до тех пор, громко читая молитву, пока тот визжащий и корчащийся в нестерпимых муках не растаял как майский мёд на масленичных блинах и не стек на снег маленькой темной лужицей, тот час же схватившейся ледяной морозной коркой причудливой формы.

— Фух ты! Аж мурашки по шкуре, — прокомментировал произошедшее, выглянувший из-за двери кот.

— Что, опять?! — поинтересовался у него не вполне еще пришедший в себя Игнат.

— Теперь уж точно до утра не отстанут навии, — подытожил Алабрыс, указывая взглядом на застывшую у Игнатовых ног грязную лужицу. — Смотри в оба, совсем теперь озвереют. Посему видно, прознали, что дорога теперь охраняется, на любую подлость сейчас пойдут лишь бы от тебя избавиться. Слышал я, им всего десяток душ погубить оставалось, чтобы Аспида — Змея-ящера огненного из реки Смородины поднять, пока врата междумирья открыты. Тогда всё, о чем в Апокалипсисе сказано, случится, и глазом моргнуть не успеешь.

— Не бывать сему, слышишь?! Я им сейчас сам такой Армагеддон устрою, до конца времен помнить будут. Соль у старухи еще осталась?

— В кладовке смотреть надо.

— Ладно, пошли искать, созрела тут у меня одна идея.

Соль в кладовке нашлась. Совсем немного конечно, небольшой холщевый мешочек, чуть более полфунта. Игнат удовлетворенно сунул его за пазуху и снова отправился на злополучный перекресток.

Тут он, на тропинке, что вела к мосту, просыпал кругом соль, оставив лишь проход со стороны моста шириной точь-в-точь с тропинку, супротив того места где засаду себе устроил, и еще немного соли в мешочке оставил, дабы хватило этот круг завершить по необходимости.

За всеми этими приготовлениями, с видом истинного охотника, молча, наблюдала сидящая в ветвях старой искореженной ели большая серая сова.

И как оказалось неслучайно.

Со стороны моста, к распутью лесной дороги, двигалась целая компания титулованных бесов, трое молодых и один постарше. Почуяв что-то неладное, старый бес намеренно отстал от компании своих соплеменников и медленно пошел следом, то и дело настороженно вглядываясь в темноту ночного леса. И в тот момент когда молодые бесы угодили в Игнатову ловушку, упершись в обжигающую, невидимую стену, их старший сородич соскочил с тропинки, и спрятавшись в лесу оборотился большой ядовитой гадюкой.

Лихо, скользя по снегу, стремительно направилась она, к тому самому месту, где устроил свою засаду Игнат.

Игнат же тем временем, выскочив из укрытия и быстро соединив оставшейся солью края круга, окончательно захлопнул соляную ловушку. Вынув поверх рясы нательный крест, принялся он читать святую молитву. Бесы взвыли, корчась в муках, вспыхнули ярким пламенем и в мгновение ока сгорели, оставляя после себя на снегу небольшие горсточки черной золы и седого пепла.

Узрев незавидную участь своих собратьев, старый бес-гадюка с красными от злобы глазами, подобрался как можно ближе, и приняв стоку, бросился со спины на ничего не подозревающего Игната, желая впиться смертельным укусом в его обнаженную шею.