Агата

Ну, всё, Елизавета! Похоже, ты допилась! Видно, поздно, слишком поздно я взялась за ум — алкоголь уже начал разрушать мой мозг, и глюки с тенью — только начало. А я ещё так радовалась, что обошлось без последствий! Но, видимо, последствия просто не сразу проявились. Что же будет дальше? Неужели окончательно слечу с катушек и начну бросаться на людей? Или превращусь в слюнявую дурочку, которая ходит под себя? А Миша… Как он будет жить со мной, убогой? Как сказать ему о том, что у меня с головой полный трындец?

«Ау, и ничего другого на ум», — это были, пожалуй, самые точные слова, чтобы описать, что я чувствовала, ибо я вообще не знала, что делать. Да и можно ли тут вообще сделать что-нибудь? Может, зря я всё-таки опоздала на этот злосчастный автобус? Так бы хотя бы умерла в своём уме, не мучаясь сама и не мучая других.

Я уже не помнила, как шла обратно и как оказалась в сквере Зайцева. Там уже я малость пришла в чувство и опустилась на скамейку. Может, ещё можно что-то сделать? Например, найти хорошего психиатра. Если он не сможет меня вылечить совсем, может, хотя бы пропишет что-нибудь, чтобы поддерживать состояние нормальности и не превратиться в полную идиотку?

Однако пока я ещё хоть что-то соображаю, я решила ответить на письмо от Горинова. Думала ещё вчера сделать это в автобусе по пути на работу, однако из-за пережитых приключений было не до того. Теперь же, оказалось, это может быть моё последнее письмо, которое я пишу, отдавая себе отчёт.

«Здравствуйте, Алексей Александрович! Спасибо Вам за письмо и за добрые слова! Честно, я даже не надеялась, что Вы мне ответите. Но я долгое время пила — только недавно бросила, и теперь из-за той пьянки у меня проблемы со здоровьем. Если я вдруг разучусь писать или буду писать Вам всякий бред — не судите строго. Ну, а пока я более-менее в себе, хочу рассказать Вам свою историю…».

— Лиза?

Я подняла голову и не поверила своим глазам. Возле скамейки стоял Паша. Нет, он, конечно, с тех времён, что мы не виделись, изменился, стал старше, однако оставался всё таким же красавчиком, в которого я когда-то влюбилась без памяти.

— Привет, Паш.

— Вот уже не ожидал, что встречу тебя здесь! — ответил он, садясь на скамейку.

— Что ж, мир тесен. Я тоже как-то не думала, что мы увидимся.

— Ну, рассказывай, как у тебя дела?

— Да, вроде бы нормально. Не жалуюсь. Надеюсь, и у тебя всё хорошо?

— Ну, как сказать. Живу в Коломне, год назад женился, есть сын.

— Поздравляю! Рада за тебя!

— А ты, Лиза… Ты замужем?

— Не совсем пока ещё. А что?

— А помнишь, как мы любили друг друга? А потом твоя бабушка, ты только и делала, что плакала, рыдала. Понимаешь, парню что нужно? Чтобы девушка улыбалась, чтобы с ней было хорошо и весело. Вот я и стал встречаться с Катькой. Но у нас с ней ничего серьёзного не было — так, погуляли и разбежались. Потом я устроился в Коломне, женился. Ты же девушка умная, надеюсь, не держишь на меня зла.

— Нет, давно уже не держу. Сначала злилась, что ты меня бросил, а потом… Потом другие были заботы, ну, а теперь… Теперь рада, что ты счастлив и доволен жизнью.

— Знаешь, Лиз, — он нагнулся к моему уху и заговорил с доверительными интонациями. — Если честно, у меня не очень всё хорошо. Моя Маринка на самом деле какая-то пресная, замороченная. Но у неё квартира в центре, а я деревенский, сама понимаешь. Надо было как-то устраиваться, иначе всю жизнь прозябал бы в деревне. А у Андрюхи порок сердца, и она всё по больницам, по больницам — на меня почти забила.

— Сочувствую! Ну, вы там держитесь, не теряйте надежды.

— Слушай, а ведь нам было так хорошо вместе! Можем, мы могли бы снова встречаться?

— Так у тебя ж семья, ребёнок.

— Ну, что ты как маленькая, ей Богу! Мужчине нужно внимание, а мне эти Маринкины заморочки уже вот где! — он провёл рукой по горлу, показывая, до какой степени ему всё это приелось.

«Да, Пашка, — думала я. — Сразу видно, ты совсем не изменился. Как был эгоистом, так им и остался!».

— Ты, что, Лизка, совсем ко мне ничего не чувствуешь? Ты реально не рада, что я хочу к тебе вернуться?

«А ещё и самоуверенный, как не знамо кто!»

Мне вдруг нестерпимо захотелось проучить этого напыщенного красавчика, возомнившего, будто все девушки просто обязаны тут же броситься ему на шею, как только он вздумает поманить какую-то из них пальцем. Ну, хорошо, ты сам так захотел — теперь получай.

— Понимаешь, — я наклонилась к нему и почти прошептала. — У меня тоже реально есть проблема. Но ведь ты меня так любишь, что готов принять меня любую. Зато приобретёшь бесценный опыт.

— Э, я не понял…

Пашка был явно растерян, а я тем временем продолжала:

— А что тут понимать? Ты, наверное, никогда не кормил кого-то с ложечки, не подносил судно и…

Мысль свою я так и не успела закончить, потому что Пашка вдруг побледнел и уставился на землю. Пашина тень смирно сидела перед скамейкой у ног хозяина. Моя же отошла чуть вперёд и пальцами показывала Паше рожки.

— Лизка, да у тебя… У тебя вообще всё не как у людей! Блин, я думал, ты нормальная, а у тебя даже тень какая-то идиотская.

— А чем тебе моя тень не нравится?

Я была реально удивлена. Ведь это мои глюки, а не его. Пашка вроде бы адекватный, если не считать крайний эгоизм. Но от эгоизма, как известно, ничего такого не мерещится.

— А ты не видишь? Гуляет тут, выёживается. С собственной тенью не можешь разобраться, а туда же! Пошла ты!

Впрочем, уходить мне никуда и не пришлось — Паша сам стремительно вскочил со скамьи и свалил прочь быстрее ветра.

Я же осталась сидеть на скамейке, совсем сбитая с толку. Как так получилось, что Пашка тоже видит мою блуждающую тень? Погорячилась я насчёт его адекватности? Или это конформный бред? Читала я где-то, что живущие под одной крышей с психопатом порой начинали видеть то же, что и он, слышать те же голоса. Но для этого надо долго с ним жить, а не посидеть поговорить несколько минут. Сумасшествие — это всё-таки не грипп и не ковид — воздушно-капельным путём не передаётся. Да и притом даже короновирусом если заразился, это проявляется не сразу. Может, на этот раз в китайских лабораториях для нас новый подарочек — опасная инфекция, которая мгновенно поражает мозг? И меня как раз угораздило её подхватить. Тогда, получается, я стала опасным бактериологическим оружием, как в популярных триллерах, и за какие-то несколько часов перезаражаю полгорода. Но чтобы все заражённые начинали видеть что-то совершенно одинаковое — бывает ли так в принципе? Тем более если видения связаны не с кем-нибудь известным, а с какой-то Лизой Черепановой из Непецина. Да, ну, бред!

Что же тогда остаётся? Неужели дело реально не во мне, не в нём, а в моей тени? Но ведь такого тоже в жизни не бывает.

На работу я отправилась, так и не найдя ответа на свой вопрос. В двух шагах от родного отделения я встретила Серёгу.

— Привет, Лизка!

— Привет!

Выглядел он, мягко говоря, неважно. По лицу его было видно, что накануне вечером славно повеселился с друзьями. Для меня, бывшей алкоголички, понять такие вещи — пара пустяков.

— Слушай, мы тут… Твою ж мать!

Глаза его, совсем круглые, как у бешенного таракана, были устремлены на мою тень, которая вдруг воздела к небу обе руки, словно в молитве. Мои же собственные руки, к слову сказать, спокойно болтались вдоль туловища.

— Ты чего? — спросила я.

— Да, нет, ничего.

Потом он лепетал про то, что у Оксаны Борисовны через неделю день рождения, и мы всем коллективом собираем рублей по двести. Но по голосу было слышно, что в данный момент его беспокоит совершенно другое. Неужели он тоже всё это видит? Однако расспросить его я не успела — к дверям почты тут же подбежала запыхавшаяся Галина Викторовна, мы поздоровались, она открыла отделение, на ходу сбрасывая плащ и жалуясь на жуткие пробки, из-за которых чуть не опоздала. Потом подтянулись и другие сотрудники. При них расспрашивать Серёгу о том, что он увидел, я не решилась.

Однако когда я разносила по адресам письма и мелкие посылки, мысли о произошедшем упорно не желали меня отпускать. То, что моя тень привлекла внимание сразу троих, пусть даже и предположительно неадекватных, никак не поддавалась привычному объяснению. Всё-таки я не совсем пропила мозги, чтобы забыть физику на школьном уровне. Тень — она ведь просто отражение, как она может двигаться самостоятельно? Однако моя делала именно это. Может, и вправду имеет место порча, проклятие? По крайней мере, Татьяна бы наверняка сказала именно так, если бы я поделались с ней своими проблемами. После случая с Кассандрой Владимировной она просто помешалась на всякой мистике. Но кому понадобилось наводить на меня порчу? Может, баба Валя в своей ненависти зашла так далеко, что взяла и прокляла? Или Семёнова эта, разозлившись на то, что я принесла ей дурную весть? В старину, я слышала, гонцу за плохие новости голову отрубали, а тут решила с мокрухой не связываться, а извести по-тихому?

С этими мыслями я зашла в подъезд. Внутри было жарко, и чтобы не свариться, как креветка, пока буду письма по ящикам раскидывать, я расстегнула плащ и сняла платок. Последнее мне удалось не сразу, потому как он зацепился за ожерелье.

Ожерелье… А ведь после того, как я его получила и стала носить, как раз и началась вся эта фигня! Неужели оно проклято? Но зачем Пете желать мне зла? Ему-то я ничего плохого не сделала, напротив, от мобилизации спасла. Конечно, человеческая неблагодарность — явление нередкое, но слать в посылках проклятые ожерелья — это уже как-то чересчур. Обычно в таких случаях просто забывают о тех, кто сделал добро.

Кстати, а ведь когда я опоздала на злосчастный автобус, на мне тоже было это самое ожерелье. Если бы на нём была порча или сглаз, злые силы, по логике вещей, напротив, сделали бы всё, чтобы я уехала именно на этом автобусе и пострадала по максимуму. Стало быть, не в нём дело. Тогда в чём же?

И снова мой вопрос остался без ответа. Когда я, сделав свои дела, вернулась на почту, коллеги вовсю сплетничали, что Серёга, кажется, не отошёл от вчерашней пьянки и, по-видимому, опять «заболеет» — всё утро ходил никакой, а потом отпросился у Галины Викторовны, сказав, что ему реально очень плохо.

— Никогда его таким не видела, — говорила Оксана Борисовна. — Обычно даже после пьянки он выглядел как-то бодрее. А тут, видимо, совсем уж перебрал или палёнки хлебнул.

— Наверное, перебрал, — поддержала её Татьяна. — У него ж ещё вид был испуганный, будто привидение увидел.

Попрощавшись с коллегами, я поехала домой. У родного крыльца меня ждал сюрприз.

— Привет, Лиз!

— Привет, Миш! А ты не поехал домой?

— Да нет, решил тебя подождать. Соскучился…

— Уже и целуются! — услышала я осуждающий голос бабы Вали. — Никакого стыда! Тьфу!

Открыв дверь подъезда, соседка зашла вовнутрь, бросив на прощание взгляд, полный презрения.

— Да, Лиз, как ты с такой ужива…

Он не закончил мысль, ибо в тот момент моя тень подняла вверх средний палец, демонстрируя неприличный жест.