Карта костей

Глава 33

Наконец-то мы попали в более-менее привычную обстановку. Не сказать, что гостеприимную: жесткие серые полы, низкие потолки, длинный коридор, ведущий во мрак в обоих направлениях. Каждые несколько метров попадались вделанные в потолок решетки, а над ними чувствовалась сеть вентиляционных туннелей, через которые мы только что прошли.

Мы пробирались по главному коридору, света лампы хватало только на несколько шагов впереди. Тут — открытая железная дверь, там — угол. Все прямые линии смягчались пылью. Когда Дудочник обвел лампой пространство, показалась еще одна дверь, ведущая в другой коридор, в иной оттенок темноты.

Несколько месяцев назад, когда мы с Зои и Кипом шли через запретный город, мой разум кипел от суетливого гула мертвецов. Здесь все было совсем не так. Возможно, потому, что население города погибло внезапно, взрыв оборвал их жизни без предупреждения. В Ковчеге в воздухе висела другая тяжесть. Казалось, можно задохнуться от тишины. Медленное умирание. Годы, десятилетия тьмы и отчаяния за стальными дверями над этим всем. Тревога, тяжелее тонн камня, земли и воды над головой.

— Мрачно тут, — произнес Дудочник, водя лампой из стороны в сторону.

Я не видела смысла отвечать. Каждый сантиметр пространства вопил об унынии.

— Я думал, тут будет по-другому, — продолжил Дудочник. — Удобнее. Полагал, что здешним повезло, но теперь представить не могу, каково это — застрять тут надолго.

Я-то как раз могла это представить, потому что хорошо помнила свое пребывание в камере сохранения и знала, что может сделать с человеком подобное место. В годы, проведенные в клетке, мои нервы словно оголились от трения обо все твердые поверхности и запертые двери, и в итоге все чувства обострились до боли, а низкий потолок превратился в пародию на невидимое небо.

Я вела нас на запад. Даже здесь, вне тесных вентиляционных тоннелей, наши шаги приглушал толстый слой пыли. Тут целую вечность никто не ходил. Несомненно, Синедрион изучил весь Ковчег, но я чувствовала, что на этом уровне никто не шевелился и не дышал. Мне даже не требовалось заглядывать в комнаты, чтобы в этом удостовериться — пустота была так же ощутима, как и пыль. Словно проверить флягу на вес — не нужно отвинчивать крышку, чтобы понять, что воды внутри нет.

Двери в боковые проходы стояли открытыми настежь, но мы шли дальше по главному коридору. Через равные промежутки встречались толстые стальные двери. Внушительные, со сложными замками, противовесами и засовами, однако незапертые. Я осмотрела один из замков — никакой замочной скважины, лишь металлический кубик, усыпанный кнопками с цифрами от нуля до девятки. Эти кубики, вырванные из дверей, висели сейчас на оголенных проводах.

Каждый раз, когда спонтанные включения электричества порождали свет, с ним приходил и звук. К пчелиному жужжанию огней присоединялся гул сверху, из вентиляционных труб. Потом свет гас и нас укутывала тишина — плотная, как в гробнице.

— Неудивительно, что многие тут выжили из ума, — бросил Дудочник. — У меня самого мурашки по коже.

На некоторых участках сквозь стены просачивалась вода. Реку на поверхности удерживали насыпь и свод, но она никогда не прекращала упорные попытки проникнуть вниз. С потолка по правой стороне коридора тянулись черные мохнатые метастазы плесени, похожие на шкуру какого-то огромного животного. Мы заглянули в комнату, где полы покрывала зловонная лужа, медленно питаемая каплями влаги с потолка. Они ударялись о поверхность в одном темпе с нашими шагами, и мне пришлось заставить себя не оглянуться проверить, что нас никто не преследует.

Ω

Мы вошли в просторный зал — казалось, темнота отбежала к углам, испуганная светом лампы. Нашим взорам открылся длинный накрытый стол: ножи и вилки аккуратно лежали рядом с тарелками, каждая из которых предлагала в качестве угощения пыль. Я провела рукой по спинке стула. Не дерево, не кожа. Какой-то незнакомый материал. Даже через четыре века здесь, в подземелье, он не рассыпался и не сгнил. Твердый, но, в отличие от металла, совсем не холодный.

Если не считать пыли, вполне повседневная обстановка, которую можно встретить где-нибудь на кухне или в трактире. Дудочник поставил лампу на стол и взял тронутую ржавчиной вилку, потом со стуком бросил ее обратно. Я наклонилась, чтобы положить прибор на прежнее место, параллельно ножу, но потом поняла, как это смешно — приводить в порядок стол для призраков.

Следующая дверь, как и все остальные, оказалась открыта, обнаженные ригели замка торчали, словно зубы. Я провела ладонью по поверхности двери и почувствовала выгравированные буквы. Дудочник поднял лампу, и мы их рассмотрели, несмотря на застрявшую в пазах пыль: «СЕКЦИЯ Е».

— Это здесь они держали сумасшедших, да? — спросил Дудочник.

Когда я шагнула через порог, что-то хрустнуло и рассыпалось у меня под подошвой, не более плотное, чем засохшее печенье. Услышав мой вздох, Дудочник осветил комнату фонарем.

Ботинок раздавил бедренную кость. Вокруг моих ног сразу за дверью лежали кости скелета. У дальней стены останков было еще больше. В коридоре позади зажегся свет, но комната осталась темной, и я вспомнила записи в документах: «Электроснабжение (за исключением вентиляции) отключено в целях приоритетности потребностей остальной части населения».

Я вновь перевела взгляд на кости у двери. Как долго заключенные в секции Е ждали у запертой двери в темноте? Колотили ли они в дверь, кричали ли, умоляя их выпустить? На металле не осталось следов, он не рассказывал ни единой истории.

До спуска в Ковчег я боялась обнаружить там солдат Синедриона и незнакомые механизмы. Тогда я не понимала, сколько ужаса могут таить более простые вещи: стальная дверь и скопление костей.

Ω

Вскоре мы наткнулись на другие кости. В небольшой комнатушке на двухъярусной кровати лежал скелет, свернувшийся на боку и припорошенный пылью, словно снегом. Дальше по коридору на полу валялась россыпь костей, как будто кто-то пнул их в сторону. В нескольких метрах от других скелетов лежал одинокий перевернутый череп, который казался чашей, обрамленной зубами.

— Это сделали солдаты Синедриона? — спросила я.

Дудочник встал на колени, проверил кости.

— Кто бы ни был, это сделали недавно — обрати внимание на цвет сколов.

Я наклонилась, чтобы разглядеть. Лампа освещала яркие белые сколы, контрастирующие с потемневшей коричневатой поверхностью.

Дудочник двинулся по коридору, унося за собой свет.

Дверь с надписью «Секция Д» заклинило полуприкрытой. Нам пришлось протискиваться внутрь, моя рубашка едва не зацепилась за выступающие ригели замка.

Тут не было кроватей. Лишь ряд уступов, а в стенах трубки, ручки и чаши, встроенные в металлическую поверхность. В одну я заглянула, обнаружив на дне сливное отверстие и дохлого паука.

Вдоль задней части комнаты висели полки, заставленные большими банками из потускневшего от времени стекла. Там, где банки рассыпались или разбились, кольцо пыли окружало кучку костей.

Я подошла к полкам. Скорее всего, когда-то жидкость в банках сохраняла содержимое, как рассол огурцы, которые заготавливала мать. Или как тела в резервуарах Синедриона. Сейчас жидкости не осталось — только грязная линия чуть ниже верха банки. На дне каждой гнездились крошечные кости.

Если бы я не видела детские кости в гроте под Уиндхемом, я могла бы надеяться — хотя бы одно мгновение, — что это скелеты каких-то мелких зверьков. Но неприятие истины — непозволительная роскошь. Заставив себя присмотреться, я осознала, что крохотные черепа — человеческие. Каждый из них мог запросто поместиться у меня в ладони.

— Смотри! — Дудочник протянул мне один из черепов.

Я приняла его. Желтовато-коричневый от времени череп весил всего ничего, как пустая яичная скорлупа. Перевернув его в ладони, я заметила, что привлекло Дудочника — три глазницы. Я аккуратно вернула череп к другим костям, его три глаза смотрели на меня не отрываясь.

— Вот они — подопытные субъекты, которые жили Наверху, — догадался Дудочник.

В соседней комнате полки были шире, а банки напоминали скорее бочонки. На дне каждого — два скелета, два черепа. Вероятно, первое поколение рожденных близнецов. Склонившись, я попыталась рассмотреть содержимое ближайшей банки сквозь мутное стекло. Два черепа вместе. На одном крошечная челюсть разинута, будто в крике. Остальной скелет разбит, кости сложены небрежно, словно дрова для растопки костра.

Большая часть этикеток истлела или покрылась плесенью. Но на некоторых еще различались слова:

«Пара 4 (вторичный близнец, полиодонтия)»

«Пара 7 (вторичный близнец, полицефалия)»

Один из черепов имел дополнительный ряд зубов, который прилегал к первому, как чешуйки на сосновой шишке. В другой банке больший из черепов выставлял напоказ четыре глазницы и два носовых отверстия.

Я попыталась представить себе обитателей Ковчега, маркирующих банки. Прикрепляющих замысловатые определения к омегам так, словно ярлыки могли сделать наши тела не такими неправильными. Выискивающих признаки, по которым мы от них отличались. Вскрывающих детей. Разбирающих, собирающих и считающих их кости. Для них мы, омеги, были лишь задачей, которую они пытались решить.

Задняя стенка соседней комнаты от пола до потолка состояла из ящиков. Я дернула один, вытащила. Он оказался глубже, чем я представляла. Выдвинулся больше чем на метр и заскользил бы дальше, если бы я его не тормознула, услышав стук костей. Заглянув внутрь, я увидела череп, который все еще слегка покачивался.

В каждом из ящиков, что мы открывали, нашлось то же самое. Мне даже показалось, что весь Ковчег построен не из стали и бетона, а из костей.

Дудочник заметил, как я побледнела, и, подтолкнув, закрыл ящик, который я держала.

— Эти кости ничего нам не расскажут, — произнес он. — Почему нет никаких бумаг, никаких записей?

— Синедрион все вычистил.

Мы действительно не нашли ничего, что бы прояснило, как обитатели Ковчега пытались отменить фатальную связь. Если эта информация до сих пор существовала, ее захватили или уничтожили Воительница и Зак.

Дудочник пнул ближайший ящик. Внутри что-то сместилось и звякнуло о сталь.

— Есть еще несколько уровней для поиска. — Я попыталась не выдать голосом свое отчаяние. — И они еще не закончили с Ковчегом. По какой-то причине тут остаются солдаты.

Мы долгие часы тащились по пыльным коридорам. Мимо стен, испещренных кружевами ржавчины и плесени, мимо детских черепов, мимо помостов с костями, выложенными, словно на витрине.

Ω

В коридорах уровнем ниже двигались солдаты. Я чувствовала их так же, как реку, текущую на поверхности. Я не слышала их и не видела, но представляла почти воочию. Пару раз снизу доносились звуки: лязг металла по металлу, отдаленный крик. Я боялась спускаться, но часы блуждания по двум верхним этажам не открыли нам ничего, кроме плесени и костей. Синедрион или кто-то до него забрал все мало-мальски полезное. Солдаты уже давно не поднимались на высокие уровни — это подтверждала накопившаяся пыль.