Ведьмы Плоского мира

Матушка покачала головой.

— Сомневаюсь я, что Маграт похожа на… — начала она.

— А по мне, так все это гроша ломаного не стоит, — вдруг сказала старая мамаша Дипбаж в том времени, где она пребывала в данную минуту.

Куда именно ее занесло — этого не смог бы сказать никто.

Здесь-то и таится профессиональная опасность для людей, наделенных вторым зрением. На самом деле человеческий разум не предназначен для того, чтобы шнырять взад-вперед по великому шоссе времени, и запросто может сорваться с якоря, после чего он будет улетать то в прошлое, то в будущее, лишь случайно оказываясь в настоящем. Как раз сейчас старая мамаша Дипбаж выпала из фокуса. Это означало, что если вы разговаривали с ней в августе, то она, возможно, слушала вас в марте. Единственным выходом было сказать что-нибудь и надеяться, что она уловит это в следующий раз, когда ее мысль будет проноситься мимо.

Матушка на пробу помахала руками перед невидящими глазами старой мамаши Дипбаж.

— Опять уплыла, — сообщила она.

— Ну, если Маграт не сможет взять на себя обязанности Жалки, значит, остается Милли Хорош из Ломтя, — подвела итог мамаша Бревис. — Она девочка трудолюбивая. Только вот косит еще сильнее, чем Маграт.

— Подумаешь! Косоглазие ведьму только красит. Это называется прищур, — возразила матушка Ветровоск.

— Главное, уметь этим прищуром пользоваться, — сказала нянюшка Ягг. — Старая Герти Симмонс тоже прищуривалась, да только весь ее сглаз оседал на кончике ее же собственного носа. Плохо это для профессиональной репутации. Начнет тебя ведьма проклинать, а потом у нее у самой же нос возьми да отвались… Что люди-то подумают?

Они снова уставились на пламя костра.

— А Жалка преемницу так и не выбрала? — спросила мамаша Бревис.

— И я ничуточки этому не удивляюсь, — хмыкнула матушка Ветровоск. — В наших краях так дела не делаются.

— Верно, да только Жалка не так много времени проводила в наших краях. Такая у нее была работа. Вечно носилась по заграницам.

— Лично меня в ваши заграницы калачом не заманишь, — ответила матушка Ветровоск.

— Ну да? Ты ж была в Анк-Морпорке, — рассудительно заметила нянюшка. — А это заграница.

— А вот и нет. Просто он далеко отсюда. Это совсем другое дело. Заграница — это где все болтают на каком-то тарабарском языке, едят всякую чужеродную дрянь и поклоняются этим, ну, сами знаете, объектам, — объяснила матушка Ветровоск, прирожденный посол доброй воли. — Причем надо быть очень осторожным, ведь заграница-то совсем рядом может оказаться. Да-да, — фыркнула она. — Из этой своей заграницы Жалка Пуст могла что угодно притащить.

— Однажды она привезла мне очень миленькую тарелочку, белую такую с голубым, — поделилась нянюшка Ягг.

— Верно говоришь, — кивнула мамаша Бревис матушке Ветровоск. — Лучше кому-нибудь сходить, осмотреть ее домишко. У нее там много чего хорошего было. Страшно даже подумать, что какой ворюга заберется туда и все там обшарит.

— Представить себе не могу, что какому-нибудь воришке взбредет в голову забираться к ведьме… — начала было матушка, но внезапно осеклась. — Ага, — покорно промолвила она. — Хорошая мысль. Обязательно зайду.

— Да чего уж, я схожу, — сказала нянюшка Ягг, у которой тоже было время все обдумать. — Мне как раз по пути. Никаких проблем.

— Нет, тебе лучше пораньше вернуться домой, — возразила матушка. — Так что не беспокойся. Мне нетрудно.

— Ой, да какое там беспокойство! — махнула рукой нянюшка.

— В твоем возрасте лучше не переутомляться, — напомнила матушка Ветровоск.

Их взгляды скрестились.

— Слушайте, чего вы спорите-то? — удивилась мамаша Бревис. — Возьмите да сходите на пару.

— Я завтра немного занята, — подумав, сообщила матушка Ветровоск. — Может, после обеда?

— Подходит, — сказала нянюшка Ягг. — Встретимся возле ее дома. Сразу после обеда.

— Когда-то был, но потом ты его отвинтил, и он потерялся, — пробормотала старая мамаша Дипбаж.

Забросав яму землей, Харка-браконьер вдруг ощутил, что должен произнести хоть несколько прощальных слов.

— Ну, короче, вот оно и все… — неопределенно выразился он.

«А ведь она была одной из лучших, — думал Харка, возвращаясь в предрассветном сумраке к домику Жалки Пуст. — Не то что некоторые… Хотя, конечно, все ведьмы хорошие, — поспешно добавил он про себя, — но лично я предпочитаю держаться от них подальше, неловко как-то чувствую себя с ними. А вот госпожа Пуст всегда умела выслушать…»

На кухонном столе лежали продолговатый пакет, небольшая кучка монеток и конверт.

Недолго думая, Харка вскрыл конверт, хотя письмо было адресовано не ему.

Внутри оказался конверт поменьше и записка.

«Альберт Харка, — гласила записка, — я все вижу. Дастафь пакет и канверт куда нада, а если пасмеиш заглянуть в нутрь с табой случица нечто ужасное. Как професиональная Фе Я Крестная я не магу никаво праклинать но Предсказываю тибя покусаит злой волк и твоя нога пазеленеит и отвалица, ни спрашивай аткуда я это знаю тем болие все равно я не смагу ответить патаму што умирла. Всево наилутшево, Десидерата Жалка Пуст».

Он зажмурился и взял пакет.

В обширном магическом поле Плоского мира свет распространяется медленно, а значит, и время тоже никуда не спешит. Как выразилась бы нянюшка Ягг, когда в Орлее пьют чай, у нас все еще вторник…

На самом деле в Орлее только-только наступило утро. Лилит сидела в своей башне и с помощью зеркала рассылала свои отражения по всему миру. Она искала.

Туда, где сверкнет капелька воды на гребне волны, где блеснет льдинка, где найдется самое захудалое зеркальце или отражение, — во все эти места Лилит могла заглянуть. Волшебное зеркало? Ерунда. Любое зеркало сойдет, главное — уметь им пользоваться. И Лилит, вобравшая в себя энергию миллиона отражений, прекрасно это умела.

Ее грызло лишь одно. Скорее всего, Десидерата Пуст избавилась от нее. Этот поступок вполне в ее духе. Сознательность… Видимо, отдала той глупой девчонке с бесцветными глазами, которая время от времени ее навещала, — той самой, что любила обвешиваться дешевой бижутерией и безвкусно одевалась. Очень подходящий тип.

Но Лилит должна была убедиться наверняка. Уверенность — вот залог вашего успеха, и Лилит достигла своего нынешнего положения именно благодаря тому, что всегда следовала этому правилу.

В лужах и окнах, по всему Ланкру, замелькало лицо Лилит. Оно появлялось и тут же пропадало, перемещаясь все дальше, дальше…