Трудно быть героем, или Как не дать себя съесть во время подвига

Вдруг пещера ожила — по ней прокатилось эхо шагов. Сначала тихое, потом всё громче и громче; воин силился посмотреть в сторону входа, но лежал к нему правым ухом, а голову повернуть не мог. Сначала Ратибор решил, что явилась оставшаяся часть стаи трупоедов, но потом понял — шагает человек. Не медленно, но и не торопясь, будто оставаясь настороже.

Крик о помощи так и не покинул грудь рыцаря.

Достигнув логова, человек остановился.

— Ну Яворова жопа… — расстроенно протянул Гвин. — Как же так-то?

Он обошёл рыцаря полукругом, а потом его опечаленное лицо появилось в поле зрения.

— О! — лицо повеселело. — Да ты живой!

И юноша нагнулся, будто собирался обнюхать рыцаря.

Рукав у Гвина был разодран, причём так лихо, будто вместе с рукой. На подбородке едва виднелась почти зажившая ссадина, хотя Ратибор готов был поклясться, что раньше её не было. Очевидно, горе-охотничка потрепали, но выглядел он бодрым и ни одним движением не выдавал травм.

— М-да, — заключил наконец Гвин. — Досталось тебе. Но ты не переживай, всё обойдётся. Выйдешь отсюда на своих двоих! Это Злыдня ведь тебя так, не гули же, в самом-то деле? Точно Злыдня. Она, видишь ли, питается человеческим естеством. Высасывает душу, если по-простому. А пролезла, значит, через ту дыру… М-да. Думал, там совсем узко, не пролезть. Или она змееподобная? Эх, жаль ты ответить не можешь! Паралич пройдёт ещё не скоро, судя по всему. Ну ты не бойся, теперь уж я тебя тут одного не оставлю. Просто надо было гулей остальных перебить, чтобы не мешались. Они, скотины недобрые, врассыпную кинулись, долго догонял… Кажется, всех так и не догнал. Ну и тролль с ними, всё равно сюда уже не сунутся. А этих ты здорово напластал! Уважаю. Злыдню, ты уж прости, тебе не по зубам одолеть. Это я сразу знал. Уж больно пахнет она… необычно. Я так обычно с людьми добрыми не поступаю, но живец из тебя получился преотличный. Раз она тебя сразу досуха не выпила, значит вернётся ещё. Доедать. Тут я её и накрою, душегрызку пучебрюхую…

Болтая таким образом, Гвин гулял вокруг Ратибора — прогулочным шагом, заложив руки за спину. Он, казалось, вообще не сознавал, где находится. Просто приятно проводил время, общаясь с неподвижным воином, которому от такой дикости хотелось выть. Рыцарь совсем перестал понимать, что происходит и кого ему опасаться — Злыдню, которая пожирает души, или Гвина, который ничуть её не боится? Кто знает, что этому полоумному может в голову взбрести?

«Охотник» повернулся на свет, и Ратибор заметил, что лицо у того совершенно целое. Да и предплечье, проглядывающее в прорехе рукава, было даже не оцарапано — а ведь на ткани явно засохла кровь. Кожа Гвина даже в гаснущем свете казалась чересчур бледной, и кое-где под ней проглядывали красные изогнутые линии сосудов.

Вдоволь наговорившись, юноша остановился прямо под дырой в своде, задрав к ней голову, и задумался.

— Не торопится она что-то обратно, — заключил он. — Видно, охотится или отдыхает. Придётся нам с тобой обождать. Ты, небось, хочешь поскорее отсюда выбраться… но ты уж извини. Тогда никакой гарантии, что Злыдня придёт. А мне она ой как нужна. Если я её не поймаю, здешним селянам Злыдня покажется всего лишь прыщом на заднице…

Гвин подошёл к рыцарю и лёг с ним рядом — вроде бы заложив руки за голову. Теперь они оба пялились в потолок, тонущий в сгущающейся темноте.

— Раз уж есть время, — сказал Гвин, — закончу-ка я рассказ. Ты же хотел узнать, причём тут Резня?

Рыцарь очень хотел ответить, что ему плевать, что он просто жить хочет, очень-очень, и что не надо ничего рассказывать, просто вытащи меня отсюда, ну пожалуйста, что хочешь для тебя сделаю, ну что тебе стоит?..

Но, конечно, не мог.

— Так вот, — продолжил Гвин. — Те двое успешно сбежали из города. Прятались, старались ни во что не ввязываться. Понемногу продавали гелиодор — в десять раз дешевле стоимости, да только выбирать не приходилось. Постепенно они всё дальше уходили от владений Дхаруна, и в один прекрасный день нелёгкая вынесла их к особняку чародея-отшельника.

Вдруг Гвин замолчал. Беспечность из его голоса постепенна исчезла, как и провинциальный говорок. Осталась лишь чистая, чёткая речь, и звучала она неприятно. Слишком уж правильно и серьёзно.

— Чародей тот жил в глуши давно, почти с самого Великого Света. Тоже прятался от всех. У него в прислуге был только дед-ключник да парочка подобранных на трактах нищих. Местечко было тихое, диковатое, в густом лесу, что взбирался на склон горы. С обзорной башенки вид открывался просто загляденье, особенно ранней осенью. Примерно тогда Аттис и Стана, которые назвались Сашем и Кутьяной соответственно, и пришли на порог к Тиссану, тому самому чародею. Ему людей в хозяйство не хватало, поэтому он и взял ребят. И прожили они там безбедно добрых пять лет. До самого дня Ваханарской Резни. Ну что, интересно тебе?

Ратибор, понятное дело, не ответил.

— Тогда слушай. День был ненастный…