Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню

— Нужно идти в ногу со временем, — сказал тибетский монах, словно читая мысли Провиденс. — Что вы хотите, пока еще не придумано ничего лучше, чтобы отрабатывать координацию рук и тела. Парни, которые изобрели эту игру, просто гении!

«Как можно считать гениями людей, придумавших игру с участием размороженного куренка, хлопающего крыльями?» — спросила себя почтальонша. Но не успела она и рот раскрыть для ответа, как мучитель-монах завопил во всю глотку, веля ей махать руками, чтобы привести в движение куриные крылья. Быстрее! Еще быстрее! ЕЩЕ, ЕЩЕ БЫСТРЕЕ! ЕЩЕ ВЫШЕ! Ну, прямо вылитый русский тренер, выкрикивающий девиз Олимпийских игр своей замордованной гимнастке.

Провиденс тотчас оторвалась от земли острова, на котором сидела, и полетела над морем. Чем энергичнее она махала руками, тем выше взлетала. Но стоило ей ослабить усилия, как бедная курица с жалобным кудахтаньем медленно и неотвратимо падала вниз, в угрожающую морскую бездну.

— Соберитесь и машите крыльями! ВЫ — КУРИЦА! Вспомните все, что мы с вами наработали во время медитации, и вложите это в свои физические усилия! — орал китайский Чак Норрис, словно сержант в летнем военном лагере. Похоже, ему очень нравилось гнобить молодую женщину. — Думайте о цели! ДУМАЙТЕ О КУБКЕ «ТУР ДЕ ФРАНС»!

О нет, только не об этой мерзкой посудине! Отвлекшись на секунду, Провиденс потеряла темп и начала пикировать в море. Но тут же сконцентрировалась и начала думать о мускулистых, арбузообразных ягодицах инструктора. Еще несколько взмахов, и она вышла из пике и снова взмыла к облакам. Наконец-то настал момент, когда ей нужно было посадить курицу на мишень. Если она попадет в центр, то выиграет 100 очков.

— СТО ОЧКОВ, СТО ОЧКОВ! — надрывался монах в кимоно, заплеванном мясными крошками. Куда только подевался военный инструктор? Теперь это был вошедший в раж участник популярной телеигры. — КУ-БОК! КУ-БОК! КУ-БОК! — скандировал он как одержимый, громко топая в такт своим выкрикам.

Несмотря на эту поддержку, курица почтальонши приземлилась в зоне десяти очков. Лицо Чу Нури потемнело от разочарования.

— Та ма дееее! — выкрикнул он, молотя кулаками воздух.

Провиденс не говорила по-китайски, но поняла, что эти слова явно не означают поздравления.

Вскоре курица снова взмыла в небеса и перелетела через гору. Молодая женщина изнемогала от усталости. Боль пронизывала ее руки сверху донизу.

— Вы уверены, что это необходимо? Может, я теперь попробую летать сама, по-настоящему?

— Полет требует предельной концентрации и энергии. Лучше вам приберечь силы для нужного момента. Кроме того, не забудьте, что ваш полет будет долгим и крайне утомительным. Это ведь многие тысячи километров. Так что не стоит вам сейчас перенапрягаться.

— А вы думаете, я сейчас не перенапрягаюсь? — обиженно буркнула Провиденс, уронив ноющие руки.

Курица на экране спикировала на вершину елки и разбилась о древесный ствол. Game over.

— Вот так вы бы погибли, будь это в жизни, — сказал монах.

Однако, убедившись в твердой решимости своей ученицы и сочтя ее готовой сразиться с судьбой, Чу Нури все же пошел за Инь Яном, чтобы приступить к стрижке.

Провиденс, облегченная на несколько граммов волос, послушно ждала в коридоре. Вскоре показались монахи; они шли вереницей, и каждый держал руку на плече впереди идущего, как в цепочке на народном гулянье. Настало время прощания. А вместе с ним и время последних наставлений.

— Вам идет, — сказал Отец-настоятель, указав на новую стрижку молодой женщины.

— Спасибо. Нет ничего лучше новой прически, чтобы успешно начать новую жизнь.

— Это верно. Ну, хорошо. Итак, будем считать ваше обучение законченным. Властью, данной мне высшими силами, я объявляю, что отныне вы способны летать.

— Легко вам говорить, пока я тут, на земле, — скептически сказала Провиденс. — А вот когда я окажусь там, в небе…

— Когда вы окажетесь там, в небе… — подхватил Пинг.

— … вы сконцентрируетесь и будете изо всех сил махать руками, — продолжил Понг так, словно эта парочка клонов разыгрывала партию в пинг-понг на словесном столе.

— А если меня что-то отвлечет? Или я перестану махать руками?

— Тогда вы упадете, — отрезал Чу Нури.

— Как в той игре?

— Как в той игре. И — Game over. Не забывайте: в реальности у вас только одна жизнь.

— Н-да, в откровенности вам не откажешь. Ну, а как с более практическими вопросами?

— Например? — спросил Инь Ян.

— Э-э-э… ну, вы понимаете… как с этим…

— Вы имеет в виду туалет?

— Вот именно.

— Очень просто: слегка оттянете край трусов и… ваша моча распылится в атмосфере.

— Распылится?

— Распылится.

Чу Нури сопроводил свой ответ резким выбросом кулака в воздух. Провиденс поежилась.

— И еще… Я собиралась взять с собой в рюкзаке немного воды и чего-нибудь поесть, — призналась она. — Полет-то будет долгим. А мне понадобится много сил и энергии.

— Но ведь я же предупредил, что вы должны весить как можно меньше. Вспомните правила номер один, два и три! А вы толкуете о каком-то рюкзаке. И потом, знаю я вас, дамочек: вы просите рюкзак, чтобы положить в него воду и пару печеньиц, а насуете туда косметичку, тампоны, жвачку, компрессы, мобильник и прочую ерунду.

«Вот ужас-то! — подумала Провиденс. — Каким образом Чу Нури в курсе насущных женских проблем? Может, до того как стать монахом, он вел совсем другую жизнь? Может, он тоже «продал свой “феррари”»? Провиденс покраснела от стыда.

— Вы правы, забудем о рюкзаке!

— Надеюсь, вы не ожидаете, что там, в небе, вас ждет обед! — воскликнул инструктор с гранитным ликом. — Как, например, в самолетах? Вы когда-нибудь видели птицу с рюкзаком на спине? Я лично — никогда! Все необходимое вы найдете на земле. Вам нужно всего лишь спуститься и перекусить. А что касается воды, будете пить облака.

— Облака?

— Да, и это очень даже приятно, — подтвердил Пинг. — Ведь облака состоят из воды, распыленной в атмосфере..

— …и очень чистой воды, — добавил Понг. — Поскольку она еще не заражена земной грязью.

— А вы сами-то пили ее когда-нибудь, эту облачную воду?

Оба монаха нерешительно помолчали. Потом спросили хором:

— А вы когда-нибудь пробовали дождевую воду?

— Дождевую? Да, когда была маленькой.

— И, как видите, не умерли! — воскликнул Инь Янь. — Так вот, облачная вода — это то же самое.

— И последний совет: никогда не приближайтесь к грозовому облаку, — провозгласил Отец-настоятель самым что ни на есть серьезным тоном. — Внутри могут оказаться глыбы льда, которые вращаются с сумасшедшей скоростью, как в гигантской стиральной машине. Они пробивают дыры в фюзеляжах самолетов, так что представьте себе, во что они способны превратить человеческое тело. Вы мгновенно погибнете. По мощности такое облако эквивалентно двум атомным бомбам. Избегайте их. Не переоценивайте свои силы. Особенно при такой встрече. Видите ли, в Тибете существует куча всяких философских учений, касающихся всего на свете, но даже там никто не знает, как укрощать облака. А жаль!

— Но как мне распознать такое облако?

— Это нетрудно… — ответил Пинг.

— …оно похоже на поварской колпак, — добавил Понг.

— Или на большой кочан цветной капусты, если вы ближе знакомы с овощами, чем с поварскими колпаками! — счел необходимым уточнить Отец-настоятель.

Провиденс улыбнулась и демонстративно посмотрела на часы, намекая монахам, что ей пора.

— Спасибо вам за теплый прием и за все, что вы для меня сделали. Я никогда не забуду эту прекрасную встречу.

И она нежно погладила Отца-настоятеля по плечу.

— О, мы тоже много чего от вас узнали — и о вас, и о мире, — сказал он в ответ. — Вы всегда торопились, и это было вашей ошибкой. Что ж, errare humanum est[6]. Именно поэтому у карандашей на заднем конце есть ластик. Внешний мир слишком торопится, ему некогда остановиться и полюбоваться прекрасными вещами, оценить красоту солнечных закатов и любовь, сияющую в глазах всех его детей. Мир — это младенец, который желает летать прежде, чем научится ходить. Я не вас имею в виду, — просто очень уж быстро все идет. Интернет и прочее. Информация едва успевает поступить к нам, и глядь, она уже стала прошлым. Она умирает еще до рождения. А здесь, у нас, умеют наслаждаться красотой. Здесь не учатся водить истребители до того, как научатся возить обыкновенную тачку.

Теперь Провиденс знала, откуда у Мэтра Юэ эта склонность к метафорам.

— Сегодня около полудня, — продолжал монах, — вы поехали к Мэтру Юэ на станцию «Барбес», что на севере Парижа, а затем прибыли сюда. Сколько времени вы потеряли в общественном транспорте! И сколько провели здесь, в медитации и обучении полету! И ни разу не задумались над этим. Ваше сердце терзает боль, ваша дочь умирает, и мысли ваши заняты только одним — поехать за ней и спасти; тем не менее вы провели часть этого знаменательного дня с нами. Я пытался вам внушить, что время нужно заслужить. Что нужно предоставить времени достаточно времени, как гениально поет Дидье Барбе-ливьен. Или это пел Хулио Иглесиас? Не помню точно.

Провиденс вздрогнула. Значит, тибетские монахи и впрямь знают Хулио Иглесиаса?

— Раз уж вы о нем заговорили, я хочу вас спросить. Только что в спортзале, когда я ждала мэтра Чу, мне послышалась песня «Бедняга» на китайском. Я не ошибаюсь?

— О, у вас весьма тонкий слух, моя милая. Наш Мэтр-54 (вообще-то 55, но мы сократили его на размер, чтобы не путать со мной) занимается музыкальной программой монастыря. Он у нас что-то вроде диджея, типа Лорана Гарнье, но с более каноническими вкусами…

— С более каноническими?

— Да, можно сказать, что Хулио Иглесиас — самый азиатский из всех ваших европейских певцов. Он в полной мере проникся нашим способом мышления и пропагандирует правила, которым мы следуем ежедневно. Я думаю, что для каждого трудного момента в жизни мужчины или женщины найдется какая-нибудь песня Хулио Иглесиаса. Мало того что этот идальго выглядит загорелым в любое время года, в его песнях всегда можно найти ответ на любые вопросы, а слова отличаются поразительной точностью. Взять хотя бы названия — «Мир сошел с ума», «Мир прекрасен», «Всегда кто-то проигрывает», «Я забыл, как жить…». Сам Конфуций не мог бы выразить это лучше, чем Хулио. Он — провидец, так же как Жюль Верн и Юлий Цезарь. Приходится верить, что все Хулио, Жюли и Юлии — провидцы.

Провиденс не верила своим ушам. Как это ее угораздило попасть к этим внеземным существам, возводившим храм своей жизненной философии на душещипательных песенках эстрадного шансонье совсем другой эпохи?!

— Знаете, как звучит наш девиз? — продолжал монах. — «Когда мы не вяжем одежду с запахом сыра, мы слушаем нашего Хулио, живого кумира!»

— Да, я уже сумела оценить ваше пристрастие к остроумным изречениям. Например: «Здесь не учатся водить истребители, пока не научатся возить обыкновенную тачку». Ну и другие в том же духе.

— Хм… Ладно, вернемся к тому, что я вам говорил до того, как наша беседа свернула к испанскому варьете, — сказал старый монах. — Вы обладаете врожденной способностью летать, Провиденс. Этот дар живет в вашем сердце. Вы родились с этой невыносимой легкостью. С невыносимой легкостью, свойственной влюбленным почтальоншам.